Квинкерема, едва не черпая носом воду, продолжала двигаться по реке, но как-то боком, закладывая большой вираж в сторону правого береге, на котором разворачивалось конное сражение Аргима и греческих катафрактариев. Слева Ларин увидел вражескую триеру, находившуюся в засаде за небольшим островком, а теперь спешившую к нему навстречу. Но тягаться с греками в своем нынешнем виде эта квинкерема уже не могла. Таран был почти разрушен, а вся огневая мощь израсходована. Да, кроме того, пожар уже стал настоящей проблемой. Огонь начал вырываться из весельных портов по обоим бортам, дойдя почти до середины. Адмирал понял, что его корабль обречен и может стать легкой добычей для греков в этой акватории, пока не подоспеют свои.
— Что там у вас случилось? — набросился Ларин на вновь появившегося из-под палубы гортатора. — Почему корабль идет боком, как хромая лошадь?
— Во время тарана мы из-за дыма не успели убрать часть весел с правого борта, и они сломались, — доложил командир гребцов, — мы еле можем удерживать такой ход, но недолго. Дым уже почти не позволяет дышать.
Ларин в ярости схватился за акинак. Гортатор отшатнулся, но Леха не собирался его убивать. Он лихорадочно искал решение, что делать дальше с обреченным кораблем, и вдруг нашел для него достойную смерть.
Они уже почти обогнули небольшой мысок с возвышением, на котором стояла та самая приземистая башенка, которую он увидел издалека. Позади нее — Ларин не ошибся в предположениях — открывался довольно широкий и явно рукотворный канал, который был вырыт перпендикулярно основному руслу. Он мог вести только к заливу, на дальнем берегу которого располагалась торговая гавань Истра. Самый короткий путь в сердце обороны врага. Греки это понимали, И потому вход в канал был перегорожен тремя рядами бирем и лодок поменьше. С первого раза протаранить эту запруду было невозможно, но зато можно было ее сжечь. Ларин бросил взгляд на свой полыхающий корабль. Лучшего брандера нельзя было и желать.
— Правь вон туда, — приказал он Токсару и, обернувшись, посмотрел на мост, где шла битва. — Наш корабль уже не жилец. Будем пробивать путь для остальных.
Токсар кивнул и подал знак воину, стоявшему у рулевого весла.
— Как застрянем, выводи своих гребцов наверх, — приказал Леха гортатору, — мы все спустимся на берег и погоним греков посуху. Морским пехотинцам приготовиться!
Командир морпехов, тоже стоявший рядом, обрадовался этому приказу, казалось, больше других. Они уже подожгли два греческих корабля, проломили наплавной мост, а пехотинцы еще так толком и не вступили в бой, хотя потери уже понесли.
Не успел корабль взять еще правее, уходя от приближавшейся с кормы триеры, как над головой Ларина просвистело ядро из баллисты. Адмирал пригляделся, — греки, обосновавшиеся на башне, решили дать отпор скифам. Но баллиста здесь был всего одна, и Леха даже рассмеялся этой жалкой попытке остановить его корабль, — видно, греки никак не рассчитывали на столь быстрый прорыв обороны. Запрудившие все подступы вокруг этого места пехотинцы, уже выстроились в некое подобие фаланги по обоим берегам, видя, что орудия квинкеремы молчат, да и сам корабль объят пожаром.
— Давай, давай! — процедил Ларин сквозь зубы, поторапливая гребцов и рулевого. — Еще чуток — и пробьемся!
Он обернулся назад, не обращая внимания на свистевшие вокруг ядра и стрелы, заметив, что брешь на мосту позади расширилась и сквозь нее прошла вторая квинкерема, а за ней триера. Оба корабля бросились наперерез грекам, желавшим атаковать Ларина на воде. Увидев этот прорыв, капитан греческой триеры приказал развернуть свой корабль и бесстрашно принял бой со скифами.
Но подробностей Ларин уже не видел. Берег и линия бирем, перегородившая протоку, приближались. Со страшным грохотом горящий скифский корабль ударился в нее и, подмяв под себя первые корабли, заполз на вторую линию, где со скрипом остановился в каких-то пяти метрах от свободной воды. Несколько обгорелых брусьев упало на соседние лодки, разбросав повсюду тлеющие головешки.
— Отлично, — проговорил Ларин, выхватывая меч и поднимая щит, — остальное сделает огонь. А нам пора потрудиться на берегу. За мной солдаты! Каранадис, держись рядом!
Глава пятая
Юлия и Бодастарт
— Хвала богам, прорвались, — выдохнул Могадор, уперевшись руками в носовое ограждение.
Чайка молча кивнул, рассматривая открывшуюся панораму города. С борта квинкеремы, которая направилась к одному из дальних пирсов, чтобы пришвартоваться, Федор заметил суматоху, царившую в городе. Вернее, той его части, которая непосредственно прилегала к бухте. Слева по борту за насыпным молом, где располагалась торговая гавань, виднелось множество лодок и «круглых» торговых кораблей. Три судна ошвартовались буквально на глазах Чайки, миновав спасительные ворота незадолго до посланцев Сицилии. Впрочем, паники никакой не было. На большинстве «торговцев» шла обычная разгрузка и погрузка товаров. Вереницы рабов выстроились от складов к низким округлым бортам, перетаскивая туда и обратно тюки с зерном и амфоры с вином и маслом. И даже начавшийся грохот приступа, казалось, не изменил пока хода событий.
Наметанным глазом Чайка заметил, что большинство торговых кораблей были собственно карфагенскими, несколько судов принадлежали египтянам и еще каким-то представителям африканских или островных территорий, а вот о греках теперь не было и речи. Не считая жителей Сиракуз, конечно. «Интересно, — промелькнуло в мозгу у Чайки, — кто же теперь будет считаться карфагенскими купцами, наши торговые люди или те?»
Впрочем, этот вопрос был далеко не главным из тех, что волновал командира двадцатой хилиархии. Оторвав взгляд от торговых пирсов и складов, Федор скользнул им по военной гавани. Несмотря на явное нападение, дремавшие у пирсов грозные военные корабли тоже не торопились принять бой в открытом море. На первый взгляд их здесь было ничуть не меньше, чем римлян, а, скорее всего, больше. Но лишь у четырех крайних квинкерем Чайка пока заметил какое-то шевеление, похожее на ответную военную активность. Там, на до боли знакомой каменной пристани, выстроились морпехи в темно-синих панцирях, готовясь взойти на корабли. Позади них из казарм строем выходили еще несколько спейр, направляясь к другим кораблям.
— Скажи рулевому, чтобы взял левее, — приказал Могадор выросшему рядом с ним офицеру, — будем приставать вон там.
Проследив за указующим перстом капитана, Федор понял, что корабль из Сицилии ожидают почти на самом краю военной гавани, где столпилось несколько фигурок — не то офицеров, не то представителей портовых властей. Но дела Могадора его больше не интересовали, свою задачу — доставить Чайку в Тарент — он выполнил блестяще. Дальше их пути должны были разойтись. Федор намеревался сразу же посетить дворец Ганнибала, узнать последние новости и сообщить свои. Но, едва подняв глаза на скалистый берег, усеянный особняками знати, и заметив чуть в стороне от дворца Ганнибала свой дом, выстроенный в греческом стиле из светлого известняка, понял, что сначала нанесет визит именно туда. Служба службой, но хозяйку этого трехэтажного особняка, с колоннами у входа, портиками и широкой террасой с видом на море, Федор мечтал увидеть гораздо больше, чем новоявленного царя или тирана Испания, Сицилии и Южной Италии, которого даже не знал пока, как называть.
