– Какие будут дальнейшие указания, товарищ подполковник?
– Ну какие указания? Отдыхайте, завтра вам надлежит быть на полвека вперед, вы должны быть достаточно свежим. Думаю, успеете сегодня увидеть Нелинову; кстати, вопрос о размещении института эндорфинов в Брянске в предварительном обсуждении решен положительно, как и вопрос о кандидатуре директора института. Да. Каких экспертов теряем…
Музыка в приемнике закончились и начали передавать новости.
– С Наталией Вольф вам, к сожалению, встретиться не удастся… Нет, она ни в каких не в застенках, как вы сейчас подумали, она выполняет работу, и ради ее же безопасности вы не станете уточнять детали. У нас к вам больше никаких вопросов нет. Может у вас какие-то?
– Ну… какие тут в принципе могут быть вопросы…
– …Эксперты пока не пришли к окончательному выводу относительно причин недавней катастрофы самолета авиакомпании «Люфтганза»…
Виктор резко обернулся к приемнику и вывернул громкость на всю катушку.
– Как сообщалось ранее, этот самолет неожиданно изменил курс и направился в сторону морского побережья. Обломки самолета были обнаружены спасательными службами на прибрежной полосе недалеко от Зебрюгге, все пассажиры и члены экипажа погибли. Экспертами рассматривается несколько версий, начиная от технической неисправности и кончая неизученными природными явлениями; в частности, предстоит объяснить, почему обломки были обнаружены так далеко от места, где самолет исчез с экрана радаров…
– Но как же… они все были живы! Все! Как же это…
– Да… надо было сказать вам раньше… хотя когда сказать и где, разве что в самолете, но это как-то… Гиммлеру не нужны были лишние свидетели.
Виктор обхватил руками голову и застонал.
– Почему, почему вы не пристрелили меня сразу же? Почему я сам себя не шлепнул, был же пистолет, я сам его держал… Они все, из-за меня… даже ребенка…
– Вы еще на себя всех жертв нацизма повесьте! В вашей реальности! – резко оборвал его Ковальчук. – Сонгми на себя повесьте! Вы же жили в то время? Значит из-за вас, чтобы обеспечить вашу безопасность, шли войны в третьих странах! И если бы у вас все сдались, а не укрепляли оборону страны, американцы бы эту деревню не спалили! Они Супонево бы уничтожили или Ржаницу! Вам легче?
– Нет.
– Ну вы что, не знаете, отчего в вашей реальности отравился Гиммлер? Он вам что, родственник, что вы на себя его статьи вешаете? С вашей философией мы все виновны уже в том, что мы живем. Мы живем на земле, где жизненное пространство, где природные богатства, и, представьте, считаем, что эта земля наша и не желаем с нее уходить. И от этого происходят мировые войны и в вашей реальности гибнут миллионы людей. Что же вам всем теперь, не жить, что ли? Будете считать виноватыми себя в том, что своим существованием раздражаете тех, кто спокойно идет по чужим трупам?
Виктор молчал. Он и сам не понимал тех, кто всегда поднимал крики, например, почему в Беслане пытались освободить заложников – дескать, надо удовлетворить требования террористов и все будут живы. Черта с два, будут новые теракты и еще больше жертв. И то, что их самих в Гааге ждали группы захвата – это, в общем, совершенно правильно. Они-то блефовали, а завтра кто-то повторит всерьез и не остановится перед тем, чтобы убивать беззащитных людей поодиночке перед телекамерами.
– Я настаиваю на том, чтобы сообщенный мной опыт будущего по обеспечению защиты от захватов воздушных судов был передан в РСХА, Юнайтед Сикрет Сервис и аналогичные службы Японской Империи. Также я предлагаю созвать совещание представителей силовых структур стран Большой Четверки для выработки соглашения по совместной борьбе с воздушным пиратством. Четырехсторонний договор о выдаче угонщиков, введение в уголовные кодексы специальной статьи за захват воздушного судна, обмен информацией об угрозах захвата, взаимный запрет на использование захватов самолетов в действиях спецслужб, отказ от поддержки террористических организаций на территориях других государств в политических целях. Не надо рассчитывать на то, что на это никогда не найдется желающих.
Ковальчук достал блокнот и внимательно записал.
– Хорошо. Полагаю, ваши просьбы и требования будут выполнены. Правда, в отношении последнего нашим дипломатам придется долго и упорно поработать. В нашем мире опасность международного терроризма еще не настолько осознана.
– Спасибо.
– Ну, а для вас и для вашего мира что мы можем сделать? Не забывайте, что вы здесь прежде всего спасли, как минимум, несколько миллионов людей. Человечество перед вами в долгу.
– Не знаю. Честно говоря, не думал об этом.
– Может, для вашей страны что-нибудь сделать? Ну, скажем, внедрить наших людей в среду ваших олигархов и использовать методы психологической манипуляции, сформировать сознание того, что богатство человека – это обязанность его перед обществом, обязанность создавать рабочие места, давать высокие заработки, заботиться о здоровье и образовании других… У кого сила и власть, с того и спрос.
– Красиво. Но, знаете, мы уж как-нибудь сами. Если мы сами не научимся строить свою жизнь по-человечески, мы всегда будем вверять себя в руки мошенников и воров.
– Тоже верно. Но если все-таки что-то понадобится – ищите точку перехода.
– Наверное, ты последняя, с кем мне удастся просто по-человечески переговорить перед возвращением. Завтра я ухожу.
– А ты ведь один раз уже уходил.
– Боюсь, что на этот раз навсегда.
– Тогда не забудь про цветы… для нее… Кстати, как самочувствие? Никаких последствий не наблюдается?
– Нет, все нормально, даже сам удивляюсь.
– Я поговорить с тобой хотела. К нам тут приехал новый хирург, ему тридцать восемь, он раньше в Москве жил с семьей. А потом, представляешь, жена бросила его и ушла к какому-то профессору, и детей оставила. Двое детей, оба мальчики.
– Мальчик и еще мальчик… Он тебе нравится?
– Ну… он хороший, только какой-то беззащитный… Оставил ей квартиру, все, уехал с детьми к нам на периферию… Специалист, конечно, классный.
– Главное, чтобы он тебе нравился.
– Так просто отпускаешь?
– Какое право я имею тебя удерживать? Просто, не просто… Считай, что очень не просто, но я хочу, чтобы ты, наконец, встретила свое настоящее счастье.
– Ты чудак, – Зина взъерошила его волосы, – я пока не знаю, где мое настоящее счастье.
– Узнаешь. Обязательно узнаешь. Я это точно говорю, потому что я из будущего.
– Ты просто добрый чудак из будущего.
