Жалко только что ощущениями поделится было не с кем – моим ребятам, наверное бы просто дикими показались иные расклады. И я говорю даже не про военное время, когда подобное положение собой разумеется, а про мирное. Ведь и в дальнейшем, никому из этой европейской шелупони и в голову не придет спрашивать у гражданина СССР, который захочет посетить их страну, доказательство того, что он не останется в какой-нибудь сраной Бельгии или Голландии на постоянное жительство. Нет, они его будут облизывать и в попу целовать как и всех туристов. А все почему? Да потому что наша страна – сильная. Слабых ведь нигде не уважают и норовят пнуть при каждом удобном случае. И это касается всего, начиная от отношения к отдельным гражданам и заканчивая отношением к стране в целом.
От философских мыслей меня отвлек Лешка. Мы как раз проезжали через городок где он крутя головой и оглядывая как пейзаж так и девушек, разочарованно вякнул:
– И ЭТО француженки?!
Я хмыкнул:
– В основном – немки. Но и француженок хватает.
– Но почему они такие страшные!? Во всех книгах француженки описывались как идеал красоты, а на самом-то деле...
Снисходительно глянув на Пучкова, я принялся объяснять:
– Ты слышал выражение – о вкусах не спорят? Вот видишь... Получается что "лягушатникам" и эти крокодилы за принцесс канали. Я же тебе рассказывал про негативный отбор. У них еще лет триста назад была тенденция – если баба красивая, то называли ведьмой и на костер. И так они действовали черти сколько лет. Вот тебе и результат – взмахом руки я обозначил окрестности, продолжив – а маму-природу не обманешь. Если постоянно изничтожать красивых баб, то они просто перестанут рождаться.
Сидящий сзади Марат поинтересовался:
– А мужиков тут не жгли, исходя из этого же принципа?
– Нет. Мужиков практически не трогали. Так, сотню-другую, не больше. И вовсе не по причине внешней красоты. Тут ведь видишь какое дело – повернувшись на сиденье я с самым серьезным видом добавил – здесь ведь католицизм с его воинственным безбрачием процветал. То есть с бабой ни-ни. А местные попы тоже люди и им тоже чего-то смутно хочется. Поэтому красивых барышень и жгли, чтобы соблазна избежать. Но пипец подкрался с другой стороны и поэтому я вовсе не удивлюсь, если лет через пятьдесят тут пидарастеж будет настолько популярен, что люди с нормальной ориентацией, останутся в меньшинстве.
Шах передернулся:
– Ну, ты как скажешь...
– Забъемся?
Шарафутдинов мотнул головой:
– Долго ждать. Да и на слово верю...
Тут Гек, неожиданно заржал и отсмеявшись пояснил причину:
– А чего тут не верить? Поведение у буржуинов уже вполне соответственное, так что дело остается за малым!
Я ухмыльнулся но ответить не успел, так как увидел странную картину. На выезде из города, стояла солдатская полевая кухня. Повар видно куда-то отошел, но возле нее уже выстроилась довольна большая очередь из гражданских. В принципе картина совершенно обычная и вовсе не это мне показалось странным. Просто мы как раз в этот момент сбавили скорость объезжая препятствие и я увидел что несколько мужиков и баб стоящих в очереди начали не скрываясь, откровенно колотить какую-то тетку. Причем, ее просто сначала хотели выпихнуть из людской цепочки, а когда она начала упираться, принялись бить. Но все почти тут же прекратилось, так как появился солдат с большим черпаком, который ловко заскочил на ящик и откинув крышку котла, принялся чего-то там помешивать. Битая тетка, прижимая платок к носу упорно оставалась на своем месте. Мне стало интересно, а из-за чего собственно свара возникла и приказав Лешке тормознуть, позвал повара:
– Ефрейтор!
Боец, положив свою суперповарешку на бак, быстро подошел ближе:
– Ефрейтор Бузько!
– Слушай, Бузько, а чего у тебя тут гражданские друг друга мутузят, пока ты отсутствуешь?
– Где? – ефрейтор обернулся и увидев побитую бабу вздохнул – Ну вот, опять. Это товарищ подполковник, французы немку бьют. Я уж ей пытался объяснить, чтобы она в центр ходила за горячей пищей. Там тоже полевая кухня стоит, но там немцев больше приходит и поэтому ее пинать не будут. Но видно не понимает. А здесь– через день получает по сусалам, хоть я и стараюсь этого не допускать...
– Понятно... Эй, фрау!
Немка увидев что ее зовут, прихрамывая вышла из очереди и подойдя к машине уставилась на меня. Мда... бабка лет пятидесяти, с разбитым носом, смотрится довольно хреново. Стараясь не обращать внимания на ее распухший шнобель я сказал:
– Фрау, в центре города тоже есть наши полевые кухни. Там в основном кормятся немцы. Если вы будете ходить туда, то убережете себя от побоев. Наши солдаты конечно следят за порядком но вы должны и сами позаботится о собственной безопасности.
Старуха как будто не поняла что именно я ей сказал и все так же продолжала глядеть на меня глазами снулой рыбы. Я пожал плечами и уже хотел повторить свою речь, но в это момент она наконец заговорила:
– Я знаю. Но не пристало истинной арийке прятаться от каких-то унтерменшей! Был бы жив мой сын, оберштурмфюрер Зигмунд Греттен, он бы меня поддержал. Но вы его убили! Убили, в своей дикой России! А теперь я вынуждена, за кусок хлеба, сносить побои от недочеловеков!
Мда, вот тебе и проявил любопытство... Сплюнув и больше не обращая внимания на вопли сбрендившей бабки, я скомандовал Пучкову:
– Поехали
И когда машина тронулась, полез за папиросами. Гек же, объезжая воронку, кратко прокомментировал:
– Фашистка! И не скрывается. Думает если старая, то ее не тронут! Так что правильно ее французы бьют.
Марат добавил:
– И таких в Германии, считай, как минимум – четверть. Только они молчат, скрывая свои истинные чувства...
Прикурив, я тоже вставил свои пять копеек:
– Ничего, никуда не денутся – перевоспитаются. А мы в этом поможем. Хотя, честно говоря, мне тех немцев, которые оказались за территорией Германии, жалко.
Лешка подпрыгнул:
– Да ты что? Фрицев жалеть? После того что они в мире натворили, ты их жалеть собираешься?
Я ничего ему не ответил. Да и что было отвечать, когда я сам можно сказать, в их шкуре побывал? Ведь отлично помню, как после развала Союза, на Кавказе стали относится к некоренному населению. И как сваливать оттуда пришлось бросив все и на перекладных. Только вот есть разница, что тогда и войны не было и вроде еще вчера говорили про несокрушимое братство народов. Да ладно я, который считался просто приезжим, а вот каково тем кто там родился и вырос? Так что, получается земной поклон демократам вообще и беспалому Боре в частности, за миллионы искалеченных судеб...
Вспомнив "обожаемых" демократов, я опять сплюнул и мысли приняли новое направление. Вот ведь как интересно получается: почему весь мир вспоминает исключительно выселение немецкого населения с территории нынешней Калининградской области? Очень уж современные мне либералы любят смаковать насколько жестоко обошелся кровавый сталинский режим с несчастным фрицами. В принципе мне это тоже совсем не по душе, но почему вспоминают только то, что происходило в нашей части Восточной Пруссии? Почему никто даже не вякнет о том, как с немцами обходились в Польше, Чехословакии, Франции? Ведь выселение оттуда шло не менее ударными темпами и отношение к гражданским было точно такое, же если не хуже.
