Главное сделано. Мы прорвались из осажденной крепости. С боем, с потерями, но мы это сделали. Хотя уверенности в том, что нам это удастся, по правде говоря, было мало.
Из журнала боевых действий Ia 45 L. D., запись от 26.06.41, (АИ):
«…Дивизия выходит из состава XII. А.К. и подчиняется LIII. А.К.
На данный момент в лагеря для пленных подвезено 6.214 рядовых и 60 офицеров.
Тем не менее происходящая сортировка трофеев требует крайне много времени и с находящимися в распоряжении дивизии силами оказывается почти неосуществимой, так как гражданским населением производятся неразрешенные изъятия и грабежи.
Запасы продовольственного снабжения крепости оказываются, за исключением муки, соли, зерна и нескольких стручковых культур, незначительными. Напротив, довольно велика добыча оружия, боеприпаса и матчасти. Найденные автомобили, главным образом, непригодны, так как ценные части разрушены или разделаны.
Наконец, прибывают неоднократно затребованные дивизией велосипеды и должны вывозиться автоколонной из Бяла-Подляски. Это, как и другие выделенные дивизии оружие и снаряжение (МР, противогазы для лошадей и т. д.), а также сбор трофейного имущества требует полного использования автоколонны и части транспортных взводов.
Подразделения снабжения, за исключением 45-го полевого военного госпиталя, 2-й санитарной роты (2/45) и 11-й колонны горючего, размещаются теперь в Брест-Литовске.
Благодаря произошедшему овладению укреплениями цитадели становится вероятным успех последней, назначенной на завтрашний день, зачистки Северного острова, так что дивизия получает приказ к готовности к маршу начиная с 29.6…»
Из разговора штабных офицеров вермахта, состоявшегося в первой половине дня 26 июня 1941 г. у разгромленного палаточного лагеря рядом с железнодорожной магистралью Брест – Варшава:
– Что тут, Вилли?
– Здравствуй, Карл. Что мы тут имеем? Массовый прорыв русских, имевших на вооружении артиллерию и бронетехнику. Состав и вооружение отряда мы пока уточняем. По первым данным прорвался отряд порядка двух сотен хорошо подготовленных и экипированных солдат. Они ночью вышли из цитадели. Перебили передовые дозоры, заблокировали батальон 135-го полка, захватили Северо-Западные ворота и ушли вдоль железнодорожных путей на восток, разбив по пути несколько наших подразделений.
– И что, их никто не пытался остановить?
– Пытались, конечно, но подготовка русских была выше. Роту, что здесь стояла, разнесли в течение нескольких минут. Хотя наши отбивались отчаянно, но тем не менее смогли сделать немногое. Там, в стороне мы собираем трупы русских. Если хочешь, можем пройти посмотреть.
– Позже обязательно это сделаем. Прости, я тебя перебил, прошу, продолжай.
– Тут и на Кобринском укреплении действовало одно и то же русское подразделение. И это специальное подразделение.
– Почему ты так решил?
– Тела тех, что найдены здесь, и те, что мы осмотрели на Кобринском, принадлежат солдатам войск НКВД и погранохраны. В большинстве своем они были неоднократно ранены и тем не менее продолжали сражаться, осуществляя прорыв и прикрывая отступление своих. Всего найдено шестнадцать трупов у ворот, семь у «Бригиток» и десяток здесь. Можно как угодно относиться к русским, но те, что сражались в воротах, – настоящие герои. Все в бинтах и крови и тем не менее не выпускали оружие из рук, сопротивляясь до последнего. Взять их смогли только при помощи огнемета. Только недавно там все закончили. Двое русских при досмотре подорвали себя гранатами. Вместе с солдатами, что их досматривали. Чертовы фанатики…
– А что ты хотел с русских? Они всегда были такими. Забыл прошлую войну?
– Хотел бы, да старые раны не дают. Кстати, я тут вспомнил песню, что в прошлый раз на переговорах насвистывал русский лейтенант. Помнишь, я говорил, что это очень знакомое, но никак не удавалось вспомнить, а тут посмотрел на этих молодцов в доте – и сразу на ум пришло. Петербург, весна 1914 года. Мы тогда с тобой были молоды и беспечны, красивые женщины и русские гвардейцы в Летнем саду.
– Как же, помню. Одна из первых наших поездок в Россию.
– Так вот лейтенант насвистывал марш русского гвардейского Преображенского полка!
– Ты не ослышался?!
– Это точно был тот марш. Могу даже слова напеть. После пьянки с офицерами-преображенцами пришлось заучить на всякий случай, чтобы еще ближе сойтись с ними, – ответил Вилли и негромко напел:
Знают турки нас и шведы,
И про нас известен свет.
На сраженья, на победы
Нас всегда сам Царь ведет.
C нами труд Он разделяет,
Перед нами Он в боях.
Счастьем всяк из нас считает
Умереть в Его глазах…
– И так далее… Вот ведь, сколько лет прошло, а память продолжает хранить.
– Да… Задал ты мне задачку. Получается, что русские снова стали вспоминать свою историю, в том числе и время царей. Раз стало возможным петь такие песни. Видимо, происходит объединение различных сил, ранее участвовавших в Гражданской войне по разные стороны, и в России уже нет раскола в народе. Все это может отразиться на нашем походе, – оглянувшись по сторонам, так же негромко сказал Карл. – Мы должны благодарить этого лейтенанта за то, что он приоткрыл неизвестные нашей разведке страницы внутренней жизни России.
– Я думаю, ты делаешь слишком скоропалительные выводы. Возможно, в семье лейтенанта это было принято. Хотя знаешь… Помнишь наш разговор вечером 22-го, когда мы в первый раз видели этого лейтенанта? Он показался мне необычным.
– Конечно.
– Так вот. Мне пришло на ум – а не создал ли Сталин свою лейб-гвардию?! И мы видели одного из них? Слишком уж парень отличался от всех виденных красных. Во всем – от роста до образования.
– Возможно, ты прав, Вилли. Парень действительно отличался от других. Я тут наводил справки у ребят, что работают с пленными. У них там есть пара сотрудников их тайной полиции. И не один из них не смог вспомнить этого лейтенанта. Так что он становится все более интересным и интригующим. Хотел бы я с ним пообщаться, когда все это закончится.
– Боюсь, что это не удастся. У меня сложилось впечатление, что прорвавшимися здесь русскими руководил именно он.
– Почему ты так решил?
– Начну с того, что большинство трупов наших парней имеют огнестрелы. И лишь у немногих ножевые ранения. По количеству уничтоженных постов и погибших солдат русские стреляли более сотни раз. Во всяком случае, примерно такое количество свежих гильз от русского оружия нами найдено. Выжившие у казарм часовые показали, что, пока не начался бой у Северных ворот, все было тихо и они не слышали выстрелов.