В эти дни я не разговаривал с «дядей Юрой». Поэтому не имел представления, как продвигалось расследование убийства девятиклассницы и велись ли поиски «того мальчика». Зоя рассказывала, что Юрий Фёдорович возвращался с работы поздно. Со слов его дочери, Каховский приходил домой «злющий и уставший». И обо мне Зою не расспрашивал. Поэтому я тоже не беспокоил майора милиции. Всё меньше прислушивался на уроках к шагам за дверью. И уже не подслушивал разговоры Нади и Виктора Солнцева. Признал, что операция по спасению папы прошла успешно (пусть и не столь идеально, как мне бы хотелось).
Моя жизнь вошла в спокойное русло. Я ходил в школу, посещал Дворец спорта. Читал детям книги, рассказывал «насыщенную англицизмами» историю о волшебниках. А ещё трижды в неделю тренировал Зою Каховскую — учил её «хитрым приёмчикам». Виктор Егорович Солнцев стал в Надиной квартире частым гостем (но всё ещё гостем — папа не «хозяйничал» в жилище Ивановых). Он приходил к нам едва ли не ежедневно (как и Паша) — грохот швейной машинки часто сливался с перебором гитарных струн и со счастливым Надиным смехом. Но на ночь Солнцев больше не оставался. То ли не мог «пристроить» к сестре сына. То ли потому что Надежда Сергеевна в то самое утро стыдливо прятала от меня взгляд. Я даже посочувствовал молодым, страдавшим из-за «квартирного вопроса».
А в воскресенье седьмого октября я всё же завершил рассказ о Гарри Поттере. На мой взгляд, концовка рассказа о «мальчике, который выжил» получилась не хуже, чем в оригинале. В моём варианте этой истории Гарри и Гермиона поженились. Спасённые (ещё в конце сентября) при помощи махинаций со временем Лили и Джеймс Поттер гуляли на свадьбе сына в компании Хагрида, своих бывших одноклассников и семейства Уизли. Защитившие Землю от вторжения инопланетных волшебников Воландеморт и Дамблдор готовили эскадру космических кораблей-драконов для операции «Возмездие». Рон Уизли и Драко Малфой вступили в ряды магов-космодесантников. А воскрешённый Великим волшебником Франкенштейном Северус Снейп возглавил правительство Объединённой Земли.
С превеликим удовольствием я громогласно объявил: «Конец!»
— И это всё? — спросил Вовчик. — А дальше?
— А дальше мы будем читать о приключениях советского волшебника Игоря Гончарова, — сказал я. — Потом. Когда Виктор Егорович допишет четвёртую главу.
— Скорее бы он её закончил, — вздохнула Зоя. — Его Игорь — это копия нашего Миши. Родион Усов очень похож на Вовчика. Мне интересно, какой у дяди Вити получится Гермиона, и какое имя он ей даст.
— Гермиона у него стала Галей, — сообщил Павлик. — Галина Глебова — точно вам говорю: я подсмотрел. Четвёртую главу папа дописал. Я видел. Он вчера начал сочинять пятую.
* * *
А на следующий день (восьмого октября) мне позвонил генерал-майор Лукин. Представители моего пионерско-октябрятского отряда уже разошлись по домам, когда Надежда Сергеевна сообщила, что меня «спрашивает какой-то Фрол Прокопьевич — громко кричит: из другого города, наверное». Я отложил книгу (штудировал русскую классику — хорошая альтернатива просмотру нынешней телепрограммы), неохотно поплёлся в гостиную. «Слишком спокойно было на прошлой неделе, — подумал я. — Надеюсь, то было не затишье перед бурей». На Надин вопрос («а кто это такой?») ответил, что «объясню потом». Уселся в кресло, прижал к уху телефонную трубку — мог бы и не прижимать: голос генерал-майора Лукина заорал так, что его услышали даже Надины соседи.
Фрол Прокопьевич наверняка понимал, что его слушал не только я. Он обрушил на меня поток неуместных вопросов (о моей учёбе, о моем самочувствии). Ветеран войны говорил со мной, будто с давним приятелем. Пожаловался на ревматизм и на «высокое давление» по вечерам. Рассказал, что мелковолосистая опунция пожелтела («не иначе как подхватила болячку»), а на окне в спальне сейчас не хватало света даже мыльному алоэ. «С рождественником совсем беда…» — говорил Лукин. Сообщил, что завтра же пересадит цветок — если я ему помогу («один не справлюсь»). «Выручай, Мишаня!» — завершил свою бурную речь генерал-майор. Сидевшая около зеркала Надя (она размазывала по щекам крем) с удивлением приподняла брови, бросила на меня вопросительный взгляд.
— Конечно, помогу, Фрол Прокопьевич, — сказал я. — У меня завтра четыре урока. А потом я свободен. Когда мне подойти?
— А вот сразу после уроков и приходи, — сказал Лукин. — Надолго я тебя не задержу. Вдвоём мы управимся быстро. За четверть часа — больше не провозимся.
* * *
Фрол Прокопьевич не заставил меня долго стоять в подъезде — быстро откликнулся на птичью трель звонка. Он распахнул дверь, впустил меня в квартиру. И заявил, что не ждал меня так рано. «Ну, ничего: почаёвничаем пока, — сказал он. — Помню, что ты любишь блины с мёдом». От чая я не отказался. Утром предупредил Вовчика, что задержусь после школы. Оставил тому ключ от квартиры (уже не впервые и с разрешения Надежды Сергеевны), велел рыжему начистить кастрюлю картошки к моему приходу — приготовим обед. Часа на два у Вовчика будет занятие. Да и Зоя Каховская пообещала, что присмотрит «за порядком» — рыжий в моё отсутствие признавал её старшинство.
Генерал-майор во время чаепития не вспомнил о пересадке кактуса. Но и не скрыл от меня настоящую причину моего появления в его доме. Сегодня к Лукину из Ленинграда приезжал сын — Сергей. «Вырвался ко мне на денёк, — сказал ветеран. — Гостинцев привезёт. Послушает мои отцовские наставления». Фрол Прокопьевич хотел, чтобы я с его ребёнком познакомился. И поздоровался с Сергеем «за руку». «Большое дело затеяли, — сказал Лукин. — И неожиданности нам, Мишаня, не нужны». Какое «дело», и кто его «затеял», пенсионер не уточнил. Но вот что именно Фрол Прокопьевич подразумевал под словом «неприятности» я понял без дополнительных подсказок.
Из кухни мы перешли в гостиную, где я вновь прошелся мимо уже знакомых мне фотографий. Лукин не прокомментировал ни одну из них. Промолчал и когда я остановился около рамочки с изображением Брежнева. А вот на мой интерес к кинжалу немецких элитных охранных отрядов он среагировал. Рассказал мне историю появления у него этого клинка. Сообщил, что получил его в штабе армии, как сувенир в память об удачном воздушном сражении. Рассказал, как уже возвращался с боевого патрулирования и столкнулся с «рамой» — немецким самолётом разведчиком. Немец «затанцевал» (выписывал круги малого радиуса) при виде советского истребителя. Но «далеко не убёг».
После того боя Лукину сообщили, что «разведчик» был не совсем разведчиком — скорее, курьером. Самолёт перевозил высокопоставленного немецкого офицера с «пачкой» ценных документов.
— Ну и вот этот ножичек пехота передала в штаб вместе с немецкими писульками, — сказал Фрол Прокопьевич.
Продолжить рассказ он не успел: помешало пение дверного звонка.
— А вот и Серёжа, — сказа Лукин.
Он шагнул в сторону прихожей, но вдруг остановился, обернулся.
— Забыл у тебя уточнить, Мишаня, — сказал он. — То, что ты говорил об Индии… Ты уверен в этой информации? Ничего перепутал?
Я покачал головой.
— Всё точно, Фрол Прокопьевич. Ошибки быть не может.
— Вот и замечательно, — сказал генерал-майор.
Он кивнул и поспешил к входной двери. В прихожей загрохотали замки. Я услышал два громких голоса. Они обменялись приветствиями.
Незнакомый мне голос спросил:
— Папа, что за срочность⁈ Ты же знаешь, что мы сейчас на низком старте! Не сегодня, так завтра…
— У нас гости, сын, — сказал Фрол Прокопьевич.
Его оппонент замолчал.
— Давайте я вас познакомлю. Мишаня!
Я вышел в прихожую. Увидел рядом с Фролом Прокопьевичем невысокого мужчину (тот лишь на пару сантиметров возвышался над ветераном войны). Протянул ему руку.
— Знакомься, Серёжа, — сказал генерал-майор. — Это Мишаня. Он помогает мне ухаживать за цветами.
Фрол Прокопьевич похлопал меня по плечу.
— Мишаня, а это мой сын Сергей, — сказал он.
Мы обменялись с Сергеем рукопожатиями.
Я отметил, что сын походил на отца (и телосложением, и лицом, и суровым взглядом из-под бровей).
Хозяин квартиры улыбнулся.
— Мишаня уже уходит, — сообщил он.
Подмигнул мне и сказал:
— Спасибо за помощь, Мишаня.
— Не за что, Фрол Прокопьевич, — ответил я. — Обращайтесь.
Я поправил на шее пионерский галстук, набросил на плечо сумку. Без особой спешки обулся. Чувствовал на себе выжидающие взгляды Лукиных. Сергей посторонился, сдвинул с моего пути чемодан. Я вышел из квартиры. Прикрыл за собой тяжёлую дверь.
Щёлкнул замок.
— Можешь сказать своему начальнику, Серёжа, что у вас есть время до десятого марта, — услышал я слова генерал-майора, когда уже спускался по ступеням.
* * *
С майором милиции Каховским я поговорил двенадцатого октября — за три дня до того, как во время «разборок» работников советской торговли могла погибнуть Света Зотова.
В пятницу двенадцатого
