…«Катя, а сейчас вас куда… ах да… в тюрьму…» – Семёнов потемнел лицом…
Кстати сказать, тюрьма, располагавшаяся на – само собой, улице Тюремной – была одним из самых первых каменных зданий Владивостока… и была построена в далёком уже 1879 году, когда численность города не превышала 10 тысяч человек. Так что тогда каждый двадцать шестой владивостокский житель – сидел! Причем даже тогда, когда он ходил…
В самом начале 1904 года Владивостокскую тюрьму посетила комиссия Главного Тюремного Управления Министерства Юстиции России… и вот что она обнаружила:
«При официальной вместимости 1570 человек (из расчета 4 кв. аршина жизненного пространства на заключенного) в первый день посещения в учреждении содержались 2715 заключенных, в том числе 123 женщины, 136 несовершеннолетних и 24 иностранца. Половина заключенных находилась под следствием или ожидала вызова в суд первой инстанции. Еще 30% подали апелляцию или ожидали окончательного вступления в силу своих приговоров. В число остальных входили осужденные, занятые на ремонтных работах (148 человек), осужденные, ожидающие перевода в каторгу (147 человек) и транзитные заключенные.
В общих помещениях площадью 20 кв. аршин содержались, как правило, от 17 до 18 заключенных, в общих камерах площадью 33 кв. аршин – до 27 заключенных. Во многих камерах собственную постель имеет не каждый заключенный (наиболее вопиющим случаем, с которым встретилась комиссия, была камера площадью 20 кв. аршин с восемью койками, в которой содержались 25 человек), и заключенные по очереди спят на имеющихся койках и на полу, а остальные стоя ждут своей очереди.
Отрицательные последствия переполненности усугубляются тем, что окна камер (в том числе камер в отделении, где содержатся больные чахоткой) закрыты сплошными металлическими ставнями – „кормушками“, которые серьезно ограничивают поступление естественного освещения и свежего воздуха. И к лучшему – добавим мы, потому что в окнах многих камер отсутствовали стекла, в результате чего температура в помещении была весьма низкой. Что касается искусственного освещения, которое используется круглые сутки, в виде сальных свечей, то во многих камерах оно было явно недостаточным. Уровень гигиены также вызывал сомнение: в некоторых камерах члены комиссии видели тараканов, а заключенные рассказывали также о наличии мышей и крыс.
Оборудование камер состояло из двухъярусных нар с матрасами, набитыми свежей соломой, выносной параши на уровне пола, иногда с загораживающей занавеской, и умывальника с холодной водой. Санитарное оборудование, как правило, находилось в плачевном состоянии, у многих параш отсутствовали крышки, у ряда умывальников отломаны соски.
Во время посещения в одной из камер площадью 12 квадратных аршин без нар содержались 18 несовершеннолетних женщин, ожидающих перевода; в камере было настолько холодно, что они стояли, тесно прижавшись друг к другу, чтобы сохранить тепло. Кроме того, хотя дело шло к вечеру, а несовершеннолетние женщины находились в камере с раннего утра, им не было предложено никакой пищи.»
Ну, это понятно… война! Готовилась партия «невест» на Сахалин, да и застряла, до особого распоряжения… кормить же их никто не подряжался.
Что такое «сахалинская невеста»? А это, после отбытия срока каторги арестант получал звание ссыльного поселенца, ему выдавали из казны топор, лопату, мотыгу, 2 фунта веревок и на 1 месяц провизии – 30 фунтов рыбы, 15 фунтов солонины и 1, 5 фунта хлеба. С этими запасами на собственной спине поселенец отправлялся в глухую тайгу верст за 20, а то и за 50, где должен был построить дом и разработать участок земли.
Если же поселенцу удавалось построить дом, то он получал в виде ссуды корову и лошадь, а если поселенец был не семейным, начальство выдавало ему в сожительницы одну из прибывших на каторжные работы женщин. Женщины стали ссылаться на Сахалин с 1884 года и находились в тюрьме только пока длилось следствие, а затем отбывали особую, сексуальную, каторгу. При этом администрация не предоставляла женщинам права выбора себе сожителя, а распределяла их по своему усмотрению.
Так что перспективы у Кати и Лены были весьма радужные – например, стать рабынями такого уникума, как известный душитель Комлев, убивший 13 человек и осужденный на 55 лет каторги… выполнявший роль палача в Воеводской тюрьме, он жил расконвоированным вольняшкой, в своём дому, кум королю – вот только сожительницы у него мёрли, как мухи…
…«Ой, да Господь с Вами!» – начальник Владивостокской тюрьмы полковник Орясьев замахал на Семёнова руками…
«Какие сложности, что Вы! Вот у нас давеча надзиратель Оболмасов шесть ссыльно-каторжных на улицу погулять выпустил, а они, ракальи, вместо того, чтобы в Народный дом имени Пушкина на лекСию сходить, взяли, и купца Пронькина на тысячу сто пять рублей облегчили – вот, это была сложность…
Только вот я не понимаю – отчего Вы прямо в Каторжную слободку не отправились? Не слыхали? Да у нас она просто Каторжанкой именуется, и располагается всего в двух верстах от центра города в долине Первой Речки. Там, да – ещё в 73 году там были поселены первые 30 семейств каторжан, которые по нарядам полиции выполняют различные тяжелые и грязные работы по благоустройству города.
А уж девок-то там… да за моей тюрьмой числиться до 200 ссыльнокаторжных женщин, которых я и в глаза не видывал, состоящих служанками, ключницами у господ офицеров и чиновников, получающих от них жалованье, которое они, блядищщи, как правило, пропивают.
Другой же источник их дохода – проституция: более красивые каторжанки становятся городскими содержанками, остальные служат для временного сожительства с чернью в кабаках и притонах…
Так что никакой препоны я Вам, милостивый государь, чинить и не подумаю… кого хотите? Вот этих? М-да…
Конечно, о вкусах не спорят… но, антр – ну, скажу Вам по-секрету – есть у меня такие красючки, ма пароль! Что тут, что тут… ну, как хотите…
Подпишите только вот обязательство… ага, и по первому требованию вернуть… ага… что нибудь, детишкам на молочишко, позволите?… вот спасибо! Больше Вам никого не надобно?
И вот чего ещё – ежели эти Вам наскучат – сразу приходите, не стесняйтесь. Заменю бесплатно!»
Пряча деньги в стол, полковник Орясьев удручённо-резонёрски бормотал:«Извращенец какой-то… мало что взял сразу двоих, так ещё и девки – сплошная кожа да кости… и нашто они ему? В гимназию, что ли, ему поиграть охота?»
Зашедший в кабинет надзиратель Оболмасов, напудренный, с подкрашенными бровями, примирительно:«Да ладно тибе, кооотик… у каждого свои причуды! Помнишь, купца Федулина? Тот целый год ходил – всё искал себе одноногую – я уж хотела нашего врача попросить, чтоб какую-нито обкорнал…
