Вторые – это те, кто при любом политическом режиме старается остаться на плаву, получить власть и возможность вдоволь пограбить и поиздеваться над своими же соотечественниками. Нередко, как и представители первой категории, не отрицают, что подались в полицаи для того, чтобы совместить мотив мести с возможностью набить карманы чужим добром. Вот, например, что показал на допросе курсант Минских курсов полиции Лабанович: «На сотрудничество с немцами я пошел потому, что считал себя обиженным советской властью. До революции у моей семьи было много имущества и мастерская, которая приносила неплохой доход. Я думал, что немцы как культурная европейская нация хотят освободить Россию от большевизма и вернуть старые порядки. Поэтому принял предложение вступить в полицию… В полиции наиболее высокие оклады и хороший паек, кроме того, была возможность использовать свое положение для личного обогащения…» Думаю, что с ними надо поступать так же, как и с первой категорией.
Третьи – это военнопленные, для которых служба во вспомогательной полиции была единственным способом выбраться из лагеря военнопленных и выжить. Приведу в качестве иллюстрации показания полицая Грунского: «…Добровольно согласившись сотрудничать с немцами, я просто хотел выжить. Каждый день в лагере умирало по пятьдесят-сто человек. Стать добровольным помощником было единственным способом выжить. Тех, кто выразил желание сотрудничать, сразу же отделяли от общей массы военнопленных. Начинали нормально кормить, переодевали в свежую советскую форму, но с немецкими нашивками и обязательной повязкой…» Таких, как Грунский, довольно много. С теми из них, кто не запятнал себя кровью советских граждан, можно работать и привлекать на нашу сторону. Остальных – к стенке.
Четвертая категория – это люди, которых заставили взять в руки оружие и нацепить на рукав повязку полицая под угрозой физической расправы над ними и их родственниками. С такими, я считаю, надо поступать так же, как и с предыдущей категорией.
Пятая категория – это те, кто пошел в полицаи по заданию органов НКВД, партийных и подпольных организаций, командиров партизанских отрядов для того, чтобы снабжать информацией о замыслах и планах врага.
Надо сказать, что сами полицаи прекрасно понимают, что их жизнь зависит от положения на фронте. Понимают они и то, что, когда территория будет очищена от врага, с них спросят по всей строгости советского закона. Поэтому и ведут себя соответственно. Первая и вторая категории, а также те, кто запятнал себя кровью советских граждан, всячески стараются выслужиться перед своими хозяевами, зверствуют, участвуют в карательных операциях, участвуют в расстрелах и грабежах.
Среди полицаев существует особая группа сотрудников охранных батальонов шуцманшафты (нем. Schutzmann-schaft – охранная команда, сокр. Schuma). Проще сказать, карательные батальоны, действующие под командованием немцев и вместе с другими немецкими частями. Вот у них-то руки были по локоть в крови! На счету карателей тысячи загубленных человеческих жизней. Члены шуцманшафтов носят немецкую военную форму, но с особыми знаками различия: на головном уборе – свастика в лавровом венке, на левом рукаве – свастика в лавровом венке с девизом по-немецки «Тгеи Tapfer Gehorsam» – «Верный, храбрый, послушный».
По распоряжению Гиммлера от 6 ноября все охранные батальоны получили номера:
– для Северной России и Рейхскомиссариата «Остланд» (Беларусь и Балтия) – № 1–50;
– для остальных районов России – № 50–100;
– для Рейхскомиссариата «Украина» и украинских земель под военным управлением – № 101–200;
– для Генерал-губернаторства – № 201–250.
По функциям охранные батальоны подразделяются на:
1) охранные (Wacht-Bataillons), которые обозначены буквой «W» и предназначены для охраны важных стратегических объектов или транспортных путей;
2) резервные (Ersatz-Bataillons), которые обозначены буквой «E», в них проходят обучение рекруты и переобучаются бывшие сотрудники нашей милиции или полиции Польши и прибалтийских республик;
3) полевые (Feldz-Bataillons) – «F», используются для борьбы против партизан.
Белорусские батальоны получили следующие номера: с 45 по 49-й, 56-й, 60-й, с 64-го по 69-й. В организационном и оперативном отношении все эти части подчинены начальнику полиции порядка генерального округа «Беларусь» СС – оберштурмбаннфюреру Эберхарду Герфу и действуют в Западной и Центральной Беларуси. Единственным исключением является батальон «Shuma» № 69. Он расположен в тыловом районе группы армий «Центр» и подчиняется фюреру СС и полиции «Могилев».
По штатному расписанию каждый батальон должен состоять из штаба и четырех рот по 124 человека в каждой, а каждая рота – из одного пулеметного и трех пехотных взводов. Иногда в состав батальона входили также технические и специальные подразделения. Как правило, батальоном командует местный доброволец из числа бывших военнослужащих польской или Красной Армии. В каждом батальоне есть 8 немецких офицеров и 58 унтер-офицеров. Нехватку офицерского и унтер-офицерского персонала они собирались восполнить на курсах по переподготовке полицейских, открытой в Минске в начале декабря.
Желающие поступить на службу в батальон проходили проверку немецкими спецслужбами. Выяснялись подробности довоенной и военной жизни добровольца. Доброволец должен быть в хорошей физической форме, а также иметь здоровые зубы. Срок службы определяется контрактом и составляет шесть месяцев. По штату каждый неженатый командир «Шума» до 35 лет получал 90 рейхсмарок, после 35 лет – 105 рейхсмарок, женатый без детей – 120, а с ребенком – 130. Солдат до 35 лет – 40 рейхсмарок, после 35 лет – 55, женатый без детей – 70, с ребенком – 80…
В конце второй декады января на «летучке» из Минска вместе с пополнением прибыла большая группа освобожденных из плена командиров и политработников РККА с полковником из штаба Болдина во главе. Они доставили приказ о передаче им дел и подразделений Лидской группы войск. Меня с остатками штурмового и истребительных батальонов отзывали в Заславль. Подлинность приказа подтвердили из штаба в Минске. Так закончилась моя «партизанская» война.
Дела сдавал с тяжелым сердцем.
Во-первых, тяжело было расставаться со своими бойцами, остающимися на командных должностях в сводных подразделениях. Прибывших из Минска командиров все равно не хватило, чтобы полностью закрыть «командные вакансии». Да и моим парням надо в звании и должности расти.
Во-вторых, не верилось, что прибывшие командиры справятся с задачей удержания Лидского выступа. Слишком истощенными они мне показались и в физическом, и в моральном плане. Слишком потухшими у них были взгляды, слишком умными и все понимающими казались глаза полковника. Возможно, во мне говорила немного уязвленная самооценка или просто человеческое отношение к людям, побывавшим в плену. Им бы месячный отпуск дать в тылу, чтобы они в своих семьях побыли, смогли прийти в себя, а не гнать снова на линию огня. У нас ведь здесь далеко не курорт. То, что немцы еще не перешли в контрнаступление, ни о чем не говорит. У них пока были куда более важные дела. Например, восстановить и удержать под контролем остальные линии снабжения ГА «Центр». Кроме того, они собирались с силами, чтобы ударить по нам со всей дури. Тут время играло против нас.
