руки. Федот с готовностью замер.
— Ладно. Верю, — сказал я.
Не поверить было сложно. Федот красочно и во всех деталях описал ощущения, которые испытывал я сам — стоя в телефонной будке. Что-то подобное мы с Витманом и предполагали. Никаких резонов ни для того, чтобы меня предать, ни для того, чтобы вдруг возненавидеть, у Федота объективно не было.
Федот с облегчением выдохнул. Предложил:
— Угоститься не изволите ли — чем бог послал?
Распахнул дверь тумбочки, принялся вытаскивать оттуда какую-то снедь.
— А ты тут, смотрю, хорошо устроился, — усмехнулся я.
— Да есть у меня зазноба, — расплылся в улыбке Федот, — справная баба. Как узнала, что со мной приключилось — мигом прибежала. Столько понатащила — хоть богадельню открывай. Клавдия Тимофеевна говорят, насилу от её забот отбились… Вот, не угодно ли? — Он развернул вышитую салфетку, разложил на тумбочке ватрушки и ещё какую-то выпечку. — Угощайтесь, ваше сиятельство!
— Спасибо.
Я сел на стул, которым пять минут назад едва не огрёб по затылку. Взял ватрушку. Бессонная ночь, дополненная двухчасовой тренировкой, давала о себе знать: жрать хотелось здорово.
— Скажи мне вот что, Федот Ефимович.
— Весь внимание, — мгновенно подобрался Федот.
— Этот вот бес, о котором ты говоришь… Ты ведь его не видел, так?
— Истинно так, ваше сиятельство. Не видал.
— А кого видел? Расскажи подробно — всё, что было, с той минуты, как я ушёл.
— Поначалу — тихо было, — принялся вспоминать Федот. — Я прислушивался, но ничего не слыхал. А после вдруг дверь распахнулась — та, за которой ваше сиятельство скрыться изволили. Тихонько так. Я, было, подумал, что это вашему сиятельству потребно чего. А потом гляжу — не вы. Хлопец незнакомый выскочил, лет двадцати на вид. Я — к нему. Думаю — ежели это не вы и не товарищ ваш, то, стало быть, тот, за кем приехали? Стой, говорю, су… собака!
— А он?
— А он руку поднял. Ладонь засияла — как это у вас, аристократов, полагается. Ну, думаю, влип. На мага нарвался. Ну и, того.
— Что — того?
— Выстрелил, — пояснил Федот. — На мне ж амулет защитный был, да и сам я не пальцем деланный — в сторону бросился, колдовство самым краем задело. Не убило. Да только и пареньку тому моя стрельба — что мёртвому припарка. По-другому рукой шевельнул — и пуля, которая в башку его летела, словно на стену наткнулась.
— Щит, — кивнул я. — Дальше?
— А дальше он убёг. Так вчесал, что аж пятки засверкали. Я ещё подумал — гневаться на меня будете, что упустил, да только поди его догони! А и догоню — что толку? Мне, старику, против молодого мага — разве выстоять? Кабы он обычным человеком был, ещё бы можно было рыпаться. А так-то… Не серчайте, Константин Алексаныч.
— Подожди, — нахмурился я. — Ты хочешь сказать, что Златослав убежал, и больше ты его не видел?
— Именно так.
— Точно убежал? Не спрятался где-то поблизости?
Федот улыбнулся:
— Точно. Уж в этом меня не обдурить. Чай, не вчера родился, и не в первый раз… гхм… такими делами занимаюсь, в общем. Убежал, и дух его простыл — в этом хоть перед иконой поклянусь.
— А кто же тебя тогда заколдовал, если он убежал?
Федот задумался.
— Не могу знать, ваше сиятельство.
— Вспоминай! — приказал я. — Точно никого больше рядом не было?
— Дак, помилуйте! Кому там быть-то? Ночь на дворе. Лихие люди — и те об эту пору спать ложатся, потому как ловить больше нечего. Кого можно было — уж всех общипали. Разве что…
— Что?
— Да ну, ерунда, — Федот махнул рукой. — Мелочь, право.
— Мелочь или нет — это я буду решать. Кого ты видел?
— Китаец мимо проковылял. Тележку вёз — старьевщик, видать. Он сперва ко мне шёл, да я шуганул. Ствол показал. Он закивал, залопотал по-своему — дескать, понял, — и утёк подобру-поздорову.
— Китаец? — удивился я.
— Ну да. Узкоглазый, с косичкой.
— Ты так говоришь, будто китайцы тебе на каждом шагу попадаются. Мы с тобой вроде в России живём.
Федот улыбнулся:
— Шутить изволите, ваше сиятельство? Будто не знаете, что этих косорылых в Чёрном городе — цельный квартал.
— Ах да, — «вспомнил» я. — Точно. Целый квартал… И откуда же этот китаец появился?
Федот глубоко задумался.
— Не помню, ваше сиятельство.
— Надо вспомнить. Вот здесь — баня. — Я разложил на тумбочке салфетку, вынул из стакана Федота ложку, обмакнул черенок в недопитый морс и принялся чертить на салфетке. — Вот здесь, у входа, стоял ты. Напротив — два жилых дома, с той стороны — тупик. Откуда появился китаец?
Федот озадаченно почесал в затылке.
— Не помню, ваше сиятельство.
— Ну как так — не помнишь? Он из этого дома вышел? Или из этого? Или, может, с улицы свернул?
— Дак, в том и дело, что не помню! Как отрезало. — Федот виновато посмотрел на меня. — Кабы вы не спросили, я б и не задумался. А сейчас, пытаюсь вспомнить — и не могу. Из домов этот паразит не выходил, точно. И из проезда тоже…
— А откуда же он взялся? С неба упал?
Федот виновато развёл руками:
— Простите великодушно, ваше сиятельство. Я ведь не дурной — сам понимаю, что не может такого быть, чтобы люди брались неведомо откуда. А вот, поди ж ты! Не было никого — и вдруг, гляжу, ползёт.
— Интересно, — пробормотал я. — Чем дальше, тем интереснее. Далеко он от тебя отошёл?
— Вроде за угол свернул, — неуверенно проговорил Федот. — Хотя, может, и нет — что-то у меня, будто в тумане всё… Я про этого косорылого сразу и думать забыл! Да и вовсе, будто — напрочь забыл, для чего я тут оказался. Бес в голове шептать начал — убей, да убей! А вскорости и вы появились…
— Так. — Я наклонился к Федоту. — Ты прогнал китайца, который появился неизвестно откуда. Он ушёл — и в голове у тебя прорезался бес. Который внушил, что ты меня ненавидишь, и заставил в меня выстрелить. Так было дело?
Федот, подумав, кивнул.
— Выходит, так.
— А если так, — медленно проговорил я, — то соберись. Вспоминать ты сейчас будешь очень-очень старательно.
* * *
—… и это великое, победоносное сражение принято считать битвой, положившей конец русско-японской войне. Российская Империя в очередной раз продемонстрировала свою безусловную военную мощь. — Преподаватель истории, Леопольд Францевич Штейн, обвёл указкой написанные на доске цифры: «18.07.1905». — Запомните эту дату, господа курсанты! Восемнадцатого июля одна тысяча девятьсот пятого года в городе Портсмуте было подписано мирное соглашение. Япония безоговорочно капитулировала. По итогам соглашения Российской империи отошли Курильские острова и южная часть острова Сахалин, которой ранее владела Япония…
Обычно на уроках истории я был предельно внимателен, старался не пропускать ни слова из тех, что говорил Штейн. Не зная прошлого, не построишь будущего. Тем более, что сейчас речь шла о русско-японской войне — последней, как я помнил, войне, в которой участвовала Российская империя.
В моём мире та война завершилась совсем иначе. В моём мире и Россия была совсем другой. Здесь же, после сокрушительного поражения Японии, других смельчаков, желающих разинуть рот на самую большую и могущественную державу в мире, пока не нашлось.
Неудивительно, в общем-то, что эту лодку решили раскачивать иначе. Интригами, заговорами, шпионажем… Мои мысли снова невольно свернули к событиям прошедшей ночи.
Китаец. Чёртов китаец!..
Я отчего-то не сомневался, что «бесом», наложившим на Федота заклинание, был именно он. А Федот не вспомнил больше ничего — никаких подробностей. Ни особые приметы, ни даже одежду.
«Пощадите старика, ваше сиятельство! — взмолился он уже под утро. — Ей-богу — до того от ваших расспросов голова гудит, что хоть ложись да заново помирай. Ни с каким похмельем не сравнить… Не помню я больше ничего, право слово! Будто размазано всё. Китаец — он и есть китаец, какие уж там особые приметы? Да и то сказать — они же, нехристи, все на одно рыло…»
«Все на одно рыло» — вот что меня смущало. Слишком уж сильно смахивала эта «размазанная» среднекитайская внешность на наложенную наспех маскировку…
— Костя, что с тобой? — прошептал сидящий рядом со мной Мишель. — О чём задумался? Ты будто не здесь.
— Всё нормально. Просто не выспался.
Я в очередной раз потёр лицо. Спать мне этой ночью вовсе не довелось — в академию вернулся за полчаса до подъёма. Но недосып — это было сейчас самое меньшее, что меня беспокоило.
Китаец. Чёртов китаец…
— И всё же. Ты чем-то встревожен, — продолжал настаивать Мишель, — не отрицай, я же вижу! Я могу тебе чем-то помочь?
На языке уже вертелся ответ — после которого Мишель
