Лежа на холодных бетонных шпалах, дергаясь всем телом, он, подвывая и истекая слюной смотрел вверх. Ночь была туманной, очень туманной. Густой, как серая сметана туман не позволял обычному человеку разглядеть что либо, шагов с десяти. Тем более тут, за окраиной города, между промзонами и глухой, неосвещённой дорогой. Но он был не человеком, он был изменённым, возвышенным. Его глаза пронзали туман и ночь, трехсоткилограммовое тело пыталось двигаться и сопротивляться, несмотря на треть сломанных костей и связанные запястья с лодыжками. Он видел парившую в воздухе фигуру, облаченную в стальную броню, черепообразный шлем, с чёрными провалами линз, слышал гремевшие пластины сегментного плаща.
Его стоны и сдавленные вопли были просьбами о пощаде и милосердии. Он видел и слышал не только ту стерву, что бросила его на рельсы словно мешок с мусором. Его покрытая жесткой шерстью кожа ощущала вибрацию рельса, слух улавливал ритмичный шум, и даже сквозь туман он видел приближающиеся огни грузового состава.
***
Место первого удара, Азамат нашёл сам. Там возилась усталый и тощий судмедэксперт, с лицом вчерашнего студента. Поезд отсек таланту руку и ногу, крови натекло порядочно. Безымянного супера, ударило метельником, протащило вдоль дороги, но всё же засосало обратно под колеса. Количество крови и мелких ошметков на рельсах и вдоль них, намекало что кому-то из путевой обслуги придется повозится, вычищая сотню вагонов, не меньше.
***
Алексей зевнул, разглядывая едва видимую ленту железной дороги и дал гудок. Сверившись с навигатором, он убедился, что до переезда уже недалеко и потянулся к рычагу, собираясь сбросить скорость. Внезапно, на мгновение, туман вокруг тепловоза, словно превратился в непроглядную, непроницаемую тьму, в кабине, даже сквозь рокот дизельного двигателя, он ощутил некий толчок. В ритмичном перестуке колёс что-то изменилось. Машинист не успел среагировать или понять, что произошло. На этом участке он работал не так давно, но даже если бы он знал, увидел тело, лежавшее на путях, и успел бы нажать на тормоз, поезд не успел бы остановится, для составов длинной более чем в девяносто вагонов, тормозной путь может составить куда больше километра.
Та, что невидимая парила в темноте неспешно перезаряжая наруч, над громыхающим составом, из под которого доносились вопли и стоны, не оставляла ничего на долю случая.
Погасший было свет снова вспыхнул, но выглянув наружу, Алексей не увидел ни спереди, ни сзади ничего не обычного, лишь туман и тусклую зелёную краску своего локомотива. В темноте и серой, мутной пелене едва можно было разглядеть второй локомотив в сцепке, и даже очертания грузовых вагонов было невозможно угадать, если не знать, что они должны быть там.
Он проедет до Великого Новгорода прежде, чем рассветет и погодные условия позволят кому-либо разглядеть вмятину и пятно засохшей крови на отбойнике.
***
От первого столкновения талант не умер. Сам ли он был настолько живучим или ему помогли? Как бы то ни было, поистекав кровью, он попытался уползти. Долго и достаточно упорно, полоса крови тянулась на почти тридцать метров, извиваясь словно змея. Азамат присел и на корточках двинулся вдоль дорожки из кровавых брызгов и ошмётков.
***
Сколько он пролежал без сознания, он не знал. Ударом ему свернуло половину лица, раздробило левую глазницу. Поезд протащил и разодрал его, так что на спине и левой стороне тела у него не осталось живого места. Лежавшие на рельс локоть и колено были отсечены, он ощущал, вязкую, застывшую корку, его тело всё же справилось и смогло остановить кровотечение. С трудом он поднял голову, огляделся. Перед единственным уцелевшим глазом всё плыло, мышцы тянуло, неестественным образом. Череп не должен был чувствоваться, как большой мешок с глиняными черепками, привязанный к голове. Боль была невероятно всеобъемлющей. Каждый вздох и выдох, словно жидкий огонь тек по горлу в легкие, каждое движение сопровождалось скрежетом и трением обломков костей. Он думал, что познал боль, когда эта тварь избивала его и ломала ему кости, но теперь всё стало ещё хуже. Он знал, она наслаждается этим, наслаждается его беспомощностью, слабость на фоне её силы, так же, как и он наслаждался тем насколько он сильнее в сравнении с обычными людьми. Правая рука была сломана в четырёх или шести местах, но ещё работала. Он ещё был жив, мог дышать, поэтому он пополз вперёд. Цепляясь за шпалы, щебенку и надежду добраться до ближайшего переезда. Железная дорога была его единственным ориентиром в темноте и тумане, он не хотел умереть в канаве, как какая-то тварь.
Сколько прошло времени, было непонятно, он подтягивал свое тело снова и снова, вырубался от боли и снова продолжал ползти, пока в очередной раз рванув себя вперед, не ткнулся носом в сабатон силовой брони.
Она была здесь, ждала его, и он взвыл, как животное от боли и обиды, от осознания, что несмотря на уже перенесенные боль, унижение и потерянные конечности его экзекуция ещё не окончена.
***
Азамат осмотрел место второго столкновения. В мазуте, крови и пыли, на шпалах угадывался отпечаток сапога, длинный и широкий, великанских размеров. Приглядевшись, оперативник заметил характерные
