- Дайте мне вернуться в Новгород, и у иконы будет новый оклад, а вашему коню будет завидовать сам Делагарди! - Заявил я присутствующим.
Забегая вперед могу сказать, что оклад у иконы появился гораздо позже, а мой конь так и остался у фон Торна.
Зима выдалась на славу. Никто не знал, что по льду Чудского озера можно проехать на санях, особенно польские гарнизоны в Эстляндии. Вот, ей богу, дикие люди! Я ведь здесь осенью уже побывал, казалось бы, следовало бы поберечься, но нет.
Среди жителей Пскова, как это ни странно, нашлись желающие пойти ко мне на службу. Во первых молодые люди которым мало что светило в жизни останься они в родном городе. Средневековье оно везде средневековье, хоть в Мекленбурге, хоть в Пскове. Если твой батюшка кузнец, то и тебе быть кузнецом, а если бондарь, то бондарем. А если у тебя наклонности к отцовскому делу нет, так это никому не интересно. И вот тут появляется заморский герцог со товарищи. Люди его одеты, обуты, сыты, пьяны и нос в табаке. В общем, нашелся местный атаман сколотивший ватагу из таких вот неприкаянных. К самозванцу они, каким то чудом, не прилепились, в городе никому не нужны были, разбойничать пока совесть не позволяла, ну вот и нашли друг друга два одиночества. В смысле я их, а они меня. Атамана сего звали весьма символично Кондратием, впрочем, символично только для меня. Нет пока такого выражения "хватил кондрашка"! Но, я так думаю, что еще будет.
Как я уже говорил, форсировали Чудское озеро на санях, нанятых в окрестных деревнях. Дело это, кстати, не совсем простое. Лед везде разный, где твердый как камень, а где можно и провалится ненароком как псы-рыцари в свое время. Собственно, мне местные для того и нужны были. Оказавшись на вражеском берегу мы форсированным маршем в сторону Дерпта пустив псковских ватажников в авангарде, а за нашими спинами неожиданно запылали рыбачьи деревушки и хутора. Оказывается, у перевозивших нас крестьян накопилось много вопросов к своим соседям, и они решили воспользоваться удачным моментом, чтобы их задать. Честно говоря, не ожидал, но, как говорится, война все спишет. Однако, тревога поднятая раньше времени в нашей ситуации не есть гут. Так что я и следующие за мной драгуны и кирасиры пришпорили коней.
Когда ночью трое всадников постучали в ворота Дерптского замка, это вызвало, разве что, досаду караульных.
- Кого черт принес? - Раздался простуженный голос из бойницы.
- Срочное сообщение пану воеводе! - Последовал ответ. - Открывайте скорее, дело не терпит отлагательства!
- К черту срочное сообщение, которое не может потерпеть до утра!
- Эй, служивый, ты верно плетей захотел? Мы бы и верно подождали до утра, да вот шведы разоряющие округу ждать не будут!
- Кому это вы грозите плетями? Да будет вам известно, что я шляхтич древнего хоть и обедневшего рода и позволю...
- Матка бозка! Да кто же это доумился поставить на часах шляхтича да еще такого бестолкового! Ты хоть на поединок меня вызови, да только дай воеводу предупредить об опасности, а то шведы всю Эстляндию ограбят, пока мы с тобой тут препираемся.
В надвратной башне послышался какой-то шум, пока, наконец, караульщики решили, что от трех всадников беды не случится. Впрочем, открывать ворота они не стали, а пустили путников в малую калитку, куда с трудом можно было протиснуться одному человеку.
- Это кто посмел Каминьского назвать бестолковым, да еще угрожать поединком! - Воинственно воскликнул один из караульных, когда мы с Болеком проникли внутрь башни.
При этом шляхтич принял воинственную позу, что в сочетании с простуженным голосом и довольно непритязательной внешностью делало его чрезвычайно комичным. Его товарищ, очевидно старший, впрочем, одернул своего подчиненного и спросил меня.
- С кем имею честь, ясновельможный пан?
- Великий герцог Мекленбургский к вашим услугам господа! - С поклоном ответил я, выхватывая стилет.
Старший караула имени которого мы так и не узнали умер мгновенно, а воинственному Каминьскому Болеслав недолго думая двинул латной перчаткой в ухо. Рука у моего офицера тяжёлая, а уж одетая в это ужасающее подобие кастета...
Потом мы, впустив через калитку Кароля и нескольких драгун, занялись воротами. Тяжелые створки, окованные железными полосами, были закрыты с помощью большого бревна играющего роль засова и опутаны цепями в свою очередь замкнутыми на замок. Открыть его было делом, отнюдь, не простым. Впрочем, мы не стали тратить время на замок, а воспользовавшись нарочно принесенным инструментом стали рубить цепь. Когда звонкие удары молотом по зубилу разносившиеся по замку привлекли внимание прочих стражников, мы уже закончили с цепью и дружными усилиями тянули бревно из петель. Поднялась тревога и к воротам отовсюду бежали вооруженные люди, встреченные нашими выстрелами. Наконец, нам удалось открыть сначала одну створку, а затем и вторую. В освободившийся проход двинулись драгуны, а затем и кирасиры. В считанные минуты замковый двор был наполнен дерущимися людьми. Яростные крики атакующих перемежались со стонами умирающих, а сухой грохот выстрелов перекрывал яростный лязг сабель. Казалось, в маленьком городке разверзся сущий ад. Застигнутые врасплох поляки яростно сражались и один за другим падали на мерзлую землю обагренную кровью. И над всей этой вакханалией лился беспокойный звон колокола какой-то кирхи.
К утру все было кончено, над древним городом, основанным еще Ярославом Мудрым, был поднят шведский флаг. Выслушав доклад о потерях и трофеях, я принялся диктовать победную реляцию. Давно заметил, что самые удачные слова приходят в голову, когда сражение едва закончилось. Еще бурлит адреналин в крови, а вражеская кровь на клинке не до конца просохла, и слова сами собой ложатся в красивые чеканные фразы. Если писать на другой день, предварительно успокоившись так не получится.
Пока я диктую, ко мне подвели полураздетого связанного человека. Как выяснилось это был Дерптский воевода собственной персоной. Его голова и рубашка были в крови, на лице кровоподтеки обещающие стать огромными синяками, но взгляд не сломлен. Он слышит последнюю сказанную мной фразу "польские солдаты сколь крепко спали, столь отважно и дрались, будучи разбуженными..." и взрывается замысловатой руганью.
Выслушав достойного пана со всем вниманием, я приказал заткнуть ему рот и продолжил диктовать. Закончив с письмом, я вернулся к пану воеводе.
- Ясновельможный пан, зачем вы так ругаетесь? С виду вы вроде моцный и зацный пан, а кричите так будто жид потерявший злотый. Уж, я и не знаю, а точно ли вы воевода?
В этот момент раздался истошный женский крик.
