– Так козы же тоже пьют где – то? – уличил сказителя Андрей.
– Коза – не лошадь, ноги не обломает. Она и до горного ручейка добраться сможет.
Алексей сурово глянул на Андрея, призывая анархиста к порядку. Старик, наконец, смог продолжить сказ. Он поведал, как охранявший караван ронин интуитивно почувствовал угрозу и ещё затемно ушёл вперёд. И когда торговцы утром вошли в ущелье, то увидели на вершине склона одинокого ронина в окружении разбросанных по гребню трупов хунхузов. Три десятка врагов порубил мечом чужестранец, но и ему досталось. Хотя острые клинки не смогли пробить самурайские доспехи мастера меча, однако шальная пуля прошила тело насквозь. Из – за большой потери крови, ранение оказалось смертельным. Ронина не успели довезти до посёлка, где ему, возможно, мог бы помочь знахарь. Похоронили одинокого героя прямо на караванной стоянке, у родника.
– Мал я тогда был, – смущённо покачал головой старик, – лица великого бойца не запомнил. А вот необычный клинок навсегда отпечатался в детской памяти. Умирая, воин передал фамильное оружие сыну. Мальчишке, постарше меня вдвое.
– И почему, старик, ты решил, что я родственник того ронина, – удивился Алексей. – Мало ли ронинов с самурайскими мечами по свету ходит.
– Давно по этому караванному пути брожу, много разных людей встречал, всякие сабельки у путников видывал, а с похожим клинком что‑то не припомню, – снисходительно улыбнулся старик, а потом глянул в лицо юноши и очень серьёзно сказал: – И дело даже не в том, что тебя тоже Рониным кличут… Уж больно грозен ты, парень, – холодом смерти от взгляда твоего веет. Я хоть сам и не боец, но умею определять настоящего воина по одной только походке. Профессионал крадётся как тигр, грациозно и почти бесшумно… А вот твоих шагов я, вообще, не слышал, – старик хитро прищурил глаз, – да и следов в пыли не видел… Каков же ты в бою будешь, Ронин, если в покое так страшен?
– Тебя, дедушка, не проведёшь, – смущённо усмехнулся Алексей, в очередной раз, коря себя в душе за неосмотрительность. – Угадал, к погибшему ронину я отношение кое – какое имею. Его сын, Акечи, стал моим наставником. Мастер как‑то упоминал, что его отец погиб в этих горах. Покажи, уважаемый, могилу славного ронина.
– Так и сам мимо не проедешь. Вон впереди, за тем поворотом, будет окружённая горами площадка. Чуть в сторонке от русла родника, у подножия горного кряжа, огромный каменный обелиск стоит с высеченной на плите надписью.
– Иероглифы китайские или японские? – нахмурился Алексей. Японских он выучить не успел, а китайских знал недостаточно.
– То не ведаю, неграмотный я, – грустно отозвался проводник, но путника порадовал: – Зато содержание текста знаю. Камнетёс вырубил на могильной плите слова последнего наставления умирающего отца сыну: «Одинокому ронину некому прикрыть спину, глаза на затылке ему должна заменять интуиция»… Потому люди и назвали это место ущельем «Одинокого ронина».
Алексей, опережая караван, пустил коня в галоп. Андрей, глотая пыль, увязался следом. Подскакав к каменному обелиску, Алексей спешился и, встав на одно колено, преклонил голову.
– Спасибо, отец Акечи, что воспитал настоящего ронина. От твоего мудрого сына я многому научился. Дозволь принести тебе в дар двадцать пять душ подлых хунхузов, что посмели явиться к могиле, славного воина.
Подоспевший Андрей, спрыгнув с коня, тоже уважительно поклонился глыбе обелиска. А потом украдкой перекрестился. Бывшему студенту была не понятна такая странная метафизика: попасть каким‑то образом на место смерти отца Акечи, японского мастера боевых искусств. Будто сам старик Акечи привёл ученика к могиле предка.
Алексея же не заботили привратности судьбы. В душе ученика звучали литавры. Казак сдал первый экзамен – почувствовал угрозу намного раньше, чем увидел врагов. Сыну Ведьмы не составляло труда колдовским взором пересчитать прятавшихся за гребнем скалы в засаде хунхузов. А вот суметь воспользоваться плодами тренировки интуиции – это было очень значимо. Ведь Алексей заранее ведал, когда встретится с врагами. На циферблате карманных часов стрелки сошлись. Полдень.
– Андрей, коней сразу не пои, поводи по площадке. Пусть остынут, – вынув из седельной сумки пачку длинных массивных гвоздей, распорядился атаман. – А я пока могилкой займусь.
Андрей отвёл коней в сторонку, оглянулся, желая поглядеть, что казак будет делать с пачкой гвоздей. Может, крест православный из деревяшек сколотит? Однако Алексея у могильной плиты уже не было.
Хунхузы, сидевшие в засаде на гребне, тоже не могли наблюдать за действиями дозорного из каравана, оставшегося вне зоны их видимости, под крутым обрывом. Однако сильно не беспокоились: раскрывать засаду преждевременным огнём они не собирались, из – за поворота тропы показалась лишь голова каравана. Пусть вся колонна втянется на простреливаемую площадку, худосочный парень у лошадей – мишень недостойная. Бандиты разлеглись длинной цепью за валунами на вершине нависающей каменной гряды, стараясь зря не высовывать головы. Только дозорные по флангам и главарь в центре следили за дефилирующем по «подиуму» важным интендантом.
А в это время фигура Алексея, сплошь покрытая серой пылью и мелким щебнем – лишь белки глаз сверкали на лике каменного идола, – бесшумно взлетела наискосок, вдоль отвесной скалы. Шаман незаметно переместился к левому флангу засады и неожиданно появился рядом с удивлённой мордой хунхуза. Однако выказать своё бурное негодование по этому поводу дозорному помешал сверкнувший на солнце острый клинок вакидзаси, срубивший высунувшуюся голову.
Казак, ползущим ящером, бесшумно проскользнул в тыл банды и уселся в тени огромного валуна. Алексею не требовалось контролировать противников глазами, Сын Ведьмы зрил врага колдовским взором. Второй жертвой летающего вакидзаси стал дозорный с правого фланга. Гравитационная сила плавно подвела меч к затылку человека и вогнала остриём между шейных позвонков.
Затем меч колдуна, роняя кровавые слёзы, беззвучно подполз к спине ближнего стрелка и с чавкающим звуком, словно голодный змей, впился железным зубом в его полосатый халат. Одним ударом пробив хунхуза насквозь, клинок испил глоток крови из трепещущего сердца. Тело судорожно дёрнуло ногами и затихло.
Кровожадный вакидзаси проскользнул между камнями и впился в горло следующего врага. Затем клинок испил крови очередной жертвы, потом пришёл черёд умереть другому хунхузу…
Главарь отвлёкся от подсчёта прибывающих на стрельбище мишеней и нервно повернул голову вправо. Кто там чавкает на фланге? Нашли время жрать! И прикрикнуть на охламонов нельзя – эхо в горах чутко спит. Но наглый «обжора» не унимался, пришлось главарю отползти от края обрыва и встать в полный рост. Окинуть взглядом цепь стрелков.
От увиденной жуткой картины кровь застыла в жилах. Главарь не поверил глазам: на правом фланге отряда между камнями валялся десяток окровавленных трупов, а из спины очередной жертвы вылазил, словно красный червь, короткий стальной клинок.
Но огласить округу истеричным криком бдительному вождю не позволил длинный гвоздь, по самую шляпку вбитый гравитацией в затылок. Безжизненное тело, раскинув руки, плашмя шумно брякнулось на камни.
На звук обернулись соседние стрелки. Вакидзаси сумел заткнуть глотку лишь ближнему крикуну. Остальным в глазницы вонзились железные гвозди, посланные колдовской силой от каменного идола.
На глухой звук стука гвоздей, забиваемых в кости черепов, отреагировали остальные любознательные смертники. Из – за камней на левом фланге показались головы.
В лоб высунувшимся прилетела новая порция острых подарков.
Летающий вакидзази, с хищным посвистом, заметался между валунами, забрызгивая их кровавыми кляксами.
Гвозди у Алексея быстро закончились, а шустрый вакидзаси не успел ещё завершить резню.
Оставшиеся хунхузы не поняли до конца, что происходит, но дыхание смерти почувствовали и уже готовились в панике палить из карабинов в сторону нападающих с тыла врагов.
