– Ты долго был в пятне? – спросила девушка, и я поднял голову.
Она поправляла одежду, настороженно разглядывая меня.
– В каком еще пятне?
– Да в том, что этот холм накрыло! Оно старое?
Я пожал плечами:
– Не знаю. Я… не местный.
– Твое имя?
Я хотел ответить «Егор», но что–то будто подтолкнуло изнутри, и с языка сорвалось:
– Разин.
– Разин… – повторила она. – А я – Юна. Юна Гало.
– Это что еще за имечко? – удивился я.
Девчонка гордо вскинула голову:
– Думай, что говоришь! Я из Меха–Корпа!
– Да мне–то что? – Я зашагал в обход фургона, чтобы осмотреть тела других преследователей. Наверняка все трое мертвы – этот, последний, сидел на мотоцикле позади водителя, которого подстрелили из бойницы фургона, и его просто сбросило на дорогу, а вот остальным точно конец.
Так и оказалось. Я быстро вернулся обратно и увидел, что Юна Гало, забравшись на кабину, пытается открыть дверцу.
– Ты наемник? – спросила она.
– С чего ты взяла?
Она повела подбородком в сторону бородача.
– По повадкам видно. Хотя не обычный, кого попало такому не обучают… Если бы в Механической Корпорации состоял, я бы тебя знала. Значит, или бывший солдат из Замка Омега, или тебя долго натаскивали в какой–то бригаде охотников за головами.
Я полез на кабину, не обращая внимания на то, что девушка отстранилась – она все еще старалась не касаться меня, – присел над дверцей, широко расставив ноги, вцепился в ручку, поднатужился и распахнул ее.
Что ответить? До сих пор непонятно, что вокруг – то есть какое это время и какое место , – но моя история будеть выглядеть фантастической в любом месте и времени. Можно соврать, что у меня амнезия после ранения, память отшибло… Но это сразу даст девчонке преимущество надо мной. Потому стоит пока прикидываться, что я все понимаю. До поры это будет удаваться, ну а дальше, когда она меня раскусит, стану действовать по обстоятельствам. Главное – тянуть время подольше, сбивая ее с толку.
Я ответил:
– Не имеет значения, откуда я. Кто за вами гнался?
– Как – кто? – удивилась она. – Сам не видишь? Монахи.
Усевшись на краю дверного проема, я свесил в кабину ноги, нагнулся и заглянул внутрь.
– Ясно, что монахи. Я имею в виду: почему они гнались? Что им от вас надо?
Водитель был мертв – когда фургон перевернулся, ему размозжило голову о боковую стойку. Интересно, почему лобовое стекло не разбилось от удара? Я потрогал его, и оно прогнулось под пальцами. Оказалось, что там не стекло, а какая–то пленка, покрытая составом вроде лака.
Заметив кобуру с ремешком, висящую на крюке под рулевым колесом, я спрыгнул в кабину, взял оружие и полез обратно.
– За этими монахами едут другие, – сказала Юна Гало. – Скоро здесь будут. Надо уходить.
– Так почему они гонятся за тобой? – повторил я, выбираясь на кабину.
– Не твое дело, наемник. Слушай, что это за странная одежда на тебе? Это же пластмасса? Где ты такой комбинезон нашел, в развалинах?
Спрыгнув на землю, я пошел вдоль фургона. В кобуре оказался револьвер, чем–то напоминавший «кольт» времен Дикого Запада. Я переломил ствол, тронул капсюли, торчавшие из барабана. На патронах не было маркировки, обычной штамповки завода–изготовителя, – они явно кустарного производства.
Защелкнув ствол, я вытянул руку, прицелился… А неплохая штука. Вес что надо, рукоять удобно лежит в руке…
– Кто в кузове? – спросил я, опустив револьвер. – Вас там минимум двое было.
– Михай, мой слуга, но он тоже мертв. – Она произнесла это равнодушно, будто Михаю на роду было написано отдать жизнь за свою хозяйку. – Монах попал в него сквозь бойницу. Наемник, ты меня слышал? Надо побыстрее уходить отсюда.
Я застегнул пояс, сунул в кобуру револьвер.
Мне надоел ее командирский тон – не знаю, кем была Юна Гало, но она явно привыкла помыкать людьми, а еще привыкла, чтобы ее слушались беспрекословно. И мне это не нравилось. Я полез в люк, бросив через плечо:
– Ну так уходи. И не приказывай мне что делать, ясно?
К полу, ставшему теперь стеной, были прикручены две железные лавки, лежанка и шкаф. Остальное ссыпалось вниз – посуда, пара сундуков… и тело седого мужчины с дырой в голове.
Я поднял ружье Михая. Оглядевшись, раскрыл один сундук – там лежала одежда, за ним второй, где оказалась всякая снедь: хлеб, нанизанные на веревочку куски вяленого мяса, банка с какой–то приправой, две большие тыквенные фляги, что–то еще… Банка была разбита, и в кузове запахло так, что я чихнул.
Стало темнее – в люке появилась голова девушки.
– Наемник! – позвала она.
Я повесил за спину ружье, прицепил к поясу подсумок с патронами и стал перекладывать еду из сундука в котомку, которую нашел в нем же.
– Что?
– Я благодарю тебя, – произнесла Юна Гало сухо. – Я должна была сразу поблагодарить тебя, но слишком растерялась. Ты спас мне жизнь. Теперь нам надо уходить отсюда. Если останешься, монахи будут пытать тебя, чтобы узнать, куда пошла я, а потом убьют.
Пожав плечами, я выпрямился, закинул котомку за спину и полез наружу. Юна шагнула в сторону.
– Сколько их еще сюда едет?
– Я точно знаю про самоход вроде этого и два «тевтонца». Возможно, их больше.
Значит, самоходами здесь называют такие фургоны… А «тевтонцы»? Уточнять я, конечно, не стал. Сжимая в руках ружье монаха, девушка смотрела на дорогу. Не оборачиваясь, сказала:
– Я богата, наемник. Хорошо заплачу тебе. Не знаю, могу ли тебе доверять, но… Я нанимаю тебя. Пять золотых. Два вперед, три – когда дойдем до места. Ты будешь сопровождать меня и охранять. А теперь идем, монахи вот–вот будут здесь! Пока ты был внутри, я осмотрела мотоциклетки. Они сломаны, придется идти пешком. – Она показала в сторону моста над пересохшим руслом.
– С чего ты взяла, что я соглашусь охранять тебя? – спросил я.
– Но ты же наемник! А я – дочь Тимерлана Гало!
– А мне что с того?
– Ты… но ты… – Юна задохнулась от гнева. Тряхнув головой, хотела что–то сказать, но передумала. Достала из кармана серебристую заколку и стала укладывать свои темные волосы.
Покопавшись в котомке, я сорвал с веревочки кусок вяленого мяса, понюхал, откусил и стал жевать. Сильно перченое, но вкусное… Впрочем, сейчас мне показалось бы вкусным все что угодно. Покончив с первым куском, я принялся за второй; достал флягу, открыл и понюхал – обычная вода. Сделал несколько глотков.
Юна Гало вытащила из–за пояса серый берет и надела поверх собранных в узел волос.
– Пять золотых – это серьезные деньги, – сказала она холодно.
