Тощий охотник: может быть, не будем рисковать? А сделаем вот так (достает динамитную шашку).
Красная Шапочка: нет! Там же бабушка, у Волка в брюхе!
Тощий охотник: зато лес будет избавлен от опасного зверя. А благое дело требует жертв.
Из домика доносится то ли храп то ли рев. Охотники дрожат.
Толстый охотник: ну бросайте же динамит, коллега!
Тощий охотник: а вдруг Волк успеет выскочить в окно? Эй, девочка, взгляни еще раз, он проснулся, или еще спит?
Красная Шапочка снова бежит к дому, заглядывает, возвращается.
Толстый охотник: Волк спит? Хорошо. Ну, пошли!
Из домика снова рев. Охотники останавливаются.
Толстый охотник: я придумал! Девочка, ты сейчас войди, и осторожно подпили Волку когти и вырви клыки. А когда закончишь, подай нам знак, и не забудь оставить дверь открытой. Тогда мы войдем — и смерть хищнику!
Тощий охотник: вы просто гений стратегии, коллега!
Красная Шапочка скрывается в домике. Охотники ждут. Из домика раздается дикий рев Волка и крик Красной Шапочки.
Толстый охотник: мне кажется, наш план не сработал.
Тощий охотник: отступление в полном порядке и без потерь, это тоже успех. Бежим!
Охотники убегают. Из домика появляется Волк, сплевывает застрявший в зубах кусок красной шапки. У Волка морда с черной челкой и черными усиками.
Волк: кто тут мне спать мешает? Зиг хайль!
(в версии, одобренной германским оккупационным командованием, после на сцене появлялся Медведь, в шапке-буденновке с красной звездой. Разрывал Волка пополам, вытряхивая из его брюха Бабушку и Красную Шапочку, еще живых — и тут же съедал их сам. Как правило, актерами перед публикой не игралось, и в комиксы не входило).
Майор Цветаев Максим Петрович, 56 й гвардейский (бывший 1201 й) самоходно-артиллерийский полк. Польша, южнее г. Ополье
А Европа оказывается, не так велика, если ее танковыми гусеницами измерять. Вот он, Одер, течет в низине, на север-северо-запад. Как от Вислы рванули, дошли за полторы недели — правда, здесь, в верхнем течении, он сильно вглубь Польши забирает. Но форсируем его — и по карте, за ним уже собственно Германия.
Сопротивления за Вислой мы, считай, и не встречали — с тех пор, как вырвались на оперативный простор. Тех, кто воевал давно, это настораживало — кто помнил, как наше наступление от Сталинграда кончилось битвой с «тиграми» на поле под Прохорово, и из всего полка на ходу пять машин осталось. А ведь так же было, что кидали немцы нам на съедение всякую шваль, вооруженную чем попало. Так и сейчас — с «гребенками» уже несколько боев было. Что это — ну представьте штук шесть, восемь, десять, двенадцать фаустпатронов, только больших, одному человеку не поднять, да нацепить все вместе на что угодно, лишь бы ездило — легкий танк со снятой башней, бронетранспортер, броневик, или даже обычную полуторку, вездеход-«кюбель», говорят что даже на мотоциклах бывают, два ствола в коляске, но я такого еще не видел. Бьют залпами, так что могут быть опасны, кума такого калибра и нашу броню пробьет, в отличие от «восемь-восемь». Но вот с меткостью у них не то что плохо, а очень плохо, рассеяние большое, так что даже если им удается дать залп первыми… очень редко бывает, что влепят одному-двум нашим, зато после мы устраиваем им даже не бой а бойню, броня у «гребенок» совсем никакая, и стволы пустые, а перезарядиться, кто же им даст?
Нет, по уму немцы могли и на жестянках устроить нам кучу проблем. Тщательнее готовить позиции, заранее рассчитав пути отхода, лучше маскироваться и стрелять внезапно, совсем уж вблизи. Причем стрелять не всем сразу, а часть машин придерживать для прикрытия, а лучше придавать для этого хотя бы взвод «пантер». Мы бы все равно прошли — но потери у нас тогда были бы ощутимые. Так чтобы такое устроить, опыт нужен и подготовка — а у немчуры, в последний раз поймали наши нескольких из их экипажей, так щеглы совсем, у меня на гражданке такие еще за партами сидели. И за рычагами всего ничего — сказали им, «пока до фронта доедете, научитесь». Против наших гвардейцев — танкистов это даже не мясо, а просто слов нет!
У нас уже кое-кто, особенно из пополнения, язык распустил, что у Гитлера вовсе солдат не осталось. Но слишком бы это было хорошо, так что предположим, что опытные и умелые у фрицев еще есть, и где-то прячутся, чтобы ударить, выбрав момент. Так что, не расслабляемся. До Победы уже недалеко, и хочется домой живым вернуться. Когда нашему полку гвардейское знамя вручали, спросил у меня генерал, куда я после войны, и предлагал в кадрах остаться. А мне охота снова учителем в свой Кирсанов, лермонтовские места.
Самоходы в атаке второй линией идут — с нашим калибром, хорошо самых опасных зверей издали выбивать, а при неудаче наших прикрыть. Один раз и такое было, когда мы во фрицевской обороне увязли, и тут они в контратаку перешли, «тигров» выползло с десяток, и прочей швали больше раза в три. Но снаряд в сто двадцать два миллиметра, это очень убойная вещь, а два десятка таких стволов, это страшно — только три «тигра» назад убраться успели, а легкие «тройки» и бронетранспортеры остались горелым железом все. Но все равно, тот бой вышел вроде как ничья, поскольку немецкую оборону мы все же не прорвали.
Привязалось же к нам еще с того дня, как мы машины от Церкви в подарок получали, прозвище «святое воинство»! Помню, как попы молитвы читали и святой водой кропили — и хоть атеист я, как положено советскому учителю и офицеру, но удивительно, что ни одна самоходка с экипажем не сгорела — были конечно потери, и в людях, и в технике, но чтобы в бою разом и машину, и весь экипаж, такого не было, в самом крайнем случае, выскочить успевали, почти все. Хотя тут и от машины зависит — что Т-54, что СУ-122-54, снаряд «тигра» в лоб держит. У меня в первой батарее водилой Федорыч, уникум, кто еще на Халхин-Голе успел повоевать, в мотоброневой бригаде, так у него про ту технику, пушечные броневики БА-10, никаких слов, кроме матерных — за то, что у них бензобак был над кабиной, на корпусе горб перед башней приметный. А броня противопульная, но ПТР свободно пробивает, да пушечки типа наших сорокапяток у японцев уже были — при попадании, сто двадцать литров горящего бензина выливается на головы водителю со стрелком, и под ноги командиру с заряжающим. Потому даже в тех боях, хотя танки БТ и Т-26 те еще зажигалки, но у броневиков намного чаще было, «сгорел вместе со всем экипажем». А теперь, на Т-54 против «пантер» — обычно не мы, а немцы в таком положении!
Вторая линия, при прорыве подготовленной обороны. А в широком наступлении мы — противотанковый резерв корпуса. Шли себе по заданному маршруту, полк полным составом, восемнадцать самоходов в строю плюс мой командирский танк, рота автоматчиков, батарея 57-миллиметровых противотанковых, и приданный нам в подчинение дивизион легких «барбосов», взвод «тюльпанов» и зенитный взвод. Вот что за хрень — боевых гусеничных машин в полном достатке, старые Т-34 все чаще переделывают в инженерные, ремонтно-эвакуационные, или зенитные, как у нас в хвосте колонны едут, 37-миллиметровый автомат в отрытой сверху башне — и то, зампотех мой, Иван Тимофеич, говорил, что видел уже ЗСУ на базе Т-54. А нормальной брони для пехоты нету — хорошо, если «американцы» под рукой, полугусеничники, или «скауты», трофейные «ганомаги» также обычно в строй ставят, если повезет захватить целым. Так что на марше приходится солдат распихивать или по броне, или в машины к артиллеристам и тыловым.
