— Любимов себя Господом Богом возомнил, погоду он обеспечит, — маршал Ворошилов пренебрежительно даже не назвал меня "товарищем", дав волю злости. — И политику европейскую постиг, куда нам грешным…
— Не надо лишних слов. Просто дайте мне десять вагонов цемента и эскадрилью тяжёлых бомбардировщиков с высотными моторами. Надеюсь, не все ещё ушатали? — не мог я удержаться и не подпустить шпильку наркому обороны.
— Да я…
— Десять вагонов цемента — большая ценность, — намеренно перебил маршала Сталин, не допустив перепалки. — Как именно вы намерены их использовать?
— Я собираюсь распылить его в верхнем облачном слое, — ответил я незамедлительно. — Каждая частичка цемента станет точкой образования капли и упадёт на землю, вытянув влагу из воздуха. С потерей плотности понизится температура в облаке, влага конденсируется и выпадет дождём. Облако рассеется. Подобного же можно достичь охладив облако другим способом. Обработать жидким азотом, например.
— Вы уверены? — спросил Иосиф Виссарионович с нажимом на последнем слове.
— На практике не проверял, но теоретически всё так и должно быть. Надо попробовать, время ещё есть на эксперименты. В конце концов, это не атомный проект, целой отрасли промышленности строить не надо. Во всяком случае, хуже, чем при естественном ходе событий, не будет. Да и с кого взыскать убытки в случае неудачи вы знаете. Или и здесь товарищи высоколобые академики успели высказать заведомо отрицательное суждение? Причём, точно так же, не утруждая себя доказательствами? — удержаться от язвительности в самом конце я даже и не думал.
— Есть мнение, — Сталин абсолютно никак не отреагировал на мои эмоции, — что товарищу Любимову надо дать эти десять вагонов и эскадрилью. Пусть попытается. Попытка не пытка.
Я усмехнулся про себя, припомнив позднесоветский анекдот, но один из его персонажей тут же испортил мне настроение.
— Товарищи, считаю, что Любимова необходимо немедленно изолировать, — твёрдо, ледяным голосом, всё так же глядя на стену перед собой, отчеканил Берия. Я своим ушам не поверил, в голове не укладывалось, что мой нарком выскажется вразрез с позицией Сталина, и тем не менее это произошло.
— Он нам просто зубы заговаривает, прикрываясь второстепенными вопросами, — Лаврентий Павлович впервые за всё это время соизволил повернуться и посмотреть на меня. — До седьмого ноября пять недель. То, что это время будет потрачено Любимовым на подрывную работу, не вызывает сомнений. Он даже этого не скрывает. Напомню, он угрожал товарищу Ворошилову сорвать съезд и дискредитировать партию. И это в то время, когда надо принимать новую конституцию!
— Как чекист чекиста я вас, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга, безусловно, понимаю. Вы, в силу своей должности, просто не могли сейчас не сказать то, что сказали, — поторопился я ответить, пока не начался обмен мнениями по этому предложению. — Возмутителей спокойствия изолировать много проще, чем разбираться с причинами возмущения. Но должен напомнить вам девиз органов госбезопасности, появившийся с недавних пор на гербе. Сила в правде! А правда в том, что никаких законных оснований для озвученных действий у вас нет. Не считая того, что вы пытаетесь перегибать палку и выдавать конструктивную критику, которую партия неизменно поддерживает во многих речах своих выдающихся представителей, в том числе и присутствующих здесь, за подрывную работу. Но это далеко не всё. Правда также и в том, что без активного участия "новой оппозиции" в работе съезда принять новую конституцию, предусматривающую отстранение "теоретиков" от рычагов исполнительной власти, невозможно. Вы и сами это понимаете, иначе ЦК не благословил бы кампанию по активному привлечению "новой оппозиции" к политической работе, подавая это под соусом всеобщего обсуждения проекта нового основного закона. Усилия не пропали втуне. Теперь никто из "практиков" не видит ничего предосудительного, чтоб на месяц-полтора оторваться от станка ради того, чтобы сказать своё веское слово на всю страну. Это, в конце концов, не штаны в райкомах просиживать. К Ленину ходоки ходили, а Сталин чем хуже? В этих условиях устранение каким-либо способом, вплоть до несчастного случая, по крайней мере, морального лидера "новой оппозиции", каким я себя небезосновательно считаю, может привести к крайне негативным последствиям. Уверяю вас, что то, с чем я пришёл к маршалу Ворошилову, не останется в тайне. Одна часть партии, сложив два и два, совершенно разочаруется в другой, от которой она и без того не в восторге, что неминуемо приведёт к расколу и внутриполитическому кризису. А если учесть, что "оппозиция" всё-таки ближе и понятнее простому народу? Что делать будете? Изолировать недовольных? Допустим, получится у вас подавить "новую оппозицию" силой. Но что получится в итоге? Под удар попадут самые деятельные люди, двигающие вперёд индустриализацию на местах. Репрессии ваши будут направлены против пролетариата и колхозного крестьянства. Сможете ли вы после этого считаться коммунистами? Не о говоря уж о плачевных результатах для экономики СССР. Не будет экономики, не будет и победы в надвигающейся мировой войне. Побеждают ведь не армии, а государства. И если, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга, мы хотим в час суровых испытаний иметь единое в политическом плане и сильное экономически государство, то давайте как-то договариваться. "Новой оппозиции", от лица которой я сейчас говорю, не так уж много и нужно. Проект новой конституции нас полностью устраивает и мы его, несомненно, поддержим. Но стремление части партии действовать как до Революции в качестве подпольной организации, игнорируя государство СССР, но за его счёт, настораживает. Этак какие-нибудь африканские вожди будут объявлять, что строят социализм, а мы в восторге будем оправлять туда оружие и бойцов за свой счёт, разоряя СССР. Что, напомню, идёт вразрез с доктриной построения коммунизма в отдельно взятой стране. ВКП(б) несёт ответственность перед трудящимися СССР и, в первую очередь, должна отстаивать именно их интересы. Нужен закон регламентирующий, кому и в каких случаях именно, СССР может оказывать военную и экономическую помощь. Либо это должно быть сполна оплачено. Либо правительство какой-либо страны объявляет курс на построение коммунизма и делает заявку на вступление в СССР, отказываясь от суверенитета. Которую рассматривает и утверждает Верховный Совет, соглашаясь или не соглашаясь принять в свой состав новую республику. Понятно, в этом случае, защита и любая поддержка обеспечена также как и для любой другой республики Союза. Понятно, что с бухты-барахты нельзя взять и принять в состав Союза государство, законы которого не соответствуют или противоречат общесоюзным. Взять ту же Испанию. Это буржуазная республика. Если они вдруг, находясь в отчаянном положении, попросятся в СССР, мы попросту не сможем их принять. Значит, новичкам нужен особый статус. Допустим, вместе с просьбой о вступлении в СССР, им необходимо будет представить план преобразований, приводящих социальное устройство в соответствие с советскими стандартами, рассчитанный на какой-то срок. План рассматривается нашим Верховным Советом в одном пакете с заявкой. До того, как он будет осуществлён, новичкам присваивается статус "внешней республики", с сохранением между ними и коренными республиками союза государственной границы. "Внешняя" республика, сохраняя внутреннее самоуправление и свои законы, не может участвовать в формировании общесоюзных органов власти. Испания очень вовремя поставила этот вопрос и его необходимо однозначно решить. Знаете, я, как гражданин СССР, твёрдо намерен победить в грядущей мировой войне и предполагаю, что в её результате территория Союза расширится. Законные основания для этого надо закладывать уже сейчас.
