— Шахин, прекрати сейчас же! — потребовал Гостемил.
Но воин в черном прекращать не собирался. Гостемил отступил на шаг, и еще на шаг. Воин теснил его к забору какой-то лавки, странным образом не охваченной еще огнем. Гостемил начал маневрировать, но каждый раз воин преграждал ему путь. Гостемил попробовал, сделав обманное движение, проскочить у воина под локтем, не рассчитал, и следующим ударом воин выбил сверд у него из руки.
Распрямившись, Гостемил стал ждать неминуемого. Вот уже воин занес руку для следующего, смертельного удара. Вот лезвие пошло по дуге вниз, к шее Гостемила. И в этот момент слева от воина возникла тень. Гостемил только и успел, что крикнуть — «Нет!»
Хелье в прыжке схватился за плечо воина в черном, будто воин был дерево, на которое Хелье собирался залезть. Мелькнула в неожиданном месте сталь, и воин рухнул на землю с перерезанным горлом. За Хелье бежали двое в черном. Он обернулся и накинулся на них.
Гостемил упал на колени возле убитого и снял с него шапку. И сперва ничего не понял. Но где-то рядом полыхнул столб пламени, и в его свете Гостемил разглядел черты лица убитого. Это был не Шахин.
С неимоверным облегчением Гостемил поднялся на ноги, и в этот момент в левое предплечье ему вонзилось копье, в бок ткнули свердом, а голову справа достали чем-то тяжелым и твердым — палицей ли, поммелем, он не знал. Гостемил упал на спину и потерял сознание.
Когда он очнулся, бой все еще был в разгаре, хотя ряды сражающихся основательно поредели. Гостемил осознал, что его куда-то тащат, взяв под мышки, и ругаются. Он попробовал шевельнуться и не смог. Он услышал обрывок перебранки:
— Отойди!
— Гостемил!
— Не мешай!
— Ты без меня не сможешь!
— Я тебе шею сверну!
— Дура! Ты сделаешь хуже! Не хватай, как попало!
Он снова потерял сознание.
Воевода Костюха Рябой, смещенный Владимиром и Вышатой, протестовавший против посылки войска на юг пока ему не пригрозили острогом, и поступивший под вымышленным именем в ополчение, погиб в этом бою.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ. УТРО СЛЕДУЮЩЕГО ДНЯ
Ночью сражаться неудобно — темно. После свалки у пристани битва продолжалась фрагментарно, короткими вспышками по всему городу. Несколько домов зажгли, выкуривая прятавшихся в них фатимидов, но ближе к полуночи мокрый снег неожиданно сменился ливнем, и ливень не прекращался до утра — целые водопады леденящей влаги обрушились на город, остановив пожары. Какой-то части фатимидов удалось бежать на уцелевших ладьях. Остальные, большинство которых принадлежало к отборным войскам, в плен сдаваться не желали и со зловещими улыбками шли на верную смерть, иногда даже бросив оружие.
Сделался серый влажный рассвет. Стычки продолжались, но все реже и реже. Отряды ярославова войска отбирали квартал за кварталом, не пропуская ни проулка, ни дома, обыскивая подвалы, забираясь на чердаки. Ярослав с двумя дюжинами ратников вошел в детинец, оглядел терем, и направился в Десятинную. Там его ждали жена и дочери. Через некоторое время в детинец вернулся его сын Владимир, усталый, взмокший, с перевязанным плечом, небрежный в одежде, со сверкающими глазами и со свердом в руке. И тоже сунулся в церковь. Ярослав вывел его из церкви и с размаху залепил сыну пощечину.
— За что? — возмутился Владимир, проливший кровь из плеча за Киев.
— За глупость, стоившую многих жизней.
Чуть поразмыслив, Ярослав отдал приказ десяти ратникам охранять дом магометанской семьи от любителей повозмущаться и помахать кулаками и дубинами при гарантированной личной безопасности. Христианскому правителю не к лицу опускаться до мелкой мести.
В подвале крога на Боричевом спуске люди Ляшко обнаружили прятавшегося там, дрожащего Судислава и быстро доставили в срочно прибранную гостиную каменной части терема. Ярослав, присев на скаммель, некоторое время мрачно рассматривал брата.
— Говорят, ты принял магометанскую веру, брат мой. Слышал я, что в разных весях она разная бывает. Судя по твоим помыслам, ты выбрал самую ярую степень веры той, которая велит магометанину, увидев неверного, убить его тут же. И решил ты начать с Киева. Целый город неверных!
— Что ж, брат мой, — ответил Судислав. — Убей меня, как убил ты остальных. Как убил ты Мстислава.
Ярослав улыбнулся мудрой улыбкой.
— Я не собираюсь перед тобою оправдываться, — сказал он. — Только замечу я тебе, что вера магометанская для лесов да оврагов не подходит. Секта магометан, к которой ты по слухам принадлежишь, поклоняется убийству и смерти. А люди вроде меня любят почему-то жизнь и жизнеутверждающие помыслы. Смерть, если любить ее, становится уныла и скучна. И люди, ее любящие — страшные, сильные, но очень, очень скучные. Как ты сам. И мысли у тебя мрачные, и сам ты мрачный, брат мой.
— Ты бы тоже был мрачный на моем месте.
— Ты имеешь в виду, что во Пскове жизнь унылая? Так ведь тебя никто не заставлял править Псковом. Отказался бы, переехал бы в какое-нибудь веселое место, хоть бы и в Веденец. А ты думал, что для увеселения твоего я тебе Левобережье отдам вместе с Тмутараканью?
— Попомни мои слова, Ярослав, ты плохо кончишь. Тебя будут ненавидеть.
— Меня и так ненавидят. И иногда мне хочется как-то эту ненависть оправдать. Меня называют деспотом, тираном, кровопийцей. И если я велю сварить тебя в кипятке, репутацию мне это нисколько не испортит. Скажи, ты действительно принял магометанство?
— Нет, — мрачно сказал Судислав.
— Я так и предполагал. Человек ты по-своему практичный. На это косо посмотрели бы твои союзники, Неустрашимые. Ладно. Посиди пока что в остроге, на этой неделе я решу, что с тобою делать.
Судислава увели. После этого в импровизированную занималовку вошел Илларион.
— Здравствуй, Илларион.
— Здравствуй, князь.
— Я рад, что ты цел и невредим. Счастлив тебя видеть.
— Я тоже рад тебя видеть, князь.
— Дело деликатное, Илларион. Подойди поближе, говорить будем тихо. Речь пойдет об отстранении Хвеопемпта от должности. И назначении на эту должность тебя.
— Я польщен, князь, но смею тебе заметить, что митрополита назначает Константинополь.
— Именно это я и хочу изменить.
— Замечательная мысль, князь. Но, как ты сказал мне, когда назначали Хвеопемпта, всему свое время.
— Ты уверял меня тогда, что время настало.
— С тех пор я изменил свое мнение.
Ярослав разглядывал Иллариона. Смышленый парень, иногда бывает добродушным, но характер взрывной, скандальный. Суровые серые глаза, слегка на выкате. По слухам — сын Александра. Если это так, то возведение его в должность митрополита автоматически укрепляет союзные связи с Орденом. Сейчас Орден содействует — иногда. С Илларионом во главе русской Церкви, Орден будет содействовать всегда. Средства, люди, сведения, весь мир.
— Мы действительно слишком зависим от Константинополя, и зависимость эта тяготит, Илларион, — сказал он.
— Это так, князь. Я не против уменьшения зависимости. Я всего лишь против смещения Хвеопемпта.
— Вот как? Почему же?
— У меня есть на то причины, личные, князь.
Этот парень не умеет без споров, подумал Ярослав. Тем лучше. Все духовенство поставит на уши — попы перестанут жиреть, станут активны.
— Хвеопемпт попустительствовал работорговцам и даже, кажется, брал с них пошлину, — сообщил он.
— Нет, — возразил Илларион. — Ручаюсь, что пошлину он с них не брал.
Может он, как Дядька Урж, не знает, что такое пошлина, подумал Ярослав? Нет, не может быть. На всякий случай он все-таки сказал:
— Мы произвели обыск в казне и обнаружили большое количество монет африканской чеканки.
— Такие монеты в Киеве нынче в ходу. И не только в Киеве. Обыщи любого годсейгаре, князь, и ручаюсь тебе, найдешь такие же монеты у него в калите.
Ярославу это было прекрасно известно. И тем не менее — упрямый Илларион! Князь нахмурился.
— Хвеопемпт дал благословение войску, ушедшему по приказу моего сына неизвестно куда и оставившему город на произвол судьбы, — сказал он, открывая настоящую причину своего недовольства.
— А что он должен был делать?
— Он должен был вразумить Владимира и Вышату.
— Он митрополит, а не главнокомандующий, князь.
— Что с того, Илларион! Его ведь не заставляли давать благословение. Просто попросили. Вот и сказал бы — нет, ребята, не нужно сейчас отсылать войско, оно нам здесь понадобится.
— Об этом он не знал.
— А догадаться было сложно?
— Мы не вникаем в военные дела, князь. К нам приходят воеводы и говорят — дайте благословение. И мы делаем несколько жестов правой рукой, иногда даже не отрываясь от чтения какого-нибудь фолианта. Лишь бы отвязались. Вот так, — он поводил правой рукой, изображая благословение без отрыва от чтения.
