Кит оттолкнулся передними лапами с перепонками между пальцев и подтянул тело ближе к нам. Я выхватил нож из висящих на поясе ножен. Полоснул по веревке, которой была привязана Фиалка. С первой попытки разрезать не удалось, и корова осталась висеть на нескольких тонких волокнах.
– Что ты делаешь?! – закричала Анрика.
Я снова ударил ножом. Веревка разорвалась, визжащую Фиалку потащило по днищу к киту. Корова вскрикнула, как человек, и исчезла в раскрытой пасти. Челюсти захлопнулись, брызнула кровь, и кит зачавкал, перемалывая добычу горловыми зубами.
В это время мы достигли рифов. Днище корабля чиркнуло по камню. Зацепившегося за рифы кита вытащило наружу, и он исчез в песчаной круговерти.
– Берегись! – вскрикнул я.
Корабль ударило о камни. Нос смялся, пробило обшивку. В образовавшуюся дыру посыпались мешки с песком. Зеленокожего выбросило из корабля. Я ударился лбом, но сознание не потерял, а только крепче прижал плачущую Анрику к остаткам мачты. В этом сейчас заключалась цель моего существования. Держать и не отпускать. До боли, до отчаянья противостоять бушующей стихии.
Не знаю, сколько прошло времени, но ураган прекратился. Стих стук по обшивке. Ветер уже не завывал, как раньше, а лишь шелестел занесенным в остатки корабля песком. Я разрезал удерживающие нас веревки, и Анрика села, спрятав лицо в ладонях. Я дотронулся до ее руки.
– Отстань! – Анрика оттолкнула мою ладонь. – Не прикасайся ко мне! Ты убил Фиалку!
– Иначе бы нас сожрал кит, – тихо сказал я. – Мне надо было его задержать.
Анрика снова заплакала. Я разгреб засыпанную песком пробоину и выбрался наружу.
Вечернее небо заливал багровый свет. С огромной скоростью проползали черные тучи. На горизонте закручивались несколько смерчей. В небе по ту сторону гряды горел огонь маяка. Корабль застрял между двух пиков, торчащих из песка, словно зубы из китовой пасти, его борта до середины были разорваны. Кит ходил вдали от гряды, не имея возможности до нас добраться. Его голова то и дело появлялась на поверхности, фонтаны песка били из ноздри на макушке, и по пустыне прокатывались тяжелые вздохи.
– Пошел к черту, – сказал я киту.
По гряде, хромая, ковылял зеленокожий. Он подошел ко мне и сел на песок, глядя в пустыню.
– Как думаешь, смерчи до нас не доберутся? – спросил я.
Зеленокожий послюнявил палец, поднял вверх, подумал и ответил:
– Не должны.
Гребень на его спине со щелчком сложился и разложился, выставив колючки. Зеленокожий подобрал с земли камень и бросил в кита. Расстояние было слишком велико, камень не пролетел и четверти пути. Из корабля выбралась Анрика и села рядом с нами, стараясь не смотреть на меня. Зеленокожий достал из сумки лепешку, разломал на три части и поделил между нами.
* * *
Зеленокожий вскоре ушел.
– Меня ждет паломничество, – пояснил он – Время убегает, как песчинки между пальцев.
– Паломничество? – удивился я.
– Да, каждый из нас выбирает свою цель в жизни, пусть даже несбыточную.
– Какая же цель у тебя?
– Дойти до края пустыни.
– Глупо, – сказал я. – Края пустыни не существует.
– Знаю, – пожал плечами зеленокожий. Думаю, что этот жест он скопировал из моих мыслей. – Но порой очень хочется верить в чудеса.
И еще он сказал на прощание:
– Ты странный, человек. Тебя будто двое. Внутри сидит другой, который не-человек. Прячется в тебе, как под панцирем. Мне кажется, ему грустно без собратьев. В любом случае я рад, что наши пути пересеклись.
Я долго смотрел ему вслед, пока маленькая зеленая фигура не растворилась в мареве пустыни.
Ночевали мы в корабле. Анрика выкопала в песке яму и отгородилась от меня обломками досок. Я почти не спал, лежал, смотрел на звезды сквозь дыру в обшивке и прислушивался к ночным шорохам. Глубокой ночью сквозь дыру заглянула огненная ящерица.
«Кыш!» – сказал я.
Ящерица потопталась у входа, щелкнула языком светящегося жука и ушла в пустыню. Лишь когда она исчезла, я подумал, что надо было ее застрелить и съесть на завтрак.
Я лежал и думал. Может быть, Анрика права и зря отправилась вместе со мной. «Я пойду с тобой, Дарен, хоть на край света, и не спорь».
«Ты все-таки решился», – сказал Стас в последний вечер, когда мы сидели на крыше каменного дома. Казалось, что мы снова в детстве, ведь точно так же мы сидели много лет назад, когда мечтали о будущей жизни.
«Ты погибнешь, дурак! И хуже того, что она погибнет вместе с тобой».
Я промолчал.
«Не совестно уводить с собой на смерть сироту? Вспомни судьбу своего отца. Хочешь сгинуть в пустыне, как и он? Молчишь? Нас становится все меньше, ты знаешь. Когда я стану вождем, для меня будет важен каждый человек. Оставайся, и я сделаю тебя свой правой рукой».
Я не отвечал, разглядывая пустыню. Далеко за прижавшимися к песку домами виднелась линия горизонта. Солнце уже спряталось, и горизонт светился багрово-кровавым цветом.
«А что, если я тебя не отпущу?» – спросил Стас.
«Тогда мне придется тебя убить», – ответил я.
Со времен моего первого удачного выстрела я всегда попадал в мишень, для этого уже не требовалось вызывать то чувство.
Лежа в корабле, я вновь увидел мираж, в котором светило желтое солнце и к небу тянулись зеленые травы. По толстому стеблю растения с широкими, как зонт, листьями ползло существо в домике-панцире. Когда в небе показались горящие сферы, существо втянуло под панцирь глаза на стебельках, а потом спряталось и само.
Под утро появился мех. Он протиснулся сквозь пробоину и подполз ближе, едва слышно гудя. Я смотрел на создание из прошлого и не понимал, сплю я или грежу. Мех подошел и выплюнул из хобота к моим ногам помятый бумажный листок.
– Это мне? – спросил я.
Мех не ответил. Тогда я подобрал бумагу, развернул и прочитал: «Идите к маяку. Мех вас проводит».
– Это точно нам? – снова спросил я.
Мех ткнулся мне в ноги, пополз к выходу и остановился у пробоины.
– Кто это? – пробормотала проснувшаяся Анрика.
– Мех, – сказал я. – Если верить записке, которую он принес, нас с тобой ждут у маяка.
Мех застрял на выходе, разбросал песок и в конце концов выполз наружу.
– Пойдем?
Я протянул Анрике руку, потом, видя, что она не собирается подавать мне свою, вздохнул и выбрался следом за мехом. На горизонте все еще бушевал ураган. Небо сливалось с землей, и беззвучно сверкали молнии. Кит, не заполучив добычу, убрался восвояси.
Мы пошли по гряде. Мех быстро полз впереди и останавливался, поджидая нас, когда мы отставали.
* * *
К маяку мы добрались, когда ярко светило солнце и от прошедшего урагана не осталось и следа. Башню увидели издалека, но только вблизи ощутили все ее величие. Высоко на шпиле вторым солнцем горел фонарь. Внизу, у четырех вгрызшихся в землю металлических ног, приютился домик без окон – каменный куб с металлической дверью. Позади него из песка торчали большие зеркала.
Анрика смотрела завороженно, вцепившись мне в руку.
– Не может быть, – шептала она.
Наша жизнь – это песок и приземистые дома города – изъеденный бурями камень, а здесь – уносящаяся ввысь стрела.
– Может, – сказал я.
Башня будто до сих пор пронизывала космос. Перед глазами возникло черное пространство со звездами, бесконечность полета, и я помахал головой, прогоняя видение.
На самом солнцепеке стоял, раскинув в стороны руки, голый по пояс бородатый человек.
– Нравится моя башня? – спросил он, опуская руки и делая шаг нам навстречу.
– Нравится, – подтвердил я. – Это ведь главная антенна с «Центавра»?
– Не-е-ет! – рассмеялся хозяин башни. – Это третья вспомогательная, с-с-с лаборатории. Да что же это я! – встрепенулся он. – Ко мне гости, а я даже не представился! Борода! – протянул он руку. – Михаил Борода.
Речь его была странной, будто человек нарочно неправильно произносил некоторые слова.
– Дарен.
Я пожал руку владельцу маяка, разглядывая густую, с сединой, растительность на его лице.
– Понятно, откуда такое прозвище.
– Это не прозвище, – вновь засмеялся наш собеседник. – Это у меня фамилия такая – Борода. Очень приятно.
Следом представилась Анрика. Михаил поднес ее ладонь к губам и поцеловал.
– У меня была такая же дочка, как ты, – сказал он. – Еще тогда, когда мы только вернулись на Землю.
– Как?! – удивилась Анрика. – Разве ты Вечный?
– Ну, так меня тоже называют, – почему-то смутился Борода. – Я один из генно-модифицированных пилотов с «Центавра». Во мне есть часть от дерева. Знаете, не из тех чахлых кустиков, что цепляются за жизнь среди песков, а гены настоящего древнего гиганта, который с-стоял, не сгибаясь от шквального ветра.
– Сверкающий изумрудной зеленью, – проговорил я, и Михаил странно на меня посмотрел.
– Идемте в дом. Прошу вас, – сказал он.
Открыв металлическую дверь, Борода пропустил нас вперед. Я заметил, что он стесняется присутствия Анрики, но всячески пытается это не показывать. Общее впечатление, которое возникло, едва мы переступили порог, – неряшливость. Она проявлялась во всем: в лежащей на пыльном столе зажаренной огненной ящерице, в оставшейся на табурете миске с чешуей и внутренностями, в потухшем очаге, возле которого стояла незастеленная кровать. Под потолком тускло светила припорошенная пылью «вечная» электрическая лампочка. Единственной вещью, за которой, казалось, ухаживали, был меч, висящий в ножнах над массивным сундуком в углу комнаты.
