моложе своей начальницы. Вот с ней вышло много говорильни, я даже слегка подустал. Как выяснилось, — официально тюрьма находится под управлением двух человек — начальника и её заместительницы. Только если первая из этой пары решает вопросы, так сказать, «глобального порядка», — соблюдения прав заключённых, охраны и безопасности, то вторая курирует более разнообразный спектр задач: снабжение, образование, медицину, воспитание и подсобное хозяйство при учреждении.
Возможно поэтому, заместительница интересовалась буквально всем: как себя чувствую, какое у меня первое впечатление, планы на будущее, прошлые дела и ещё до фига всяких вопросов, на которые мною давались уклончивые ответы. Беседа началась с информирования о том, что в данный момент я нахожусь в провинции Кенгидо, в тюрьме «Анян». Это одно из двух корейских исправительных учреждений для несовершеннолетних девочек. Это примерно в тридцати километрах от Сеула. И понятия «колония» или «тюрьма» три года назад заменены в официальных документах на словосочетание — «институты коррекции поведения».
Услышав слово «институт», подумал, что не особо покривлю душой, если в дальнейшем стану говорить о наличии в своём «портфолио» пятилетнего «обучения», по окончании которого получил «диплом школы жизни».
Воспользовавшись тем, что общение с «замом» происходило не только лишь в одну сторону как с начальницей, поинтересовался — «за какие грехи отбывает контингент?». Ответили — «за всякие». Есть убийцы младенцев (родила — выкинула нафиг), есть «душегубы дорожные». Усесться за руль автомобиля в Корее можно ещё до совершеннолетия. Затем «зевок» на дороге, и нате вам, — нечаянно перееханный соотечественник, ставший трупом. Наличествует и «классика», — девушки, однажды потыкавшие чем-то острым в неугодную им личность. Но относительно них меня успокоили, — мол, подобных единицы, и они на особом контроле. Поэтому, не парься.
Зато имеется значительное число «отбывающих» за употребление наркотических средств. О «дурман-траве» и прочей «химии» говорят, — такого в Корее практически нет, поскольку сроки за распространение дают «конские», и, как следствие, всё очень сложно достать. Но, как видно, — реальность не коррелирует со слухами. Раз «наполняемость» по данной статье велика, — значит, народ с «трудностями» справляется, где-то «вещества» себе находит. Достаточно много девочек сидит за буллинг. Или, если не использовать нейтрально звучащие англицизмы, а называть вещи своими именами, — за «доведение до самоубийства» одноклассников. Такая вот весёлая школьная жизнь в Республике Корея. Кроме всего перечисленного, есть эти, которые — «лёгкого поведения». Этих тут тоже хватает.
В общем, в колонии «напихано» как в Ноевом ковчеге, — каждой твари по паре. Однако и на фоне этого «зверинца» я-таки сумел «выделиться». За дезертирство тут ещё никто и никогда не сидел. Несомненный повод для гордости. А также лауреатов «Грэмми» и «Хьюго», тоже, — не сиживало. То есть, — у меня есть двойная причина кичиться. Плюс из этого можно составлять различные комбинации, — гордиться либо сразу всеми этими фактами, либо каждым по очереди, ну или парами, в зависимости от настроения. В жизни должна быть возможность выбора. Если её нет, тогда ты раб, привязанный неразрушимой цепью к своему единственному варианту. Посему в этом плане у меня всё хорошо. Я — свободная личность. Только, правда, в тюрьме сижу. Но это — такое, как говорится. Нюансы…
Ещё узнал, как народ здесь время коротает, в ожидании освобождения. Вначале ушам не поверил, когда услышал. Решил было — шутка. Но, оказалось, — нет, всё взаправду. К сунын они тут готовятся! Людей нужно занимать, иначе те от безделья начнут проламывать бошки друг дружке. Поскольку у собранных здесь природные склонности к этому имеются, а у некоторых они подкреплены ещё и практикой, то результат длительного сидения в закрытом пространстве более чем предсказуем. Администрации это ведомо, и она, при помощи процесса обучения, рассеивает избыточную энергию молодёжи. Якобы готовит своих подопечных ко «взрослой жизни», которая будет становиться всё лучше и лучше с каждым ростом полученных за экзамен баллов. Сунын можно сдавать столько раз, сколько пожелается. Поэтому, отбывающие наказание экзаменуются здесь каждый год, стараясь увеличить личный результат. На мой взгляд, — занятие абсолютно бредовое, но время тратится, девочки учатся, веря, что от этого им будет польза. В итоге все довольны, включая проверяющих.
Кроме прогрессирующего отупения (в результате постоянного зазубривания ответов на тестовые задания), в исправительном учреждении практикуют и «трудотерапию». Хотя все отбывающие здесь срок — несовершеннолетние, но пять часов работать «на дядю» закон им дозволяет. В результате подобной юридической уступки, на территории имеется небольшой цех пошива одежды. Работа на производстве ведётся посменно, перемежаясь подготовкой к сунын. И мне тоже придётся научиться портняжному искусству, вне зависимости от того, — хочется мне этого или нет.
— «Полученная профессия может пригодиться в будущем». — наклонившись через стол, доверительно пообещала мне замначальница.
В ответ я с грустным видом пожаловался на слабую фантазию, которая никак не даёт представить себя за швейной машинкой.
«Не нужно напрягаться.» — посоветовали мне, перед этим вначале недоверчиво посмотрев. Мол, — всё увидишь «в реале».
Далее вторая по значимости шишка в «институте» рассказала весьма милую и, в какой-то мере, может даже душещипательную сказку о том, что «корейцы своих не бросают». Особенно, — молодёжь. И если кто-либо из подростков оступился и попал сюда, то это совсем не означает для него конец всего. Нация очень заинтересована в исправлении несовершеннолетних нарушителей закона и становлении их сознания на правильные рельсы, ведущие к станции с названием «Полноценный член общества». Это особенно актуально для лиц женского пола, ибо они — потенциальные матери и, поэтому, ответственные за воспитание своих будущих детей. Поэтому в здешнем «институте» созданы максимально подходящие условия для «перевоспитания» девочек.
Раньше, может быть, я в такое и поверил, услышав, что речь идёт про Южную Корею. «Раньше», — это когда ещё жил на своей, «прошлой», Земле. Но после того, как меня «кинули» в этой «замечательной стране», точно уже больше трёх раз, хотя Бог — «троицу любит», подобные «разговоры в пользу бедных» больше не вызывают в моей душе никакого эмоционального отклика. Разве только саркастическую ухмылку.
Однако я не стал комментировать услышанное и просто покачал головой, думая — «да, да, конечно. Плавали — знаем!». Только моя собеседница, видимо, интерпретировав моё движение как «понимание и готовность быть участником команды», решила меня приободрить.
«Понимаю, что сидеть за швейной машинкой, — совершенно не твой уровень.» — сказала она. — «Но не работать здесь нельзя.»
Далее замначальницы взялась многословно объяснять, почему «нельзя». Выслушав, понял следующее: капитализм здесь давным-давно, а одним из его основополагающих постулатов является идея о том, что всякий труд должен быть оплачен. Плохо ли, хорошо ли, — это другой вопрос. Но не заплатить нельзя, ибо тогда это уже коммунизм или феодализм. Поэтому продукция, созданная в пошивочном цеху, продаётся заказчику, а выручка — делится между «институтом» и его «студентками». Заработанные деньги арестантки могут потратить в местном магазине, покупая себе еду или предметы гигиены лучшего качества. Средства на содержание пенитенциарных учреждений государством выделяются, но не в том объёме, чтобы подростки-зэчки после приёма пищи не ощущали лёгкого чувства голода, а женские прокладки не смахивали на «мягкую влагостойкую наждачную бумагу». По заведённому порядку, каждому заключённому в тюрьме открывается персональный счёт, на который он может получать деньги. Например, — от родственников. Только, опять же по правилам, потратить из них можно не более десяти тысяч вон в день. Если перевести в доллары, то получается десять баксов. Что можно купить на такую сумму? Ничего, серьёзно улучшающего комфорт. Однако, руководство тюрьмы, не выходя за рамки закона, нашло выход из данной ситуации. Прибыль, полученную от коммерческой деятельности швейного цеха, администрация направляет на улучшение быта и пребывания заключённых. Например, — покупает в столовую более калорийные продукты, приобретает лучшего качества ткань для пошива роб, нормальное нижнее бельё, плюс всякие дополнительные «ништяки» к национальным праздникам и дням рождения узниц. В общем, старается, чтобы жизнь «сиделицам», казалась если не мёдом, то хотя бы не полной безнадёгой. Поэтому швеям-мотористкам деньгами платят мизер, а потраченный труд возвращают им натурой, — в виде лучших условий существования. Только пошив, понятное дело, хорошо, но больше определённой суммы от производства не получить, хоть уработайся на нём в ноль. А расходы постоянны и, вдобавок, — пытаются вырасти. Исходя из этого
