фамилия у тебя какая? – я все еще не теряла надежду выяснить непонятки.
– Светка-пипетка-нехорошая детка! – довольно выкрикнула девочка, затем откусила кусочек помады и протянула остатки мне: – На!
Я аккуратно, стараясь не испачкаться, взяла помаду и пристроила ее на подоконнике.
– Выплюнь! – предложила я ребенку. Светка с готовностью плюнула в меня куском помады. Я еле успела отклониться, иначе пятно на пальто было бы обеспечено.
– Так делать нельзя, – строго заявила я, на что девочка отрицательно покачала головой и сообщила:
– Зя!
– Так как твоя фамилия, Светочка? – опять повторила я.
Ответ поверг меня в шок:
– Горшкова-а-а! – жизнерадостно крикнула Светка, показала мне перепачканный помадой язык и, чуть задумавшись, добавила. – Бяка-масяка!
Пока я пыталась отрефлексировать и сложить дважды два, входная дверь скрипнула и в квартиру вошла красивая молодая женщина. Глядя на нее, я сразу поняла, какой станет Светка-пипетка, когда вырастет.
Издавна существует типаж "демонической женщины". И каждый вкладывает в этот образ что-то свое: у Паустовского – обязательно "скачущая верхом на бешеном караковом жеребце, сидя на нём по-мужски", у Тэфи она непременно любит надеть "пояс на голову, серьгу на лоб или на шею, кольцо на большой палец, часы на ногу", у Достоевского это исключительно красавица, у современных авторов – суккуб или ведьма. Но все отмечают ее некую мрачную до мучительного отвращения притягательность.
Появившаяся в квартире женщина суккубом не была, да и серьги у нее висели в положенном месте, но вот что-то эдакое неуловимое, то ли инфернальный блеск в миндалевидных с поволокой глазах, то ли тяжелая в два обхвата иссиня-черная коса, перекинутая на грудь, сразу давали понять – это именно она, "демоническая женщина".
Не дав мне произнести ни слова, демоническая женщина с надрывом воскликнула:
– Я же сказала, за ремонт отдам деньги на следующем месяце!
Видя, что я не отреагировала никак, демоническая женщина, заломила руки:
– Зачем же вы ходите?! Вы же видите, – она широким жестом обвела захламленную комнату, – у меня ничего нет! Ничего!
– Оличка! – кинулась к ней Светка, и зарылась в подол явно импортного плаща. – Тётя хорошая.
– Так вы не из управы? – округлила глаза женщина.
– Ннет, – покачала головой я.
– И не от Василия? – с затаенной надеждой продолжила вопрошать она.
– Нет, – уже более твердо произнесла я.
– О! – радостно захлопала в ладоши та, – это же прекрасно! Прекрасно!
Она сбросила в сторону опрокинутого стула плащ, и, оставшись в темно-синем узком платье с расшитыми серебряной люрексовой нитью рукавами и воротом-стойкой, плюхнулась на кровать, нимало не смущаясь наличием там каляк-маляк от помады, и оживленно продолжила:
– Вы только представьте! Эти ужасные отвратительные люди… соседи снизу требуют, чтобы я поменялась с ними квартирой! – она слегка наморщила лоб, – так вы точно не из управы?
– Нет, не из управы, – подтвердила я, – и точно не от Василия. А вы мать Светы?
– Это Оличка! – возмущенно крикнула мне Светка и принялась с громким треском отламывать кукле руку.
– Светлана! – поморщилась женщина, – прекрати шуметь, пожалуйста. – У меня опять мигрень начнется.
Светка послушно переключилась на менее громкое выдергивание остатков кукольных волос.
– Не говорите так! Не люблю, когда меня так называют, – с виноватой полуулыбкой развела руками "демоническая женщина", – мы с отцом Светланы познакомились на первом курсе культпросвета, все так быстро завертелось, молодые были… Затем он ушел, а я должна расплачиваться за нашу ошибку одна. Знаете, как мне тяжело…
– Ольга, извините, но… – начала я, но была категорически перебита:
– Ну что вы, какая же я вам Ольга? – с тихой полуулыбкой взмахнула ресницами "демоническая женщина". – Называйте меня Олечка.
"Да чёрт с тобой, хоть бурундуком", – внутренне я уже начала злиться, но виду не подала:
– Олечка, а вы живете здесь, в этой квартире?
– Но вы же видите?! Видите?! – Олечка подскочила с кровати и, нервно ломая руки, заходила туда-сюда по комнате. – Разве это жизнь?! Я – творческий человек, мне нужно много репетировать, а эти мерзкие соседи, они же совсем не понимают, что искусство…
– Я-то вижу, – мне опять пришлось прервать Олечкину экспрессию, – но вы не ответили на вопрос: вы живете в этой квартире? Вы здесь прописаны? Это ваша квартира?
– Да, я здесь живу, – наконец-то насторожилась Ольга. – В каком смысле "прописана"?
Она вся моментально подобралась и пристально глянула на меня:
– А вы собственно кто? Вы же сказали, что не из управы? Почему я должна вам отвечать?
– Я не из управы, – как можно дружелюбнее ответила я. – Сначала ответьте, а я потом всё расскажу.
– Нет! – топнула ножкой, обутой в изящную лакированную туфельку Олечка – Я не буду ничего отвечать! Уходите! Сейчас же!
– Ольга, послушайте… – попыталась достучаться до нее я, но "демоническая женщина" слушать меня не захотела и буквально выпихнула на лестничную площадку.
Глядя на захлопнувшуюся перед моим носом дверь, я задумалась. То, что дамочка не прописана в этой квартире – и ежу понятно. Если я оплачиваю счета за квартиру, значит именно я имею к ней какое-то отношение. Или же Горшков. И вторая загадка – я не смогла выяснить, что связывает демоническую Оличку, Светку и Горшкова, кроме общей фамилии. В то, что Светка не дочь Лидиного супруга, ясно с первого взгляда. Ну не станет экзальтированно-полубогемная "Оличка" яшкаться с жухлым Горшковым. И я тем более никогда не поверю, что на первом курсе он был прям весь такой мачо-мачо, а потом внезапно так конкретно увял. Да и вряд ли Горшков, который не может съесть котлету без гарнира и впадает в истерику от неидеально выглаженной рубашки, смог бы хоть один день выжить рядом с такой "хозяюшкой".
Нет, нужно всё конкретно выяснять, и не тянуть. Я решила наведаться в жилконтору, квитанция у меня с собой есть, и попробовать повыяснять еще там. Вдруг повезет.
Из подъезда я вышла, щурясь от света: сегодняшний апрельский денек выдался прелестно солнечным. Почки на кустах сирени уже стали лопаться, на клумбах кое-где расцвели первые тюльпаны, и пчелы с деловитым жужжанием наперегонки суетились вкруг них. Пахло свежей землей и
