Стэнтон не понимал, как, впрочем, и многие в зале. Профессор Сенгупта имел скверную привычку ученого, который притворяется, будто в интеллектуальном отношении они с аудиторией равны, чтобы затем самодовольно продемонстрировать свое превосходство.
– Безусловно, это потому, что, как я уже говорил, гравитация не равномерна и не симметрична. По мере движения каждой пространственно-временной петли пространство и время прибавляются, совсем как в високосных годах. И хотя отбытие и прибытие происходят одновременно, в действительности наш путешественник во времени прибудет на место на пятнадцать минут позже момента отправки. И конечно, на сто одиннадцать лет раньше. Ха-ха.
Сенгупта осклабился, словно отпустил удачную шутку. По залу пробежал льстивый шумок вымученного смеха. Насладившись им, Сенгупта продолжил:
– Контакт двух разных временных моментов будет минимальным и быстротечным. Он продлится менее секунды, а пространственная смежность окажется, пользуясь восхитительно колоритным образом Ньютона, «не больше караульной будки перед Сент-Джеймсским дворцом». Всякий, кто стоит в этой воображаемой будке в 2025 году, будет там и в 1914-м. Предыдущая реальность мгновенно исчезнет, и начнется создание абсолютно новой реальности. Вся стоодиннадцатилетняя петля запустится вновь. А местоположением нашей караульной будки, то бишь координатами пересечения витков пространственно-временной пружины, означен Стамбул.
– Константинополь! – выкрикнула Маккласки, не в силах усидеть на месте. – В Европе! Ну что? Разве это не судьба? До Сараево всего-то семьсот миль! Полторы тысячи до Берлина! Ведь Ньютоновы координаты могли забросить нашего человека куда угодно – на вершину Эвереста, в середину Южно-Китайского моря…
– И в раскаленное ядро планеты, – перебил Сенгупта. – Пространству-времени безразлична физическая масса.
– Вот именно! – не унималась Маккласки. – Но вместо этого – кто желает чашечку кофе по-турецки и легкий танец живота? Уверяю вас, это божественное вмешательство, не иначе. Господь дает нам шанс изменить историю и выделяет самое подходящее место.
– Давайте внесем ясность, профессор Маккласки, – строго сказал Сенгупта. – Независимо от ваших религиозных воззрений вопрос этот чисто научный. Ньютон, как я уже сказал, сделал расчеты. Его точка пересечения времени и пространства расположена в чертовски своеобразном месте. Это подвал старого жилого особняка в районе городских верфей. Ньютон тайно купил это здание и распорядился, чтобы в нем устроили больницу, приказав наглухо замуровать подвал.
– Готова спорить, затея обошлась недешево! – взбудоражилась Маккласки. – Теперь понятно, чем старый хитрюга занимался в Королевском монетном дворе.
– Хорошо, пусть так. – Сенгупту явно раздражали беспрестанные реплики Маккласки. – Великий ученый надеялся, что в 2025 году подвал по-прежнему будет заперт, что позволит путешественнику во времени беспрепятственно проникнуть в караульную будку. Учитывая исторические пертурбации, это было весьма маловероятно, однако все вроде бы получилось. Больницу закрыли лишь в неразберихе Великой войны. Значит, в 1914-м подвал все еще был заперт, как в своей дарственной наказывал Ньютон.
– И он никуда не делся! – выкрикнула Маккласки.
– Да, да, профессор Маккласки! – рявкнул Сенгупта. – Я как раз к этому подхожу. Особняк ветшал, его многажды перестраивали, но фундамент сохранился…
– И мы купили этот дом! – Маккласки выскочила на подиум. – Он наш. И ждет нас 31 мая будущего года. Ждет тебя, Хью. Капитана Кремня Стэнтона. – Она выставила короткий прокуренный палец. После всех разговоров о 1914 годе Стэнтон вспомнил знаменитый мобилизационный плакат лорда Китченера.[8] Видимо, Маккласки подумала о том же. – Твоя страна нуждается в тебе, Хью. В тебе нуждается мир!
– Давай, шевелись. Господи, что за страна! Кофе и коньяк, я сказал. И завтрак. Есть яйца-то? Смотри, чтоб были свежие.
Стэнтон уже слышал этот голос.
Не поднимая глаз, он медленно свернул письма Кэсси, убрал их в бумажник и спрятал в карман. Затем правая рука его словно сама собой скользнула в рюкзак на полу и пальцы плотно обхватили рукоятку компактного пистолета.
Но, видит бог, воспользоваться им нельзя.
Оружие невиданной скорострельности и убойной силы взбаламутит все разведки, притаившиеся в городе. Всякий, кто изучал военную историю, знал, что в предвоенном Константинополе шпионов было как собак нерезаных.
– Кофе, я сказал! И бухло! Черт, как по-турецки «выпивка»?
Чудная манера – глотает окончания. Вспомнилось военное училище в Сэндхерсте. Там было полно привилегированных сынков, мнивших себя пупом земли.
– Видать, ленивый чурка бьет поклоны на коврике, – не унимался голос. – Вечно они молятся, да? Если б молились меньше, а работали больше, не жили бы в такой зачуханной стране, верно?
Нет, Стэнтон не ошибся. Он определенно уже слышал этот необычный голос.
Как такое возможно?
Хью крепче сжал пистолет в руке.
И тут вдруг вспомнил. Пальцы чуть разжались.
Вот же дубина. Дубина стоеросовая. Конечно, слышал. И не в другом веке, а меньше часа назад.
Придурок с Галатского моста, сидевший за рулем «Кроссли 20/25».
Стэнтон поднял взгляд. Точно, та самая компания. Все пятеро. Всем чуть за двадцать. Канотье, спортивные пиджаки, фланелевые брюки. Офицерские трости, галстуки привилегированных школ. Почти симпатяги, если бы не налитые кровью глаза и опухшие потные лица. Полупьяные. Шпана. Богатенькая, но шпана. Таких встретишь в любом столетии, в любом сословии. Поменяй им канотье на бейсболки – вылитые обормоты из двадцать первого века.
Внезапно накатила жуткая злость.
Вот такие же четыре урода убили его близких. И эти чуть не погубили семью.
– Неси кофе и коньяк! – орал водитель, вместе с друзьями шумно усаживаясь за второй столик. Компания развалилась на стульях, всем своим видом показывая, что они здесь главные.
Один парень разглядывал карту города:
– Наверняка где-то неподалеку.
Из кухни появился хозяин с подносом, на котором стояли кофейник и чашки.
– Эй ты! – гаркнул парень. – Где дом Махмуда? Девки. Танцы. Дом шлюх. Где… дом… Махмуда?
Хозяин пожал плечами и покачал головой.
– Этот козел нас не понимает. Надо же, он забыл бренди. Слышь, ты. Я сказал – кофе и коньяк.
Хозяин вновь покачал головой и отвернулся. Рассвирепевший англичанин грохнул кулаком по столу:
– Смотри сюда, чурка, когда я с тобой разговариваю! Где, твою мать, коньяк?
