твердят. Если Бог все-таки существует, то почему он допустил эту катастрофу? Почему Он не защитил людей?
– Бог предпочитает не лезть в дела человеческие. Наверняка Он подавал нам знаки, а мы не сумели их распознать. Иоанн Богослов в древние времена говорил об этом, но его посчитали сумасшедшим, и только спустя пару сотен лет к нему начали прислушиваться.
– А может, это еврейское проклятие? Это была их земля, пока большевики и фашисты не начали их уничтожать.
– Церковь исключает подобные варианты. Этим занимаются неблагочестивые люди, маги и колдуны. Мы их осуждаем. Так угодно Богу – это все, что я могу сказать. Хотел ли Он этого? Конечно же нет. Родители наказывают своих детей во благо, так и Бог наказывает нас за непослушание. А насчет девочки, – отец Димитрий повернулся к Лене, – я все это время был здесь, дитя мое, и видел это чудное создание не один раз. Она приходит сюда потому что у нее нет другого дома, дома, где бы ее любили и ждали.
Лена прищурилась:
– Кстати, вы так и не рассказали, что с вами тогда случилось.
– Что именно?
– Когда какая-то девица ввела вас в жуткий транс.
Отец Димитрий поднес к лампадке заранее зажженную спичку. Приятный запах разошелся по храмовому залу, наполняя теплотой и душевным спокойствием.
– Я был один, когда она заявилась. Строительство “Укрытия” только-только закончилось, и я решил, с меня хватит, – не поворачиваясь к девушке, ответил отец Димитрий. – Я решил на время остаться в кабинете, нужно было доделывать работу. И тут она пришла. Я даже и не помню, что именно она со мной сделала. Очнулся уже в местной психбольнице. Меня привязывали к кровати, ибо по ночам начинал ходить и беспокоить больных. Меня вывели, но какой ценой… – протянул бывший чиновник. – Мамы уже в живых не было. Врачи не разрешили мне об этом говорить, была велика вероятность, что приступ повторится. Не прошло и года, как схоронил жену. А в Чернобыль вернулся… вернулся потому что выхода другого не было. Я прошел необходимое для этого обучение и уже который год провожу здесь службы. Монахи эти, – отец Димитрий кивнул на людей в черных балахонах, – сами к нам обратились. Сказали, что у них особая миссия. Я уже начинаю к ним привыкать. Но ты пришла сюда так поздно не ради истории с девицей. Ты пришла рассказать мне о чем-то другом, о том, что тревожит тебя не первый год.
– Батюшка, я уже который год скучаю по своему отцу, – подбирая нужные слова, произнесла Лена. – Это тоска не отпускает меня и по сей день. Я уже знаю, что он умер. Он погиб, спасая нас с вами. А я все принять это не могу!.. – воскликнула девушка, сжимая пальцы в кулак. – Я все это время думала, за что, за что мне все это! Почему он, а не я?! Почему он оказался в тот злополучный момент? Почему он ушел, ничего мне не сказав?! Он был моим единственным близким человеком, которого я безумно любила! Я прошла через ад, как и он, я даже пришла сюда, в Чернобыль, чтобы отыскать его, а тут оказалось, что домик наш снесли, а он уже давно мертв!..
– Пути господни неисповедимы. Никто не знает, что будет завтра. Или через час. Или через две минуты. Нельзя вторгнуться туда, куда простому смертному дорога закрыта. Бог не дает испытаний не по силам, Он знает, сколько ты можешь выдержать. И только Он знает, какая участь ждет тебя завтра. Ты вот проснешься, а все, что мучило тебя вчера, окажется дурным сном. Или ты обретешь смысл в чем-то другом. Или примешь все как есть, не станешь больше сопротивляться. И это тоже входит в планы Бога. Но пока что остается только верить. Любить и верить. Ты жива, а это главное. Ты жива, а это значит, что все поправимо.
– Лена, это опять ты?
Отец Димитрий повернулся и встретился глазами с роковой красоткой, на лице которой заиграла злая усмешка. На ней сиял черный бюстгальтер, подчеркивающий выпуклость грудей, короткие шорты, едва прикрывающие бедра, и ботинки со шнуровкой до колена. Ее длинные волосы были мастерски укорочены.
– Я скучала по вам, отец Димитрий. Надеюсь, вы не успели меня забыть. – Девица поклонилась, скрывая злобную насмешку в уголках губ.
– Я тебя внимательно слушаю. – Бывший чиновник сохранял самообладание, хотя по всему телу бегали мурашки, да и голос заметно сел.
– Скажите, а я достаточно красива, чтобы вы могли совершить со мной грехопадение? – незнакомка принялась крутиться вокруг священника, потрясывая грудями. – Вы не думаете, что этот бюстгальтер лишний, м? – одним движением она расстегнула бюстгальтер и, оголив груди с сосками карамельного цвета, бросила его куда-то в сторону. – А теперь я красива, м?
– Я знаю, зачем ты это делаешь, – ответил священнослужитель, сцепив руки. – Ты хочешь, чтобы мы, люди, попросили у тебя прощения. За все, что совершили или не совершили, – он выдержал паузу и склонил голову. – Я принимаю твою злость, твое отчаяние, ты одинокое и несчастное создание, в глубине души ты чаешь нашей любви, и хочешь, чтобы тебя одарили вниманием. Я понимаю твою ненависть и принимаю тебя как одного из нас, как человека, который похож на нас, который заслуживает милосердия, как и все дети в нашем непростом мире.
Девица хмыкнула. Насмешка с ее лица исчезла. Она стала серьезна как никогда. Буравила священника взглядом пронзительных синих глаз и молчала, поджав губы.
– Я встаю перед тобой на колени, – вкрадчиво произнес отец Димитрий и встал перед незнакомкой на правое колено, – и от лица всех людей, живущих на этой планете, прошу у тебя прощения. Прости нас и не держи больше на нас зла! – он опустил голову и сжался, словно его хотели ударить. – Прости даже за то, что мы не сделали! Прости за то, что были равнодушны к тебе! Прости и оставь нас с миром!
Девица сильнее поджала губы, буравя священника, сжавшегося у нее в ногах. Подняла глаза, вгляделась в лица, запечатленных на золотых иконах, и, развернувшись, поспешила к выходу. На нее смотрели тысячи нарисованных глаз. Отец Димитрий выглядел жалко, но
