эгоистов следуют своим желаниям, не думая о последствиях. Другие о последствиях думают, что немного снижает степень себялюбия.
На другом полюсе живут альтруисты, посвятившие жизнь заботам о других. Кажется, что альтруисты бескорыстны, но это не всегда так. В глубине души они хотят награды. Кто доброго слова, кто хоть какой-то ответной заботы. Видел я таких на войне. Первыми идут в бой, вытаскивают раненых. Хорошие они? Да заебись. Потом в окопах сидят, травят байки о своих наградах, спасенных товарищах. Повышают рейтинг.
И что, все эгоисты плохие, а все альтруисты хорошие? Как бы не так.
Кто общался с «махровыми» альтруистами знает — с ними душнилами, скучно! Они всё раздали другим, не оставив себе ничего интересного. Талант, призвание — это распылилось во времени. Они всех спасли, жертвуя собой. Про эти жертвы знают все в подробностях!
Альтруисты непредсказуемы. Ты договариваешься с ним поехать в Париж, а за неделю до вылета узнаешь, что «душнила» унесся в Африку, кормить голодающих негров. Вот, кажется, он начал думать о себе, год копит деньги на мотороллер, но за день до похода в магазин оказывается, что лучше эти деньги пожертвовать фонду по связям с соседней галактикой.
Перед альтруистами надо снимать шляпу, восхищаться ими, помогать, говорить, что на таких людях держится планета. Но общаться интереснее с эгоистами.
— Ты чего застрял на кухне? Лопаешь оладьи? Подожди меня!
— Не лопаю, но готовлюсь, да.
Выбирать эгоистов надо тщательно, останавливаясь на тех, кто уже научился любить себя. Кто не мучается от проблем — что бы еще захотеть, чем бы еще себя порадовать. Умные эгоисты без таких проблем. Они нашли себя, живут и радуются. От них расходятся волны счастья. Этим счастьем можно и поделиться. Умные эгоисты знают, что разделенное счастье возвращается удвоенным. Да, они думают о себе. Умный эгоист делится своим счастьем, получая взамен удвоенное. И этим удвоенным делишься. И снова получаешь. И снова делишься. И так, пока от счастья не захлебнешься.
Да что со мной⁇ Меня в гостинной ждет прелесная очаровашка, а я тут стою, туплю на оладьи, эгоисты какие-то, альтруисты…. А вот, что со мной. Меня дома еще ждет беременная жена. Она мне мозг недавно выела, про то, что нужно быть верным, с принципами, помогать, все в семью… И мне нужно какое-то тебе оправдание придумать, чтобы эту поебень из головы выкинуть. Я стащил с пальца кольцо. Прошлые встречи с Машей даже не надевал его, а сегодня на пробежку нацепил. Внутрисемейная пропаганда работает. Но недолго. Сколько волка не корми…
К черту эти пиздострадания! Меня завтра на любом выезде могут грохнуть террористы. Или даже случайно свои. Дружественный огонь и все. Извини, Орлов, никто не застрахован, попал под лоша… точнее под взрыв гранаты. Например. Сколько раз меня могли закопать за последний год? Раз семь точно. К черту, принципы. Живем один раз, даже если живем второй раз.
Я убрал кольцо в карман, прошел в гостиную. Там Маша в легком, коротком сарафанчике вешала на стремянке шторы. Я увидел голые ножки, краешек белых сатиновых трусиков. Потом мой взгляд поднялся к обнаженной шее — женщина заколола волосы в простой пучок на голове.
— Я сейчас! Пять крючков осталось
Это я сейчас. Подошел. Обнял Тихомирову за загорелые ноги, поцеловал под коленками. Маша вздогнула. Мои руки полезли под сарафан, кусок шторы упал мне на голову.
— Что… что ты делаешь⁈
Я подхватил учительницу, понес ее к разложенной софе. Кто-то тоже подготовился. Положил, начал целовать, задирая сарафан все выше и выше. Маша задышала, сама сдернула трусики, помогла мне расстегнуть штаны.
Потом лежали, болтали. Я все никак не мог перевести дух — темп взял быстрый, финиш был яркий.
—…прочитала в американском журнале, что в Штатах в продаже появились лифчики, которые электричеством стимулируют грудь! Чтобы она была в тонусе
Я провел рукой по груди Маши. Твердая четверка, крепкая, с крупными коричневыми сосками. Которые мигом затвердели.
— Ну тебе то без надобности.
Тихомирова хихикнула.
— К вам приходят американская пресса?
— И английская. И немецкая. Мы же МИД. Есть специальная закрытая библиотека. Знаешь, кто в ней работает?
— Кто?
— Дочка Брежнева. Галя
— Ну и как она тебе? — я закинул руку за голову, посмотрел на стройные ноги Маши. Может еще разок с ней успеем до занятий? Или лучше по оладьям? Совсем остынут.
— Ну и как она тебе?
— Шебутная очень. Со вторым мужем рассталась. Да и какой он ей муж. Фокусник какой-то. Кио.
Дальше Маша начала пересказывать сложные взаимоотношения Брежневой с иллюзионистом, папа не принял брак дочки, комитетские отобрали у Кио паспорт, вернули уже без штампа о браке. Вытравили. А Брежнев крутоват с семьей. Чего же он дальше начал давать спуска Гале? Устал бороться? Сейчас ему 62, выглядит бодрячком. Только курит много.
— Я попросила у Гали разрешение вырезать из журналов твои фотографии!
Мне была продемонстрирована целая папка с моими снимками. Тут был и USA Today.The New York Times. Los Angeles Times. New York Post. С десяток газет и журналов. Маша не только добыла фотографии, но и сделала вырезки статей и подписей.
— А тебе не прилетит за такую самодеятельность? — я с удивлением перелистывал папку. Статьи жгли напалмом. Желтая пресса мне придумала целую биографию в стиле «вскормлен волками в Сибири», кто-то взял даже комментарий у «психолога», о «новых» варварах с востока. Конан Киммериец, вот это все.
— Что значит прилетит?
— Не накажут?
— У тебя часто в речи странные обороты встречаются — Маша закинула на меня ногу, прижалась к груди — Не накажут. Мы с Галей вместе чай пьем и детей обсуждаем. У нее дочка.
— Я очень рад за нее.
— А я за тебя. У тебя тоже скоро будет ребенок
Тут то я и сел в кровати. Все оладьи улетучились у меня из головы, папка полетела на пол.
— Откуда знаешь⁇
— Орлов, я же не дура! — Маша тоже села. Бюст призывно колыхнулся — Навела про тебя справки.
Ага… Какой-то ее знакомый гэбэшник меня сдал. Найти бы его и…
— Ты чего такой мрачный стал?
— Совесть проснулась
— Ай, да ладно! — Маша махнула рукой — Жена не стенка, подвинется. Ты мужик мощный, видный, тебя на всех хватит.
Я обалдело посмотрел в голубые глаза Тихомировой.
— Удивлен?
— Не то, чтобы сильно, но в целом…
— Обычно я с женатыми не встречаюсь. Но ты… тут другое дело. От тебя так и несет самцом. Походка хищная, глаза так и горят. Я как тебя увидела тогда на путях… Как ты прыгнул, накрыл собой сына… Поплыла.
Я почесал в затылке. Вот стоило париться. Интересно, а чего сразу не дала? Ломалась.
— Из семьи уводить не собираюсь, тем более у тебя тесть — генерал гэбэшный. Но заглядывать — заглядывай.
В прихожей хлопнула дверь.
Маша подорвалась, начала лихорадочно одеваться и шипеть на меня:
— Ты не запер?
— Неа
— Идиот! — в меня полетели мои штаны и рубашка — Это мама Мишу привезла!
Нас спасло то, что парень был на костылях и двигался медленно. Когда мама Тихомировой и ее сын попали в гостинную мы уже успели одеться и я даже ругаясь на скрип сложил софу. В комнате все равно пахло сексом, у Маши на шее краснел засос. Маман — пожилая грузная женщина с высоким начесом на голове — мигом все поняла, поджала губы.
— Феодосия Александровна — церемонно представилась женщина. Я чуть не заржал. Прямо представил, как чуть помоложе она кричала в постеле «Ой как мне справно и ладно, батюшки мои». Ну что за имена, а?
Мама пунцовой Маши что-то поняла, еще больше поджала губы, ушла на кухню. А я поручкался со знакомым пионером. Он слегка прибавил в росте, с тех пор, когда я его видел на путях.
— Зови меня Николаем — я кивнул Маше, чтобы она пошла вслед за мамой и объяснила ей все. Хотя что тут можно объяснить? Двое взрослых полчаса жахались на софе, да так, что мебель дрожала и чуть не развалилась. Проветрить бы… Я подошел к окну, открыл его на распушку — Жарко. Тебя то как звать? Не успел поинтересоваться в метро
А парень то побледнел. Поди вспомнил, как на нас поезд мчался. Интересно, а это правда, что машинистам запрещено резко тормозить из-за человека на путях? Мол, лучше убить одного, чем покалечить в вагонах многих…
— Миша
— Лет тебе сколько?
— Десять. Скоро одиннадцать будет.
— Как нога?
Пока Миша рассказывал о своем гипсе —
