— Кенч… ты… чё… козел… не над… кха… — Хрипела она, но не могла ничего сделать…
— Ну, не буду ж я тебе объяснять, что мне нравятся настоящие японские женщины, плаксивые дракошки и китаянки-цундере? — Спокойно ответил мужчина, убирая пальцы из-под ее горла.
И стал ждать…
* * *
— Полинка! Полинка, твою мать! — Рычал голос. — Врачи! Вас же тут дохера! Ну, сделайте же что-нибудь!
— Да-да-да… подвиньтесь, будьте любезны! Верочка, адреналин, голубушка! Два кубика, так сказать! И давай разряд… оп-па… а не надо разряд… Пациент, так сказать, снова с нами…
— козел… не на… Ой, бля… Болит-то как!
— Какого хера ты на него полезла, на! Брюсом Ли себя почувствовала?!
Женщина в городском «голубом» камуфляже с погонами капитана полиции открыла глаза. Она лежала в коридоре реанимационного отделения. Но не на операционном столе или койке-каталке, а прямо на полу. Над ней склонился седоусый широколицый человек с лычками старшего лейтенанта.
— А я знала, что он за эту трубу схватится?! — Огрызнулась женщина. — Но, мать, торкнуло-то меня… ой, торкнуло! Все! С этого дня — никаких мультиков! Вы этого мудака взяли?
— Ага.
— Я тебе ща твое «ага» в самый анус — по самую головку! А если меня еще раз «Полинкой» назовешь…
— Так точно, товарищ капитан! Подозреваемый убит при попытке к…
— Это правильно! Хотя отчеты и отписки вы у меня теперь заманаетесь строчить. Что гражданские?
— Ушибы, порезы — ерунда. А вот один пациент пострадал… кажись, не жилец уже. После операции в реанимации мужик отлеживался. А наш клиент, видимо, приход поймал, что-то ему привиделось и он каталку с этим мужиком перевернул. Ну швы у того разошлись, капельницы повыдергивались… Там сейчас главврач суетится, но… — Седоусый покачал головой. — Прикинь, это тот, который двух гопников месяц назад прибил. Про него даже по телеку было — девку какую-то защищал. Ну, на перо и налетел… Так он с пером в брюхе этих двоих поубивал, девку на такси посадил, а сам в поликлинику пришел на своих двоих! Вот же ж… бывает… а тут какой-то наркоман придурошный…
— На перо… вот как… да уж… Бывает, Кенчи, бывает.
— Че?
— Да ниче… Чуть в гарем не залетела. Но — все мои проблемы от скрытности и врожденного цинизма, мать их… Надо срочно что-то менять… «Веди себя скромно, девочка!» Вот кто меня за язык-то тянул, мать-перемать?! Не бери в голову, Викторыч. И… за «Полинку», так и быть, прощаю!
— «Гарем»? «Скромно»? Ты это… может, полежишь еще чуток, Полина Николаевна? Видимо, не прошло у тебя… с головой. Ерунду какую-то несешь… охренеть!
— Не-а… Пойду, посмотрю на героя-любовника.
— Почему любовника?
— Это я «ерунду какую-то несу», Викторыч. Помоги подняться старой больной драконихе!
— Доктор… что вы ей вкололи-то? Все наше управление будет вам безмерно благодарно за одну упаковочку этого чудо-лекарства!
* * *
— Выдвигайтесь в точку «десять-один». — Произнес голос Акисамэ.
— Следуй… за красным кроликом… Кенчи. — Добавил голос Сигурэ.
Девушка у меня на коленях пошевелилась:
— Кенчи… что это… было… со мной…?
— Активация. — Я наклонился и прямо сквозь наши сетки поцеловал ее. — С возвращением, ящерка…
Военные вертолеты один за другим поднимались в воздух. Нам неуверенно издалека прокричали на английском приглашение подняться на борт, но я отмахнулся.
Мисаки хныкала… просто так. Улыбалась. Облегченно.
«Плакса… что-то есть в плачущей женщине, Малыш…» — Кажется, шепнул кто-то. — «Плачущей именно в твою жилетку»
«Железная гора» все еще была тут и она… одобряла.
— Какая красивая песня… — Облегченно прошептала сквозь слезы Мисаки.
* * *
Музыка стихла и неуверенный голос ведущего прокомментировал:
— Это был Шкет… и этим все сказано… Шесть… э-э-э… Семь… Семь великолепных мелодий подряд в режиме нон-стоп — такого у нас еще не было. А уж последняя тема — это что-то с чем-то… как там… «Должно быть, это любовь»… Ну, что тут скажешь — должно быть, это любовь!
Внизу о скалы лениво разбивались волны. Как любая тропинка в горах — эта петляла и терялась, но потом снова находилась. Шедший впереди Старейший посмотрел через плечо назад:
— Все очень просто, Кен-чан. Вначале мы поговорим, я тебе кое-что расскажу, тебе станет скучно, а потом… потом я буду тебя УБИВАТЬ!
* * *
— Na zdorovie, tovarischi! — Торжественно провозгласила Балалайка, встав и подняв рюмку.
Раскрасневшаяся «капитан аэромобильных войск Российской Империи» лихо опрокинула в себя водку и тут же схватила маринованный огурчик с тарелочки, поднесенной ее личным секретарем.
Огромный квадратнолицый сероглазый блондин не только успел поставить опустевшую тарелочку на место, но и подхватил шинель «капитана», соскользнувшую с плеч бизнес-леди. Через секунду шинель оказалась на плечиках на вешалке, а громила — снова был за спиной подопечной и ловко подвинул стул под почти упавшую Балалайку, подстраховав ладонью затылок женщины, чтобы та не ударилась о высокую спинку. Такое впечатление, что Балалайка рисковала вполне осознанно, получая удовольствие от этой защиты и заботы!
— Хакуби! Пятьдесят шесть композиций, золотой ты мой чайник! Пятьдесят шесть! Это ж Клондайк!
— Четыре миллиона двести тысяч иен… — Горестно качал головой лысый китаец в круглых очках. — Это ж почти четыре с половиной!
В кабинете Хакуби, кроме Балалайки и ее секретаря-телохранителя, находились два секретаря хозяина кабинета — парни с холодными глазами. Гибкие, как хлысты… или как ядовитые змеи. Семейное сходство было явным — или сыновья, или племянники. Больше никого не было в огромном помещении, обставленном в стиле богатых приват-комнат китайских ресторанов: золотые с красным вертикальные балки-колонны, нарочито грубоватая побелка стен, свисающие красные канаты, заканчивающиеся кистями, огромные веера, резные углы и фальшпанели, резная деревянная мебель, белый, «расчерченный» деревянными балками, потолок.
Хакуби, подперев голову рукой, печально созерцал подрагивающую поверхность в своей рюмке. Вздохнул, выдохнул, опрокинул… как воду — даже не поморщился. Сейчас даже его очки свидетельствовали, как же грустно их хозяину.
— А ведь у меня старое больное сердце! — Чуть не плакал он… не прикасаясь, впрочем, к закуске, которую осторожно и незаметно, с двух сторон, пододвинули к нему его парни. — Такие деньги, такие деньги! Ну, вот зачем они ему, скажите? Он же молодой! Молодой! У молодых не должно быть денег! Деньги… они же развращают! Пусть вернет, а! У него же уже есть три невесты! Три! Ну, вот зачем ему нужны эти смешные желтенькие кругляшочки, а?! Четыре с половиной миллиона — это же почти пять!
