Я смотрел, как она копается — с решительным видом, по временам сдувая с носа прядь русых волос — и. поймав себя на том, что широко улыбаюсь, поспешно вернулся к поискам.
Почти тут же я нашёл ещё один клинок — как подгадал, в пару к палашу. Это был ромбический в сечении кинжал в пол-руки длиной, с широко разведёнными и выгнутыми по сторонам клинка длинными усами гарды. Удобную насечённую рукоять венчал солид-ный конический набалдашник. Прикинув оружие в руке, я закрепил кинжал во второй пет-ле лопасти — он подошёл идеально. Я даже подумал, что отсюда он и выпал.
Танюшка тоже нашла себе один клинок — широкий, в ладонь, плоский кинжал дли-ной сантиметров тридцать, с простой, но удобной пожелтевшей костяной рукояткой в мелких выемках. На одной стороне лезвия — в две трети длины где-то — шла пилка, и я уже настроился приколоться, что девчонки даже в оружии видят инструмент… но пе-редумал. Пилка в самом деле могла оказаться полезней моего палаша.
Под руку мне попались три цельнометаллических кованых ножа с широкими конца-ми — метательные, и я задумался. Ои я задумалсясь три цельнометаллических кованых ножа с широкими конца-ми — метательные, сторнам клинка длинными усами гарды. О лег Фирсов и Игорь Басаргин, которые постоянно тренировались метать ножи, учили и меня, но я оказался бездарным учеником… Правда, ножи мне понравились, и я сунул их — влезли хорошо — в чехол на груди, после чего встал, сожалеющим взглядом окинув кучу, которую приходилось оставлять.
Рядом с Танькой кроме арбалета, пуль в мешочке и кинжала, к которому она подоб-рала ножны, лежала широкая перевязь в мелких клёпках и короткий прямой нож. Сейчас она увлечённо тянула что-то из кучи — какой-то ремень. Я решил заняться поисками шпа-ги для неё, но меня остановил удивлённый возглас Танюшки:
— Олег, пистолет!
Она держала этот самый ремень в руке — патронташ с большой кобурой. В гнеёз-дах ремня тускло поблёскивали патроны — штук двадцать. Они походили то ли на тол-стые сигареты, то ли на тонкие тюбики губной помады. Заполнены была половина гнёзд.
— Это револьвер, — я открыл кобуру (заметив, что в гнёздах под крышкой есть ещё семь патрон) и достал оружие. — Наган, семизарядный.
— Ты умеешь с ним обращаться?
— Теоретически, — признался я в ответ на вопрос девчонки.
— Я и теоретически не умею… Забирай и благодари за находку.
— Спасибо! — пылко и искренне ответил я, тут же перепоясываясь и подгоняя ремень по себе. Я прижал им перевязь — чтобы не болталась — и поймал брошенный на меня задум-чивый взгляд Танюшки. — Я смешно выгляжу?
— Знаешь — нет, — медленно ответила она. И не договорила: — Вообще — наоборот… — а потом тряхнула головой: — Теперь медведи нам не страшны!
25.
— Да нет, — огорчил я её. — Из нагана медведя не убить. Это опять-таки против челове-ка оружие… Вернее его завалить из твоей аркебузы.
— Ага, значит, на медведей ты предоставляешь охотиться мне?! — возмутилась Танька. — Это по-джентльменски!
— Давай лучше тебе что-нибудь ещё найдём, — я присел было, но уткнулся палашом в пол и под насмешливым взглядом Танюшки вынужден был неловко поправить оружие. Да, кА-жется — надо привыкать… Пока что с оружием на поясе я ощущал себя скорее странно, чем по-мушкетёрски. Но вот зато клинок Татьяне отыскался сразу.
— А чего он такой длинный? — критически спросила она. Я вытащил из ножен — мягких, красной кожи — действительно почти метровый чуть изогнутый остроконечный клинок, заточенный с одной стороны, с овальной маленькой гардой, защищавшей рукоять под две руки. Клинок был тонкий и гибкий.
— Это корда, кавалерийская сабля, — объяснил я, — самое девчоночье оружие. Им можно рубить и колоть… Давай подгоним по тебе, вставай.
Девчонка послушно поднялась. Перевязь для корды, как я и ожидал, была сделана на спину; я накинул её так, чтобы рукоять поднималась над левым плечом, начал было, про-пустив руки под мышки, подгонять ремень на груди у Танюшки, но внезапно страшно сму-тился — хотя ещё ни к чему не прикоснулся — и отдёрнул руки, надеясь, что не покраснел.
— Давай это… застегни, как удобнее, Тань.
Не поворачиваясь, она склонила голову и завозилась с ремнём — без единого слова. Я стоял сзади и молчал, злясь на себя. глупость какая-то — мы же с ней ещё на Земле в по-ходах спали чуть ли не под одним одеялом, и… а тут словно обожгло.
— Так? — она повернулась ко мне, большим пальцем отбросив со лба волосы. Я кивнул. Потом — спохватился и спросил:
— Нигде не тянет?
— Всё нормально, — заверила она и провела ладонью под перевязью. — Глупо выгляжу?
— Знаешь — нет, — вспомнил я её недавний ответа на подобный вопрос.
— А ар… кебузу где носить?
— Тоже за спиной, — сообщил я. — Давай поищем ещё пули.
Мы немного покопались среди оружия. Я поймал себя на мысли, что мне хочется взять ещё несколько клинков и, чтобы не соблазнять себя, отошёл в сторону и достал револьвер. Откинул шторку барабана — "наган" оказался полностью заряжен, донца па-тронов медно поблёскивали. Запихивая оружие назад, я подумал, что трудно будет вых-ватить его быстро. Крышку, что ли, отрезать? Выпадать начнёт…
Навершие палаша снова попалось мне на глаза, и я только теперь заметил, что на этой плоской шляпке гравирован значок. Это была свастика — самая настоящая свасти-ка, только скруглённая какая-то.
На миг во мне шевельнулось отвращение. Глубоко заложенное, генетическое, что ли? Но уже в следующую секунду я почти с испугом понял, как совершенен и уместен эт-от рисунок. И отвёл глаза, решив, что палаш от него хуже не станет. Правда — мысль всё-таки странная.
Что совершенного в свастике?!
— Смотри, Олег, перчатка! — Танюшка, отчаявшись, похоже, найти пули, подошла ко мне, держа в руке перчатку — левую. Это была крага — высокая и жёсткая, хотя тонкая на вид, жёлто-коричневого цвета и потрескавшаяся. — На, примерь!
Я примерил. И обнаружил две странные вещи. Во-первых, ладонь — от запястья до кончиков пальцев — была подшита тонкой металлической сеткой. Я вспомнил, что читал про такие вещи в "Графине де Монсоро" — кстати, до конца книжку не осилил. А второе…
У меня маленькая рука. Довольно-таки хорошо набитая — и рукоятью рапиры, и га-нтелями, и черенком лопаты — но маленькая даже для мальчишки.
А перчатка была мне впору. И я почти с испугом подумал, что носил её до меня та-
26.
кой же мальчишка, как я, а потом он…
Меня тряхнуло нервной дрожью — словно заглянул в холодную пропасть, где не раз-личишь, что там — на дне, и только ветер доносит то ли гул ледяного потока, то ли за-пах гниения…
