не могу распоряжаться тайной, которой не владею единолично. Понимаешь? Так и тут. Я тебе доверяю, но сказать о том, что не принадлежит исключительно мне, не могу. Без обид, ладно?
Он кивает и, кажется, действительно улавливает мысль.
— Да, понял. Всё чётко ты сказал. Только слухи всё равно уже ходят. И что типа сестру Киргиза того…
— Чего того? — я даже останавливаюсь.
— Ну что типа там разборка какая-то была, и что её грохнули…
И кто же это у нас языкастый такой? Вот уж правильно немцы говорят, что знают двое, знает и свинья…
— Ну, давай, рассказывай, что ещё болтают ваши юные джентльмены удачи.
— Про Киргиза, что типа его Корней завалить пообещал, а для Цвета Киргиз, как родной, они с его батей прям братаны. Поэтому типа Цвет с Корнеем закусились. Ещё говорят, что Сергача Цвет завалил, а Парашютист недоволен, что ничего с этого не поимел и теперь втихую капает на Цвета, что он беспредельщик. Ну и всё, больше ничего не говорят.
— Понятно, — киваю я. — Спасибо, добрый человек. Теперь мне будет чуть проще ориентироваться в мире криминала. А одноногий не проявлялся?
— Не, про него молчок, никто не знает.
— Ну и хрен с ним.
— Ага, — кивает Трыня, — за нас с вами и за хрен с ними!
Мы доходим до Красной и разбегаемся в разные стороны.
— Забегай, Андрюх. Завтра выходной.
— А ты что, дома будешь? — подозрительно смотрит он.
— Надеюсь, буду, — отвечаю я.
— Я уж думала, не придёшь, качает головой Новицкая, закрывая за мной дверь.
— Ир, только это… Я прям с командировки. Тьфу… С тренировки. А душа у нас там нет.
Она чуть усмехается:
— Хочешь моим душем воспользоваться?
— Ну да, — отвечаю я тоже усмехаясь. — Хорошая идея, ибо гигиена превыше всего.
— Присядь пока, мой потный возлюбленный, — приказывает она. — Поговорим. Чаю хочешь?
— Хочу, конечно. А ещё творог хочу. Есть у тебя? И сметану с грецкими орехами.
— Куда тебе, ты и так всегда готов, как Приап в пионерском возрасте. Отодрал уже небось эту жопастую? Да садись ты уже… Вот сюда, на диван. Прыгай.
Я сажусь и аккуратно откидываюсь на спинку, стараясь не показывать, что это весьма… чувствительно.
— Ты чего, как дед старый? — спрашивает Ирина.
— Да-а-а… — неопределённо тяну я.
— Чего, да, отодрал?
— О ком ты говоришь, о Куренковой что ли? — недоумеваю я.
— Смотри-ка, сразу догадался, — кивает Новицкая. — Так да или нет?
— Нет, конечно, с чего бы? Что мне драть некого?
— Нахал, — зло сверкает она глазами. — Знаю я тебя. Насквозь вижу. Кобель ты, Брагин, каких мало.
— Ир, вот сейчас обидно было. С чего эти обвинения, беспочвенные и дурацкие? Нет у меня никаких отношений с ней. Клянусь страшной клятвой.
— Клянётся он, — щурится она. — А с какой это радости она тебя на Швейку направляет? И почему ты мне об этом не сказал ничего? Я вот не пойму, ты действительно думал, что я не узнаю о ваших шашнях? Просил он за неё. Ясно всё с тобой!
— Ир, ты дура? — я резко выпрямляюсь на диване.
— Что?!
Хрясь! С размаху лепит она мне пощёчину. И неслабо так лепит, я даже откидываюсь на спинку и не успеваю сдержать стон. Вырывается, гад, наружу.
— Нечего здесь неженку изображать! — зло бросает Новицкая. — Ласковое теля двух маток сосёт, да?
— Ира, я прикасался к Куренковой только во время рукопожатий.
— Меня интимные подробности о твоих касаниях не интересуют.
— Да, бл*дь! С чего вообще такая мысль тупая?! Нет у меня ничего с ней! Я думаю, она, может быть, с Крикуновым мутит. А может, и нет. Я вообще не при делах. Да у нас даже и намёка никогда не было, ни искриночки, чисто деловые отношения.
— Серьёзно? И что у вас за дела?
— Дела у меня с её батей, а не с ней. И начались они после того, как ты ей разрешила райком возглавить. Но только после того, как он перестал под тебя копать. Вспоминаешь или нет?
— Что мне вспоминать-то? Я такие вещи не забываю никогда. А что со Швейной фабрикой? Только не смей врать! Учти, я всё уже знаю, просто хочу посмотреть, как ты будешь выкручиваться.
— Блин, капец! Когда я тебе хоть раз соврал? Что за наезд такой? Дездемона, где платочек! И что ты там такое знаешь? Прям тайна мадридского двора. Да, она со мной говорила на эту тему. Сказала, парень ты ушлый, толковый, батя говорит, что ещё и надёжный, поэтому, не хочешь ли ты возглавить довольно крупную комсомольскую организацию Швейной фабрики? Это типа тебе в копилку пойдёт, в резюме. В армии, говорит, послужишь, что тоже хорошо. Попросишь Ирину Викторовну, она тебе поможет по комсомольской линии службу пройти.
Ирина смотрит на меня, будто рентгеновскими лучами просвечивает. Неприятное чувство, когда тебе не верят.
— Ну, а дальше?
— Всё. Пока никакого дальше не было. Я сказал, что надо подумать, посоветоваться. А она предупредила, чтобы слишком долго не размышлял, ей надо скорее отвечать.
— И что ты ответил?
— Блин, да я ничего не ответил. Я хотел с тобой посоветоваться, но меня неделю в городе не было, и вообще не до того было.
— А где ты был, кстати?
— В Новосибирске.
Она кивает:
— Так. И почему ты там сидел неделю?
— Я тебе говорил. Под меня менты копали, момент был довольно острый, поэтому нужно было уехать. Спасибо тебе, что прикрыла. Я очень тебе благодарен.
— Благодарен, — с презрением повторяет она. — Да ты в принципе не умеешь быть благодарным!
— Вот уж неправда!
Она пренебрежительно машет рукой, мол ладно уж, молчи лучше.
— Ну и как, разрешилась твоя ситуация с милицией?
— В общем да. На год я получил отсрочку и за это время должен буду кое-что сделать.
— Допустим, — кивает Новицкая. — Так что там со Швейной фабрикой?
— Не знаю, — пожимаю я плечами. — В принципе предложение вроде неплохое. Но здесь важно, что ты скажешь. Если, конечно, в таком состоянии ты сможешь что-нибудь мне сказать. Если честно, я в последнее время об
