"Я в "стакане", – была первая мысль, когда землянин раскрыл глаза. Решётка со всех сторон из толстых металлических прутьев недвусмысленно на это намекала. Рядом на узких скамейках из потрескавшейся некрашеной древесины сидели несколько человек и угрюмо смотрели на новичка. Сам Костя оказался на полу: толстые бруски были крест накрест сбиты, оставляя внушительные щели.
"Чтобы в клетке ничего не оставалось из гадости разной", – догадался землянин. Видимо, выпускали из клетки проштрафившихся крайне редко, все надобности узники справляли здесь же.
И только сейчас в больной голове всплыли подробности вчерашнего, наверное, вчерашнего, не провалялся же он несколько дней без сознания вечера. Как его спалили на слежке, как он кубарем летел с бархана, получил по голове и очнулся в этой или похожей клетке. Как напал на охранника, не успев отойти от недавней схватки. И вновь получил по голове. И не только по ней, вон как ноет всё тело, изрядно его отбуцкали.
С кряхтением Костя поднялся с пола и сел на скамейку. Пришлось подвинуть соседа. Удивительно, но огромный косматый мужик, одетый лишь в грязную набедренную повязку, без слов сдвинулся в сторону, освобождая место.
Что-то тёрло шею. Костя поднял правую руку и ощупал предмет, доставляющий такие неудобства. Не поверив, он уже двумя руками начал исследовать… ошейник.
Рабский ошейник.
– Суки! – бешено прохрипел землянин, когда до него дошла эта мысль. Он попытался сорвать его, но стоило подсунуть под тонкие пластинки пальцы, как рабское украшение резко сжалось, лишив доступа к воздуху. Мало того, тут же последовал сильный удар током. Тело выгнулось, затылком и лопатками ударилось по прутьям решётки.
На шум среагировал один из охранников. Приподняв матерчатый полог, прикрывающий рабов от солнца и частично от пыли. Увидев бьющееся тело, он довольно улыбнулся и вернулся к своему прежнему занятию.
Путешествие каравана продлилось три недели. Двадцать один день пришлось прожить Косте в клетке на колёсах, не имея возможности ни выпрямиться во весь рост, ни походить по ровной, без дыр, куда проваливается стопа при неловком движении, поверхности.
За это время умер один из его спутников. Самый крупный мужчина, со звероватым выражением лица и небольшой бородкой. Скорее всего, умер от истощения, так пайки тёплой воды и комковатой каши едва ли хватило бы крепкому подростку, чтобы волочить ноги. Чего говорить про здорового мужика.
Караван уже неделю как покинул пустыню, что ознаменовалось слегка улучшившейся кормёжкой. Каши стало доставать чуть больше, вода перестала отдавать затхлостью и была прохладная.
– Завтра или послезавтра нас отвезут на рынок, – сообщил Кром. С этим рыжеволосым здоровяком, подмастерьем кузнеца, попавшего в плен во время набега на его селение степняков, Костя сдружился за время путешествия. Не малую роль сыграл тот факт, что землянин единственный из всех присутствующих понимал его язык. За что стоило благодарить покойного, Марга, сковородки ему пожарче да маслица туда побольше, наградившего знанием нескольких наречий. Костя знал как минимум три языка: староимперский, на котором разговаривали очень многие в этом мире, бунский – жителей пустыни и степи, таррл – родное наречие Крома. Другие наречия в караване ему слышать не приходилось.
– Ошейники снимут? Хоть на минуту? – с надеждой спросил Костя. Украшение на шее надёжно блокировало все его попытки воспользоваться магией. И наказывала за малейшую попытку бунта или снятие ошейника.
– Мы с ними расстанемся только после смерти, – угрюмо сказал несостоявшийся кузнец и исподлобья зыркнул на стоящего рядом с их клеткой охранника. Тот расположился на походном стульчике в пяти метрах от клетки, чтобы не мешал неприятный запах, и с наслаждением пил тёмное прохладное пиво из глиняного кувшинчика.
Кром оказался прав лишь отчасти. На рынок их никто не повёз, просто на следующий день пришли чужие охранники, сковали руки с ногами, перегрузили в свои фургоны и куда-то повезли. Набили рабов так, что дышать было тяжёло и приходилось стоять во весь рост, плотно прижимаясь к соседям. Зато в новом фургоне можно было выпрямиться.
К вечеру под колёсами захрустел гравий, иногда сквозь прорехи в тенте мелькали крутые скальные кручи. Несколько рабов не сдержали эмоций, подробно пройдясь по родословным своих бывших и настоящих владельцев и даже богов.
– Плохо дело, – вздохнул Кром. – На шахты нас везут. Там жить нам года два или три в самом лучшем случае.
Уже в темноте фургоны заехали на просторную площадку, на которую выгрузили рабов. Уставшие люди, ослабевшие ещё за время пути по пескам, падали на каменную мостовую лишь стоило покинуть фургоны. Не удержался на ногах и Костя.
Долго валяться не вышло. Только последний раб покинул фургон, как прозвучала властная команда на имперском "стать". Когда же её проигнорировали, на людей спустили собак.
Огромные волкодавы в шипастых ошейниках и с огромными клыками с рычанием набросились на изможденных людей. Если бы животным дали команду насмерть порвать рабов, то от двух десятков пленников остались бы кровавые ошмётки. А так все отделались неглубокими укусами и трясущимися поджилками.
Придав толпе рабов подобие колонны по-двое, их погнали с площадки в каменный барак, где с них сняли кандалы, выдали гору рваной и грязной одежды, сунули по сухарю и кожаной фляге. Воду торопливо под окрики конвоиров набирали из источника, вытекающего прямо из скалы. И опять гонка по узкой тропке, зажатой высоченными скалами, вверх в горы.
Едва дышащих от усталости и с непривычки от такой нагрузки людей загнали на небольшой пяточек, огороженный невысокой оградой из неровных обломков скальной породы. Здесь они должны были просидеть до утра.
Чуть переведя дух и напившись воды из фляги, Костя принялся за ревизию того барахла, что выдали на складе. Ему достались с состоянием разной потрепанности подштанники из не очень толстой ткани с кучей заплат и следов штопки, кожаные просторные штаны, такие толстые, что впору лёгкими доспехами назвать, рубашка, надеваемая через голову сохранившаяся чуть лучше, чем подштанники, кожаная куртка, не уступающая по защите штанам, кожаный шлем – конус из ОЧЕНЬ толстой потрескавшейся кожи, похожий на вьетнамские соломенные шляпы, и перчатки с большими крагами. Всё грязное, вонючее. Костя решил, что наденет такое только после стирки или хоть какой-нибудь обработки. Правда, через два часа он изменил своё мнение, когда свежий горный воздух взбодрил его до гусиной кожи и непроизвольного стука зубами.
Утром их раскидали по рабочим местам. Не было никакой переклички, опроса, придирчивого осмотра. Просто к новичкам подошёл один из стражников, с минуту водил взглядом по худым фигурам, на которых топорщилась кожаная одежда, потом ткнул пальцем в пятерых и приказал идти за ним. В эту пятёрку попал и Костя.
