Англичане поторопились дезавуировать действия майора Торнхилла, принесли за них публичные извинения, и, бочком-бочком, выскользнули из дерьма, чего нельзя было сказать о господине Керенском и возглавляемом им Временном правительстве. Так что последовавшие события не стали для меня большим откровением.
* * *
Мы покидали фронт. «Чёрный» паровоз давно был прицеплен к «Товарищу» и нетерпеливо попыхивал клубами пара, а семафор по-прежнему оставался закрытым. Предчувствие того, что сегодня может произойти что-то неприятное, овладевало мной с нарастающей силой. Ко мне подошёл командир бронепоезда и доложил, что приходил посыльный: меня и полковника Зверева требует к себе командующий.
Вид у Корнилова был решительный и слегка торжественный. Он разразился перед нами пространной речью, суть которой сводилась к трём основным положениям: Россия катится в хаос и Временное правительство не способно этому противостоять; для наведения порядка в стране и на фронтах необходимо передать власть в твёрдые руки; он, Корнилов, готов возложить бремя ответственности за судьбы Отечества на себя, если этого не сделает кто-либо другой.
После этого командующий фронтом задал нам вопрос: готовы ли мы встать под знамёна истинных патриотов России? Ответом ему было наше совсем не единодушное молчание. Если моё молчание означало твёрдое «нет», то по выражению лица Зверева можно было определить, что тот колеблется, и ниточкой, на которой подвисло так и не сорвавшееся с его губ «да», могло статься, была лишь его служба в Ставке. Видимо, Корнилов думал так же, поскольку тон его обращения к Звереву был предельно мягок.
— Вас, Вадим Игнатьевич, я попрошу немедленно отбыть в Ставку с пакетом для Верховного главнокомандующего. — Корнилов взял со стола запечатанный пакет и вручил его Звереву. — В пакете содержится моё воззвание к Алексею Алексеевичу либо самому принять верховную власть в стране, либо, если он не находит в себе таких сил, передать командование армией мне, дабы я, с Божьей помощью, встал на защиту многострадального Отчества нашего.
Зверев принял пакет, коротко поклонился командующему, и, не глядя на меня, покинул кабинет. Взор Корнилова обратился ко мне.
— Своим отказом принять моё предложение, Глеб Васильевич, вы сами определили себе место по другую сторону баррикад. Сами понимаете, что в создавшейся ситуации я не могу отпустить вас с миром, как и возглавляемый вами отряд.
— Что вы намерены сделать с бронепоездом? — спросил я.
— Пока он просто будет блокирован… — командующий посмотрел на часы и поправился, — вернее он уже блокирован на том пути, на котором стоит. Никаких других мер к команде бронепоезда и десанту, если, разумеется, с их стороны не будет сделан какой-либо необдуманный поступок, пока предпринято не будет.
Я с облегчением вздохнул. Необдуманных поступков не будет, — я заранее проинструктировал командира бронепоезда на сей счёт – а, значит, за людей мне опасаться нечего.
Корнилов взглянул на меня с интересом.
— Похвально, Глеб Васильевич, что судьбы вверенных вам людей волнуют вас больше судьбы собственной. И всё же, вы не хотите поинтересоваться, что будет с вами?
Я пожал плечами.
— Очевидно, вы меня арестуете.
— Не совсем, Глеб Васильевич, не совсем, — усмехнулся Корнилов. — Вы будете содержаться здесь, при штабе, под домашним арестом, что, согласитесь, разительно отличается от просто ареста.
— Соглашусь, — кивнул я. — Полагаю, к нам у вас претензий нет, мы нужны, видимо, как заложники?
— Можно сказать и так, — согласился Корнилов.
* * *
Моё довольно комфортное заточение продолжалось два дня. Утром дня третьего дверь отворилась, и в комнату вошёл Корнилов. Командующий был не то, чтобы мрачен, а как-то уж очень задумчив. Испросив дозволения, присел на краешек кровати. Осмотрел меня долгим взглядом, потом произнёс:
— Вот всё и разрешилось, Глеб Васильевич, притом не в мою пользу. На мой призыв не откликнулся ни один из командующих фронтами или флотами, а Ставка прислала нынче нового командующего Юго-Западным фронтом. Проливать даром русскую кровь я счёл безнравственным, потому добровольно отказался от всех своих притязаний в обмен на обещание не преследовать тех, кто готов был ко мне примкнуть. Вы же, разумеется, свободны, как и ваш отряд.
Я понял, что в этом мире мятеж закончился, так, собственно, и не начавшись.
Корнилов поднялся и протянул руку.
— Будем прощаться, Глеб Васильевич, свидимся ли ещё? И не поминайте меня лихом!
Я с готовностью пожал протянутую руку.
Корнилов улыбнулся, слазил в карман и протянул мне на раскрытой ладони Орден Святого Георгия III степени.
— Носите с гордостью, — сказал он, — вы это заслужили!
Новый командующий фронтом генерал-лейтенант Деникин не задержал меня ни на минуту. Вскоре «Товарищ» миновал выходную стрелку и помчался в сторону Петрограда.
Я отдыхал, когда в дверь постучали. На моё «Войдите!» дверь отворилась, и на пороге возник тот, кого я меньше всего ожидал здесь увидеть: Борис Викторович Савинков собственной персоной!
Савинков уже битый час о чём-то разглагольствовал – я его почти не слышал. Мысли мои вертелись вокруг появления этой неприятной мне во всех отношениях личности на борту бронепоезда. Всяко выходило, что ответственен за появление Савинкова командир бронепоезда – эсер по партийной принадлежности. Получается, что мой боевой товарищ поставил партийную дисциплину выше воинской. Что ж, мне урок – головная боль Макарычу: его человек – ему и разбираться! За мыслями я чуть не пропустил обращение Савинкова.
— …пора избавляться от двусмысленности и решительно рвать с большевиками и их союзниками в рядах нашей партии! И главной силой в этой борьбе будет Красная Гвардия. Странник говорил, что вы на нашей стороне, товарищ Абрамов…
Савинков глядел выжидающе, я ответил без промедления и совершенно искренне:
— Мы с Жехорским старые друзья – куда он, туда и я!
Мой ответ Бориса Викторовича успокоил. Напряжение спало с его лица, и он улыбнулся.
Михаил— Ты привёз Савинкова на «Товарище»?!
Моё изумление было неподдельным.
— А что было делать? — пожал плечами Васич. — Ссадить его при первой же возможности, коли не я его в бронепоезд посадил?
Мой друг был прав. Впрочем, он был прав и если бы посадил Савинкова в бронепоезд сам. До партийного суда Борис Викторович был нужен мне целым и под нашим контролем. Как раз то, что мы сейчас и имели. Савинков, зная, что Временное правительство объявило его в розыск, счёл за благо не покидать бронепоезд. Теперь нужно обеспечить его надёжную изоляцию буквально на пару дней до начала работы Третьего Съезда Партии Социалистов-революционеров. В нашем времени этот съезд прошёл чуть ли не на два месяца раньше. Сейчас нам удалось отсрочить его начало, и за выигранное время значительно пополнить ряды делегатов, поддерживающих левое крыло. Но всё равно, на большинство голосов мы твёрдо рассчитывать пока не могли. Из 346 делегатов за нас были 127, за правых 161. Как понимаете, нам, кровь из носу, было необходимо уже по ходу съезда склонить на свою сторону большинство из 58 неопределившихся товарищей. Дело Савинкова было в этой политической игре нашим козырным тузом.
