основе двух бригад, он вооружил чуть ли не до зубов, ведь каждый батальон получил по шесть митральез конструкции Шметилло, которые солдаты уже прозвали «молотилками». Да на полк дал пулеметную команду, и собственную артиллерию, которая отсутствовала с 18-го века. И ведь лучше получилось — теперь командир полка моментально реагировал на любое изменение обстановки, и в японцев немедленно летели 87 мм гранаты, и не требовалось ждать, пока посыльные доберутся до артиллерийского дивизиона, который постоянно отставал на марше. И это при том, что дивизия стала намного меньше в людях, сохранив при этом число обозных лошадей, и добавив в полки примерно с тысячу китайских «кули» — носильщиков. Так что не будь этого, то не прошли бы по здешним дорогам, которые лучше называть тропами, столь много, едва бы одолели полсотни верст.
— Воюют железом, а не кровью…
Кондратенко хмыкнул, вспомнив одну из «аксиом» Фока, которые тот любил произносить. Старик за месяц совершенно изменился, причем день за днем, с момента победного для него боя под Бицзыво, который он дал вопреки приказам Куропаткина и Стесселя, проявив к ним совершенно наплевательское отношение. И тут же став фаворитом самого наместника, который возвратился с моря с победой, утопив в бою два вражеских крейсера. И целым валом пошли изменения, знай про которые в Петербурге, тут же пошла бы взбучка, и такая, что и сам Фок, и Стессель тут же слетели с занимаемых должностей. А может быть о «самоуправстве» в столице и ведали, но зная о влиянии адмирала Алексеева, без разрешения которого о подобных новациях и речи бы не было, решили не вмешиваться, благо есть победы. А пойдут поражения, сразу обо всех «грехах» вспомнят, и Фока, и Стесселя, и самого наместника, тут и сомневаться не приходится. Живо прибудут грозные бумаги вместе с проверяющими особами.
Фок стал «другим», как только получил ранение и контузию в бою под Бицзыво — видимо, крепко его по голове там ударило. Слава богу, что сильно приложило — в старом обличье, но со вставшими на место мозгами, Фок сразу начал многим нравиться, а солдаты его просто боготворили, и в этом никто не сомневался. Энергию, которую проявлял этот старик, могли бы позаимствовать многие молодые капитаны и поручики — когда он спал непонятно, но свои задумки, неизвестно откуда взявшиеся, воплощал в жизнь неукоснительно и требовательно, не просто заставляя подчиненных, но всячески им при этом объясняя, и помогая. Список «новаций» понемногу рос, причем постоянно внедрялся в жизнь.
О том, что англичане применяли бронепоезда в войне с бурами, многие знали, но увидеть их в отечественном исполнении было определенным шоком, особенно для солдат — железный исполин, изрыгающий дым и пар, с орудийными башнями произвел на многих ошеломляющее впечатление. Та же митральеза Шметилло, полезность которой рассмотрел именно Фок, треноги для пулеметов «максима» вместо высоких лафетов со щитами, да и многое другое, не менее полезное, вроде тех ящиков ручных гранат, что поступили для испытания к егерям вместе с «новыми» гренадерами.
Однако было и то, что иначе, чем старческими чудачествами не объяснить. Днем нарочный доставил с десяток железных касок уродливой конструкции, которую штабные офицеры, увидев это «чудо-юдо» тут же стали называть их «собачьей миской». Было и злое название, которое, без сомнения к ним и прилепится, стоит только надеть эти каски на голову и застегнуть под подбородком ремешки — «тазик Фока», как он сам назвал их, впервые попробовав применить по назначению.
Не стоит этого делать — любой офицер станет посмешищем…
— Юлий Юлианович, — обратился Кондратенко к подполковнику Белозору, что прежде служил в 5-м ВС стрелковом полку, а теперь командовал егерским батальоном дивизии, — вы совершили невозможное, сбив японцев с позиции…
— Просто они не успели укрепиться толком, даже окопы не выкопали. Но их тут много, сейчас пойдут в контратаку. Вот смотрите, ваше превосходительство — у них артиллерия!
Над сопками вспухли белые клубки шрапнели — сотни железных шариков обрушились на землю «дождем». К счастью неопасным — с большим таким недолетом. Но это недолго исправить, и следующие снаряды могут взорваться прямо над головой.
Кондратенко оглядел егерей, понимая, что в иное время их командир получил бы хорошую взбучку за нарушение формы одежды — вместо сапог обмотки с китайской обувкой, гимнастерки разных оттенков зеленого, а на головах фуражки и папахи, а у некоторых вообще непотребные головные уборы. Это резало глаз, но генерал понимал, что иного просто может не быть, и обходятся тем, что под руку попало.
Стрелки заняли позицию правильно — укрывшись в канавах, за скатами, в ямках. И передвигались по-пластунски, елозя брюхом по выжженной солнцем траве. И тут Роману Исидоровичу бросился в глаза офицер — обмундированный чуть лучше, в фуражке, но в китайской обувке и без шашки, которую обязаны были носить все офицеры и в любой обстановке. На такое следовало обратить внимание, хотя бы ради того, чтобы нижним чинам не подавать дурной пример, все устав для того и писан. Но с другой стороны, генерал прекрасно понимал, что ползать лучше без шашки, она только мешать будет, а в схватке с нее никакого толка, лучше вооружиться маузером в дополнение к нагану, понятное дело. Однако пистолет этот дорог невероятно. Не всем по карману, особенно обер-офицерам — сорок полновесных рублей в столице, а здесь вдвое больше продавцы требуют.
— Куда пехота полезла, куда?! Побьют ведь дураков необстрелянных! Сейчас пушки работать начнут!
Белозор чуть ли не кричал, показывая влево — на зелено-желтом фоне выделялись густо рассыпанные белые пятнышки гимнастерок. То прибывший с марша батальон Тобольского пехотного полка пошел в атаку, солдаты лезли вперед настырно, впереди цепи, позади взводы в колоннах для поддержки. Вот над ними и вспухли разрывы — и многие белые пятна стали недвижимыми, хотя впереди них продолжалось наступление цепями, солдаты шли в наступление перебежками…
Японцы полезли в контратаку напористо, зло и дружно — их было много, батальон, не меньше. Занявшие оборону «охотники» стреляли вразнобой, никто им не подавал команду стрелять залпом. Роман Исидорович только наблюдал, не вмешиваясь — для него самого это был первый бой в жизни. И он сейчас хорошо понимал, что видеть поле сражения это одно, а вот совсем иное оказаться в гуще событий.
— Вот и хорошо, сейчас они все тут полягут — тоже необстрелянные!
Пулеметы ударили с сопки, как раз во фланг атакующей японской пехоты — и словно коса по траве, очереди прошлись по бегущим, маленького роста японцам. Они падали десятками, а потеряв сотни убитых и
