- А это кто?
- Санос роты и моя жена.
- Поздравляем, товарищ капитан! Что с Костей?
- Погиб три недели назад под Лугой.
Мужики налили из фляжек поминальную.
- Хороший мужик был, товарищ капитан.
Они вышли в Любани, а мы поехали дальше. Женя не выпускала из рук мою ладонь. Через два часа выскочили на Пятом Километре. Прошли через КПП, документы разведупра фронта там "играют": "комендатура" встаёт по стойке "смирно" при виде таких документов. Пропустили нас быстро.
- Максим! Можно пешком, можно подождать попутку. Тут километров семь. Я живу на Бассейной.
- Не семь, а пять, пошли пешком, до комендантского ещё полтора часа.
- Я хочу тебя с моими родителями познакомить. Только ты не сильно удивляйся, они у меня своеобразные. Я сама их иногда не понимаю. Папа - медик, его дедушка - тоже. Мама никогда нигде никогда не работала.
- Я могу у тебя спросить?
- Да, конечно! Спрашивай.
- Что будем делать, если я им не понравлюсь? Могут посчитать, что это я принудил их дочь к необдуманному поступку. Плюс, специальность у меня специфичная: снайпер и разведчик-диверсант. В мирное время: самая ненужная специальность. Да и с выживаемостью у нас проблемы.
- Я уже всё давно решила для себя. Ещё когда в первый раз тебя перевязывала. С такими ранениями спокойнейшим образом лежат в госпитале в тылу, бегают по танцам и женщинам месяца два-три, а ты вернулся на фронт. И очень уважительно ко мне относился. Все командиры старались привлечь к себе внимание, прикоснуться. Некоторые откровенно намекали, что в их постели будет безопаснее. Меня ведь в роту разведки из госпиталя списали за несговорчивость, хоть я там и была операционной сестрой. Я же с четвертого курса в армию ушла. А когда назад ехали от Германа, ты меня будил пожевать, а я просыпаться не хотела. Так ты мне по щеке провел тыльной стороной ладони. Нежно так! "Женечка, вставай!" Тогда я и поняла, что сил сопротивляться у меня нет, и надо кардинально решать проблему.
Мы подошли к 51 дому на Бассейной, пройдя наискосок большой пустырь. Здесь будет парк Победы, а пока здесь городской крематорий. Невысокий пятиэтажный дом, часть дома повреждена, немцы дотягиваются сюда крупным калибром, третий этаж. Женечка крутит дореволюционный дверной звонок. Говорит: "Это я, мама!", нам открывает крупная ухоженная женщина, похожая на Женю. На ней довольно дорогой халат и бигуди. Обнимая дочь, с интересом смотрит на меня.
- А это твой товарищ?
- Мама, это мой муж.
- В-о-от как! Я же тебя предупреждала! Ты беременна?
- Нет, мама. Мы сегодня поженились. Может быть, ты разрешишь нам войти?
- Да-да, куда деваться! Маленькие детки - маленькие бедки. Проходите, капитан.
Я снял шинель, сапоги, помог раздеться Жене. Визит мне начинал не нравится, я уже пожалел, что согласился на эту поездку. Мадам куда-то исчезла, Женя взяла меня за руку, провела по коридору, толкнула рукой дверь в комнату, нажав на бронзовую ручку.
- Это моя комната.
Я с интересом осмотрелся вокруг, пытаясь воссоздать образ человека, здесь жившего, его привычки, наклонности. Довольно много книг, в основном, по медицине, но есть и художественные. Рисунки на стенах, начиная с детских, кончая довольно неплохими портретами и пейзажами. У окна письменный стол, там она занималась. На окне висит светомаскировка из черной бумаги. Неширокая кровать, пианино, безделушки, два кресла. Я приземлился в одно из них. Поманил к себе Женю.
- Я хочу помыться и переодеться, Максим. Посиди, я посмотрю что с ванной. - она вышла из комнаты. Я взял в руки журнал "Огонёк", лежавший на столике. Старый, прошлогодний, ещё довоенный. Дифирамбы непобедимой Красной Армии и великому Вождю всех народов. Небольшое эссе Толстого, вернувшегося из Германии. Мир, дружба, жвачка. Полистав немного, отбросил его в сторону. Макулатура. Встал, поправил гимнастёрку. Очень хочется снять портупею и надоевшую тяжесть пистолета, но, приходится держать марку. Вернулась Женя.
- Горячей воды нет, я поставила греться воду, ванны не будет, а я так мечтала! Отвернись, я переоденусь.
- Это обязательно? По-моему, тебе нечего стесняться.
- Ещё непривычно.
- Тогда давай, я помогу тебе переодеться.
- Нет, сначала мыться! Я ведь врач, хоть и недоучившийся. Я вся пропахла казармой, а хочется пахнуть духами, и очаровывать тебя запахами и чистым бельём. Ведь этот день никогда больше не повторится.
- Это да, несмотря на свадьбу, ни одного цветка мы так и не увидели.
Она стащила гимнастерку, накинула халат, взяла что-то из шкафа и вышла. Вернулась минут через пятнадцать в тапочках на босу ногу, энергично суша волосы махровым полотенцем. По-хозяйски развязала мой вещмешок, достала оттуда моё сменное белье.
- Пойдем, покажу, что и как.
В ванной поперёк стояла широкая доска с тазом на ней.
- Вот полотенце. - чмокнула меня в щёку. - Скоро придёт папа, будем ужинать. Хочешь ужинать?
- Нет.
- Я тоже. Мойся! Я парадную гимнастёрку прихватила. Сейчас принесу.
Спустя несколько минут появилась её рука, которая повесила на крючок чистую гимнастёрку. Пришлось повозиться, перевешивая с полевой медали и "Большой Концертный Зал" за январские бои. Пока возился, хлопнула дверь, и в коридоре послышался мужской голос. Я вышел из ванной.
- Здравствуйте, капитан! Военврач второго ранга Артемьев, Николай Александрович. Отец этой непослушной дочери! За Финскую? - спросил он, показывая на две медали и орден.
- Одна за Финскую, остальные за Ленфронт. Капитан Иволгин, Максим Петрович. Муж и командир Вашей дочери.
- Да-да, припоминаю! Читал сегодня передовицу в "За Родину" про налёт на аэродром в Пскове и доставку продовольствия в Ленинград. Поздравляю! Это за это?
- Нет, это за освобождение Чудово и ликвидацию Любаньского выступа. А поздравлять надо Вашу дочь. У неё был первый боевой выход, боевое крещение.
- Да ну тебя! Какое боевое крещение, ни разу не выстрелила.
- Врачи и не должны стрелять, Женечка.
За разговорами, помог снять пальто Веронике Федоровне, которая всех пригласила в зал, ужинать. Стол был красиво сервирован, столовое серебро, красивые старинные фужеры, немецкий сервиз. И продукты на столе вовсе не из продовольственного пайка. Наши трофейные сардины и копчёные колбаски скромно притулились в углу стола. Единственное, что вызвало шумное одобрение, так это трофейный французский коньяк. Отец у Евгении довольно шумный, но говорит сплошными лозунгами и прописными истинами, явно стараясь скрыть свои собственные мысли и сомнительные делишки. На зарплату подполковника медслужбы так не живут. Он посетовал на то, что Женя бросила учебу и ушла служить в армию, и там у неё незаладилось, и вместо госпиталя при академии, оказалась во фронтовой разведке. А так бы и работала, и училась, и в этом году уже бы ушла в ординатуру.
