– Что такое, дядька Филимон? – Анна повернулась навстречу сгорбленной фигуре. – Дело у тебя ко мне какое?
– Да ты погоди, шустрая больно, – усмехнулся Филимон. – Вон бревнышко в тенечке, пойдем присядем сперва, а там уж и поговорим.
– Да некогда мне сидеть-то, – вздохнула Анна. – Пять десятков отроков ушли, а дел будто прибавилось. На тебя да на других наставников одна надежда. – Она окинула взглядом замершую после ухода полусотни крепость. За последние дни суета и суматоха сборов стали привычны, а теперь… Хотя, конечно, и теперь не было совсем уж пусто – осталась половина отроков, девки, плотники. Но сегодня все притихли, даже Сучок не скандалил. То ли где-то на посаде пропадал, то ли и на него общее настроение подействовало.
– Да ладно, Анюта, успеешь, – отмахнулся Филимон. – Все остальное обождет. Ты мне лучше скажи, что ты с ранеными решила?
– С какими ранеными? – удивленно вскинула брови Анна. – И при чем тут я? Для этого у нас лекарка есть.
– Ну нет, Аннушка, – неожиданно строго проговорил бывший десятник. – У кого же еще спрашивать? Ты хозяйка – тебе их нуждами и озаботиться. Это в Ратном раненые в своих семьях лечатся. Настена зайдет, посмотрит, укажет, что делать, снадобье оставит, а там уж и баб заботливых рядом хватает, да и мужи все не по разу сами через это прошли, знают, что к чему. А здесь? Семей у отроков тут нет, да и пользы-то от них… не воины. Привезут раненых – как ты их размещать собираешься?
– Так ведь, дядька Филимон, Сучок говорил, вторую казарму не сегодня завтра закончат. – Анне впору было в затылке чесать. В который раз жизнь ткнула ее носом в разницу между простой бабой и боярыней. Все ее женское естество противилось мыслям о беде и ранениях – и это сразу же после проводов! – а обязанность боярыни требовала не только думать, но и готовиться к этому!
Когда-то, когда она только появилась в Ратном, ее порой возмущали и ужасали некоторые поступки Корнея, противоестественными казались, нелюдскими какими-то, пока свекровь не объяснила ей разницу между обычным человеком и начальным. Молодая Анна долго не могла понять, зачем сотнику нужно идти против людских и божеских законов, зачем свои чувства корежить – ведь видела же, что нелегко ему иные решения даются. А с недавних пор она стала замечать то же самое и за сыном. Не учил его никто этому, откуда что только бралось… Не учил? А как же долгие разговоры деда с внуком? Когда вдвоем подолгу в горнице запирались, когда и Лавра для совета звали, но зачастую после таких бесед и дед, и внук задумчивыми ходили.
Вот и сейчас не признать правоту Филимона было нельзя, согласиться с ним – поступить противно тому, что она и другие взрослые женщины внушали девицам. Но вдруг, как ответ на ее сомнения, в памяти всплыло страшноватенькое присловье Мишани: «Надейся на лучшее, а готовься к худшему». Так вслух и произнесла:
– Что ж, выходит, надеяться надо на лучшее, а готовиться-то к худшему?
Филимон не то удивленно, не то подтверждающе крякнул и согласился:
– Мудра-а-а ты, Анюта, и впрямь – боярыня. А на то, что кто-то что-то скажет или подумает – наплюй! Неважно, что языки дурные треплют, главное, что мы ко всему готовы.
После такого напутствия действительно умудренного жизненным опытом человека мысли к насущным делам повернулись уже легко:
– Достроят казарму – место будет, но на голую лавку страждущего не положишь – значит, постели нужны.
– Постели – самое малое, ты о другом подумай, Анюта. – Филимон, кряхтя, поерзал на бревне, устраиваясь поудобнее. – Кто за ними ходить станет? Юлька не управится – ей бы только успеть повязки сменить да снадобья нужные приготовить. А кормить-поить, постели перестилать, помочь нужду справить? Да даже просто рядом посидеть, поговорить, от боли отвлечь – мальчишки же еще. Сама знаешь, и привычным к ранам воинам порой лихо бывает, а уж отроку, да в первый раз…
– Твоя правда, дядька Филимон, – вздохнула Анна. – Привыкла я в Ратном, что за ранеными их родные в семьях ухаживают, не подумала об этом. Спасибо, указал.
– Ну все сразу не охватишь, у тебя и так забот хватает, как только успеваешь. – Старый ратник успокаивающе похлопал боярыню по руке, лежавшей на бревне рядом с ним. – На то мы и наставники, чтобы помогать да подсказывать. Не только отрокам наша наука нужна, и тебе, вишь, пригодилась, – довольно усмехнулся он. – Ты сама на все не разорвешься; баб, по этой части опытных, в крепости мало, а холопкам уход не доверишь – вдруг не уследят. Тут свои нужны, родные да любящие. Поняла, к чему я веду?
– Да что тут не понять, – Анна не колебалась, – девок приставим. Только вот ведь какая незадача – мои-то дочери знают, что и как делать, за дедом мне помогали ухаживать, а вот остальные вряд ли. Учить их придется.
– Ну-ну, не так все страшно, больные да немощные в каждой семье бывают, так что многое девицы уже знают. Мы же им только уход доверим, лечить-то Юлька будет. А самых тяжелых – как Юлька скажет: или тут немного подлечим, или сразу в Ратное к Настене отправим.
– К Настене – это хорошо, дядька Филимон. – Анна покачала головой. – Только ты же сам говоришь, что она только лечит, а выхаживают их бабы. Не у всех наших отроков в Ратном семьи есть, а если и есть – то что они знают про раны, в бою полученные? Это не простуду выгонять, не стариков немощных обихаживать. Не-ет, тут продумать как следует надо. Лучше всего, наверное, на лисовиновском подворье отдельную горницу для раненых приготовить. Баб там хватает, руки заботливые найдутся…
– А с кем приказ передавать будешь? Сама-то не поедешь в Ратное, так ведь?
– А и не придется никому приказывать, дядька Филимон. Татьяна-то здесь пока. Переговорю с ней перед отъездом, она все и устроит – сама жена воина, понимает, что к чему. Да и Листвяна ей там поможет.
«Вот и будет Татьяне дело по силам. А вздумает кто из баб языком зря молоть, отговариваться да заботу о раненых на других спихивать – Листвяна там, с ней не поспорят».
– Ну смотри, тут тебе виднее, Анюта. А девок, конечно, проверить надо, кто что умеет, да подучить потом. Ну с этим Юлька справится – никому спуску не даст. Ты же им внуши сейчас: быть готовыми – не значит беду накликать.
– Ладно, с девками разберемся, а Юлька-то? Нет ее сейчас в крепости, и когда вернется – неизвестно. Достанет ли времени приготовить все? Тоже вот морока… Поругалась с Мишаней да сорвалась в Ратное. Хорошо, ворот в крепости еще нет, а то бы так хлопнула напоследок, – не сдержала недовольства Анна.
– Ой, да ладно тебе, Нютка, ворчать, не старуха, чай! – Филимон рассыпался мелким смешком. – Себя в ее возрасте вспомни. Подумаешь, поругались. Дело молодое – как поссорились, так и помирятся. Вот помяни мое слово: завтра, край – послезавтра вернется Юлька, да еще вид сделает, что по делу ездила – мать проведать, совета в лекарском деле спросить, недостающих снадобий набрать…
