И гонит своего коня на детей. Войско кидается за ним.
Кавалерийская бригада на галопе атакует детский сад на прогулке в чистом поле… Куча разбитых копытами голов и тел дошкольного возраста. Месиво…
Воинская клятва похожа на венчальную: клянусь быть всегда вместе, в горе и в радости…
«За честь Руси, как вождь, веди нас в бой —
Я ж следую, как ратник, за тобой!».
Дополнительное условие — «за честь Руси», вкладываемое здесь в уста Годунова — куда более поздняя обработка. Феодализм — «культ личности».
* * *
Коней — всего пара десятков. В половине сёдел — охрана, гридни Боголюбского. Остальные: шесть князей, поп для принятия присяги боярской, инициатор разборки — половец Асадук, Сигурд в помощь Володше и я.
Я как-то… к княжеским кавалькадам не привык. Да ещё и коневод… то ли — лопух, то ли — специально? Точно: ещё и своего коня так поставил, что не подойти. И ведь отдельной команды — гадить мне — не было! Просто — стиль жизни, просто… не любят «янычары» — земских.
Андрей иронически наблюдает как я разглядываю правый бок подведённого мне жеребца. Не с той стороны. Обходить? Конёк нервничает, они уже все в сёдлах — меня ждут… Увалень сиволапый, мурло деревенское… Это я-то?!
Эх-ма!
И я вскакиваю в седло. Справа!
Абзац… В смысле — ездец…
Никто!!! Никогда!!! Ни в Степи, ни на Руси! Так на коня — не садится.
Это как лезть на место водителя авто через правую дверь.
— Мужик, ты чего?! Болезнь такая — «перепел»?
«Это ж все знают!».
Кроме меня. Учитесь… Аборигены…
Вскакиваю не касаясь ногой стремени — высоко подвязаны, неудобно ногу задирать. Усаживаюсь, выбираю повод, поворачиваю конька… Чудак упрямиться вздумал. Строевой выученный конь… По сравнению с Гнедко… барышня под присмотром классной дамы. Посадка… степная. Вот кто бы сомневался! И седло нерусское — арчак. А я только на таком и умею!
Ирония, насмешка на лице Андрея сменяется удивлением, уважением. Князь-кавалерист прекрасно видит все мои огрехи. Но видит и стиль. Отнюдь не типично «святорусский».
— Показывай — где там твой петух. С кобылячьим хвостом.
Конечно — никакого галопа. Шагом. Пляж наполнен людьми, лодками, кострам. От костров орут «славу». Больше и прежде всего — Боголюбскому. Тот, поворачиваясь в седле всем корпусом, высокомерно чуть наклоняет голову. Хотя причём тут «высокомерие»?! Ему просто не поклониться — позвонки в шее болят.
Как я понимаю, оптимальная поза для него — встать на четвереньки и задрать голову. Положение молящегося перед иконой. Вот так — боль отступает. Тотальность остеохондроза на Руси…? Поэтому так много чудотворных икон и церквей Покрова Богородицы?
* * *
Из всех известных в России православных храмов, церквей Покрова — 7–8%. Больше только у Николы Угодника. Что понятно: Св. Николай считается покровителем земледелия и пчеловодства, всякого домашнего скота и диких зверей. Его культ связывают с загробным миром и соотносят с реликтами культа медведя. Наследник Велеса.
Я уже говорил: перебить в почитании русских крестьян «могилу и корову» — никому не дано. Даже Пресвятой Деве.
* * *
Ребятишки из моих тверских и смоленских сперва несколько растерялись, но быстро были приведены в норму. Чарджи сам по себе — аристократ, инал ябгённый, пробу ставить некуда. Ивашка — со Свояком смолоду вдоволь находился, на всякое княжьё нагляделся. А Николашка — и обдуривать рюриковичей ухитрялся. Если не врёт. Ноготку с Мараной — вовсе пофиг. У них взгляд профессиональный: если с этого чудака всё снять, то останется говорящий кусок мяса. Ну и что в нём может быть интересненького?
Андрей, оглядев наш лазарет, толкнул, не сходя с коня, коротенькую прочувственную речь. С благодарностью за проявленную храбрость от лица «Святой Руси» и лично Царицы Небесной. На корню пресёк поползновения «а может мы того… по домам?», поскольку — «Враг сокрушён, но не уничтожен». «Раздавим гадину в её гадском логове. Овхо». Поманил богатым хабаром, громкой славой и вечным спасением.
А вот Володше пришлось слезать с коня — Лазарь встать не мог. Пришлось тверскому князю пасть перед лежащим юношей на колени, вручит ему шапку, произнести и выслушать положенные слова и подставить плечико для поцелуя.
Я уже говорил, что поцелуйный обряд в «Святой Руси» чрезвычайно развит, разнообразен и повсеместен. «Целовальник» — заведующим кабаком — из более поздних и весьма простых вариантов. Поцелуй в плечо фиксирует отношения младшего — брата или сына — к старшему. «Почитать в отца место» — формула вассальной присяги на Руси.
Исполнять все эти процедуры с лежащим было непривычно. Володша занервничал, решил, что выглядит не только необычно, но и смешно. Споткнулся, зацепился… Мои парни — деревенские. Припаданию с придыханием — не выучены. Смешки пошли. Не так чтобы хохот в голос, но слышно.
Тут Сигурд что-то бормотнул Володше на ухо. Тот раздражённо фыркнул, отмахнулся, но Боголюбский услыхал. Отцепил с пояса саблю и велел отдать Лазарю:
— Новооглашённый боярин Лазарь! Бился ты ныне с супостатами славно. Даже и саблю свою об них сломал. Верю я, что и дальше будешь рубить ворогов наших. И для того дарю тебе свою добрую саблю. Чтобы и впредь служил ты верой и правдой. Мне, и Святой Руси, и Царице Небесной.
«Вассал моего вассала — не мой вассал». Володша — тверской князь, Лазарь — тверской боярин. А Андрей не только вручает оружие отличившемуся бойцу, но требует службы, верности через голову тверского князя. Это как поступая на службу в армию «родимой Эстонии» — клясться «не щадя живота своего» в верности НАТО.
Лазарь подарок обхватил как ребёнка. К груди прижал, на глазах слёзы:
— Княже! Андрей Юрьевич! Да я…! Да за тебя…! Клянусь! Это ж такая честь…! Это ж…! Живота не пожалею! Хоть — где…! Хоть когда…! Всей душой…!
Володша влез на коня весь красный. Сам дурак: послушал бы Сигурда — себе верного человека приобрёл. А так… клинка пожадничал? Это-то люди и скажут. Лопухнулся и сам уже понял — винить некого.
Он бы так и погнал вскачь прочь! От места где стыдно. Но пока Андрей не сдвинется — терпи. Боголюбский внимательно осмотрел лагерь, велел одному из гридней спешиться — отдать коня Чарджи. Пригласил инала к дастархану:
— Ваши в наших местах — нечасты. Посидим-потолкуем-послушаем. Как оно там, где чего творится…
Увидев Мару аж завис:
— Эт… это у тебя что?
— Марана. Лекарка наша.
— Кто?! М-Марана?! Лекарка?!
— Ага. Из самых лучших.