Но иногда случалось так, что привычный порядок нарушался. Нет, Александр все так же приходил в кабинет, усаживался в кресло, но вместо обычных занятий чистописанием — просто смотрел на умеренно большой портрет своего августейшего тезки, висевший на самом видном месте. Кстати, весьма хороший портрет, кисти Василия Верещагина, родного брата маньяка от сыро и маслоделия Николая свет Васильевича. Тоже, разумеется, Верещагина. Хм, такой вот занятный выверт судьбы получался — оба брата связали свою жизнь с маслом. Только старший больше интересовался маслом сливочным, неустанно улучшая и изобретая новые сорта. А младший был более неравнодушен к растительному маслу (хотя и сливочное частенько употреблял, за завтраком и обедом) — особенное же пристрастие питал к льняному и конопляному, коими обыкновенно и разводились все его краски.
— М–да.
Устало потянувшись прямо в кресле, князь ослабил, а потом и вовсе снял тугую удавку нашейного платка. Затем привычными движениями «выщелкнул» из манжет золотые запонки, добавил к ним жилеточные часы с цепочкой и небольшим брелоком, небрежно бросил получившуюся кучку драгоценного металла на стол перед собой и еще раз потянулся. Плавным шагом переместился к окну, попутно скидывая с себя надоевший сюртук и жилетку, в два касания распахнул массивные дубовые створки и глубоко вздохнул, наслаждаясь ночной прохладой. Взлохматил тщательно уложенную прическу, длинно–длинно выдохнул и вернулся мыслями к недавнему рауту, устроенному одним из представителей многочисленного рода князей Голицыных. Точнее, к неожиданной новости, чуть ли не мимоходом проскользнувшей во время довольно–таки продолжительного общения с гостеприимным хозяином.
Морское ведомство Российской империи уже давно мечтало о строительстве нового, незамерзающего порта, и регулярно поднимало этот важный вопрос в своих ежегодных верноподданнических докладах на высочайшее имя. Так регулярно, да с такой настойчивостью и убедительностью, что в конце года одна тысяча восемьсот девяностого от рождества Христова, самодержец Российский не выдержал, плюнул и согласился. Кхм. В смысле — всемилостивейшее повелел рассмотреть столь назревшую проблему на ближайшем заседании Морского комитета. Который, помимо всего прочего, должен был решить, где именно вырастет новая база флота. А заодно и определить примерную стоимость всего этого «небольшого» удовольствия.
Это, можно сказать, была только присказка к новости. Сама же новость заключалась в том, что не так давно все изыскания на тему подходящего места были закончены, и к вниманию комитета оказалось представлено аж целых два варианта размещения нового незамерзающего порта. Известия эти была важные, интересные, но, как бы это правильнее и точнее сказать… Оставившие молодого аристократа в полнейшем равнодушии. До тех самых пор, пока общительный хозяин раута не поделился с собратом по титулу еще одной весьма занимательной сплетней. Насчет того, какие жаркие и острые словесные баталии развернулись в Адмиралтействе касательно того, где именно встанет новая база флота. Не забыл князь Голицын упомянуть и про раскол отважных мореходов на два неравных лагеря.
В первом, и самом большом, сердца отважных адмиралов сладко пели при одном только слове — Либава. От столицы относительно близко, на месте уже есть кое–какие постройки, сравнительно недалеко присутствует железная дорога, да и климат такой, что просто чудо… Казалось бы, ну что тут думать и сомневаться? Тем более что выразителем их чаяний и надежд выступал САМ глава Морского ведомства, генерал–адмирал флота Российского великий князь Алексей Александрович. Однако же, нашлись и такие, вечно чем–то недовольные личности. К примеру, исполняющий обязанности главного инспектора морской артиллерии контр–адмирал Макаров с чего–то был расстроен тем незначительным фактом, что от Либавы до границы меж империей и Вторым рейхом чуть менее тридцати верст. К тому же его не устраивал тамошний низкий берег, малые глубины, подвижный песок, плохие условия для обороны сухопутной крепости… Одним словом, все эти мелкие, но вполне преодолимые трудности. К молодому контр–адмиралу присоединял свой голос министр путей сообщения господин Витте — Сергей Юльевич с чего–то вдруг взял и резко обеспокоился возможным недовольством Германии. Приводя при этом поистине странные аргументы. Например, что строительство порта и крепости станет целесообразным лишь в случае планов наступательной войны и на суше, и на море, что является чрезвычайно наглым вызовом западному соседу. Ну не смех ли, слушать такое от насквозь гражданской штафирки? К сожалению, государь отчего–то весьма благоволил своему министру, причем настолько, что почти без раздумий одобрил его весьма сомнительную идею — поискать что–нибудь подходящее в Архангельской губернии. А минфин, пользуясь такими благоприятными условиями, действовал чрезвычайно энергично и расторопно, за крайне ничтожный срок изыскав–таки возможность изрядно подгадить Морскому ведомству. Тем, что предложил Его императорскому величеству устроить новый, и крайне необходимый империи незамерзающий порт аж на побережье Мурмана. Конкретнее — в Екатерининской гавани, расположенной у самого входа в Кольский залив. Хорошенькое место, ничего не скажешь: дорог к нему нет (причем вообще никаких), всего пара мелких деревушек в окрестностях, а погоды там по большей части стоят такие, что даже Сибирь кажется приятным курортом. И, как будто и этого было мало, министр–интриган предложил назвать будущую крепость и город при ней Романов–на–Мурмане. Вот так вот–с!
Небольшой слух, ничтожная сплетня из жизни сильных мира сего — но после него молодой Агренев перестал наблюдать за лицами и разговорами в обществе, погрузившись в свои, несомненно, важные размышления. Впрочем, общество этого тактично не заметило — во–первых, время было уже достаточно позднее, и все несколько подустали. А во–вторых, некоторая эксцентричность князя была им уже знакома и привычна. Тем более привычна, что для большинства присутствующих он стал своим — а значит имел право на мелкие, и вполне простительные недостатки. Сам же князь, весь остаток раута и всю дорогу домой мучительно ворошил свою память, пытаясь понять — почему он, будучи когда–то школьником, а затем и студентом, никогда и ничего не слышал о базе флота в Либаве. И почему предложенное хитроумным министром финансов название порта в Екатерининской гавани удивительно схоже с вполне памятным ему городом–портом Мурманск.
«Черт, от всех этих размышлений скоро мозги расплавятся! И чего это меня эти мореманские дела так зацепили?».
