Макар сделал еще пять шагов. Он знал, что пять, потому что считал их шепотом. Как в детстве, когда загадывал, сумеет ли пройти с закрытыми глазами по карнизу. Один, два, три, четыре... Пять!
Повернуться на пятках. И снова задохнуться, увидев, как она собирает растрепавшиеся волосы в высокий хвост.
— Слушай, амазонка. Тебя подвезти до травмпункта?
— Что?
— Несмотря ни на что, некоторое количество серого вещества у тебя ведь есть. Значит, ты вполне могла его растрясти. Надо бы убедиться, что что-то осталось. Да и как ты поедешь по городу в таком виде? Тебя такую ни в автобус не пустят, ни в такси не посадят.
— Ну...
— Ногу только помой под шлангом! Едешь или нет? — он почти кричал. Потому что если просто говорить, то голос может сорваться. А Макар Шорохов не тот человек, у которого от всякой ерунды срывается голос.
«Па... Слушай. Тут такое дело. Придется срочно барышню одну в больницу отвезти. С кобылы навернулась. Так что с обедом, боюсь, не выйдет», — надо же. Про обед он совершенно забыл и теперь волновался, как отец отреагирует на отказ.
«Видел, видел! Ну ты у меня мужик! — Чего было в голосе Шорохова старшего больше — волнения за сына или отцовской гордости? — Матери только не скажем. Лады?»
— Я пришла... Я вот!
— Вот — Бармаглот... Шевелись давай.
* * *
Она могла сказать, что на стоянке ее ждет машина с шофером. И что она тут не одна — с отцом, дедом и братом. И что в его помощи она не нуждается. Спасибо. И что ей стоит лишь сделать звонок, чтобы за ней примчались из частной клиники с сиреной, капельницей и термосом горячего какао. И что ей запрещено садиться в чужие автомобили. Тем более, к мужчинам. Тем более, к незнакомым... Хотя какой он незнакомый. Она могла бы сказать, что она Карина Ангурян и что ей не пристало с ним разговаривать, тем более, прыгать на него с лошади. Тем более, отвечать на его вопросы... и его взгляды.
Карина осторожно дотронулась ладонями до щек — нет! Не горят! Это хорошо.
Ноги едва передвигались, и страшно хотелось куда-нибудь присесть, да хоть в грязь, но она попрощалась с онемевшими от всего происходящего подружками и победоносно прошествовала к стоящему у ограждения Макару. Он равнодушно разглядывал заляпанные брызгами джинсы и, казалось, уже был совсем не рад своему спонтанному предложению.
— Я вот.
— Бармаглот... — Макар, нахмурившись, быстро пошел вперед. — Шевелись давай.
Карина посеменила за ним, проклиная неудобные туфли. Но лишь когда уселась на переднее сиденье желтого джипа, когда пристегнулась, с трудом попав защелкой в замок, осознала, что происходит. И сама испугалась своего предательства. Что она творит!!!
— В травму? Или домой? Ты как сама?
— Ага... То есть нормально, — слова застревали в горле. — Лучше домой...
— Имя, амазонка?
— Что?
— О как! Все же сотрясение нас настигло! Как вас зовут, милая девушка?
— Ка... Катя. — Она решила, что, если чуть-чуть соврет, хуже не будет. Хуже уже вообще вряд ли будет. Разве что отец не получит эсэмэски, в которой она отпрашивается с подругами в кино. Или получит, но решит удостовериться. Или откажет...
«Да, Каро. Конечно, иди. В девять непременно будь дома», — экран моргнул и погас. Она вздохнула с облегчением.
Ложь номер один тащит за собой ложь номер два. Дальше приходит очередь лжи под номером три, а дальше как снежный ком — все больше, все страшнее, все неотвратимее. Так было всегда и везде. Карина отлично это знала, однако, назвавшись Катей, уже не могла остановиться и прекратить врать.
— Учишься?
— Учусь... В строительном на Горького... — Карина тут же сообразила, что наличие собственной лошади со строительным колледжем не вяжется, и кое-как выкрутилась: — А на ипподром кататься приходили. Конюх — мой знакомый. Бывший сосед то есть.
— А-а-а. А живешь где?
— В Нахичевани... Ну, там, на Шестнадцатой линии. Где высотки.
— И как? Нравится?
— Что нравится?
— Район. То есть хороший район, только самолеты над вами садятся. Не шумновато?
— Ничего... Да они правее, над Доном садятся. Даже не слышим. Спим с открытыми окнами.
Она сильно переигрывала, но Макар этого не замечал. Из последних сил стараясь выглядеть спокойным, он смотрел на дорогу и не понимал, чего ему хочется больше — ехать так еще неделю или две, слушая ее голос, или высадить ее прямо здесь и прекратить выглядеть дураком. Ему никогда не составляло труда заболтать любую девчонку — пара-тройка шуток, многозначительная пауза. Рэп в динамиках, или рок, или даже попса... многозначительная пауза. А дальше зависит от девчонки. Кому-то пройтись по ушам про тачки и байки, кому-то про Ахматову и Гумилева, кому-то про серфинг в Марокко прошлым летом. Главное — выглядеть заинтересованным, слушать девчачий треп, не пренебрегать, но и не злоупотреблять комплиментами, изображать волнение... Вот только сейчас ему ничего не надо было изображать. Черт! Макар стиснул руль так сильно, что, если бы тот был живым, взвизгнул бы от боли и возмущения.
— Ну что? Уверена, что в порядке? Тогда сразу домой кину...
— Кидай, — улыбнулась Карина.
— Ну ни фига себе... Пробки! Откуда на Красноармейской пробки в выходной? — Он не выдержал напряжения, выругался шепотом. — Извини.
— Ничего. Только лучше без этого. И знаешь, если тебе так трудно и если ты жалеешь, что предложил меня довезти, то я дойду пешком.
— Каким пешком?
— Обычным пешком. Ногами. Или на маршрутке. Я же чувствую, что ты злишься!
— Угу. Можно пешком. На автобусе. На метро тоже можно. Осторожно, следующая станция Нахичевань! — Он резко свернул к обочине и притормозил. — Все можно! Послушай, Катя, Катя, Катерина... Я не злюсь! Не злюсь я... Я вообще не понимаю, что со мной происходит, но мне правда трудно! И я действительно не хочу везти тебя ни в травмпункт на ЦГБ, ни в твою Нахичевань. Я не хочу тебя вообще никуда везти, потому что хочу вот этого!
Макар повернулся к девушке, протянул руку к ее лицу и осторожно провел пальцами по щеке. Распахнулись от удивления и снова стали нереально огромными ее глаза. Макар впервые в жизни понял, что вот это книжное про «утонуть во взгляде» сейчас случится с ним на самом деле. Он нагнулся, осторожно дотронулся до ее губ, задержал дыхание и... резко откинулся обратно, сильно сжав кулаки.
— Прости. Я идиот.
— Да, — как-то очень спокойно, видимо еще не отойдя от удивления, согласилась Карина.
— Да, идиот, или да, прощаешь?
— Я пойду, ладно?
— Нет. Шестнадцатая? Я довезу. И не бойся. Ничего такого больше не случится.
— Я не боюсь. — Карина попробовала улыбнуться. Но вышло у нее неважно. — Просто странно. Ты меня совсем не знаешь. Я тебя тоже... Может, ты решил, что если ты меня спас, то можно со мной вот так?
— Как так? Ты с ума сошла? — Макар даже в лице изменился. — Ты что несешь?
Джип рванул с места так резко, что дремлющий на бордюре голубь от неожиданности порскнул прямо в лобовое стекло. А дальше на «желтый» через перекресток, педаль в пол. Мимо частных домов, укутанных в раннюю осень, мимо высоток, нахмурившихся окнами...
— Какой смысл спасать девушку, если собираешься ее тут же угробить?
— Не понял? А-а-а-а... — Макар сообразил, что она шутит, сбавил скорость и наконец-то сумел выдавить из себя улыбку. — Извини. И вообще, Кать, знаешь что...
— И вообще знаешь что...
Они произнесли это хором. Замолчали, дожидаясь, когда другой закончит фразу. И снова одновременно начали говорить.
— Давай сначала ты.
— Хорошо, — Макар кивнул. — Кать. Если ты не спешишь и если... ну, если тебя рядом со мной после всего не тошнит, то давай просто покатаемся, а? Не возражаешь?
— Нет, не тошнит. Не спешу.
«Что ты творишь? Что? Где твоя гордость? Где совесть? Разум где? Это же твой враг и враг твоей семьи. К тому же ты почти невеста! Одумайся!» — Здравый смысл попробовал вернуть Карину Ангурян в реальность, упрекая в предательстве, ругая за глупость и пугая последствиями, но что может какой-то здравый смысл против юной девушки, сидящей на переднем сиденье желтого «Рэнглера» рядом с самым красивым на Ростове парнем, который только что ее поцеловал?
* * *
Вечер. Какой короткий, какой теплый, какой удивительный в Ростове вечер. Пешеходы осторожны. Автомобилисты дружелюбны. Менты предусмотрительны. Не Ростов-папа, а какая-то Ницца века эдак девятнадцатого. А все оттого, что совсем рядом — если захотеть, можно «случайно» коснуться локтем — Катя, Катька, Катюха, Катерина... о которой ты еще утром ничего не знал и без которой тебе, похоже, уже не обойтись.
— ...ну, я говорю, чтобы он отстал — «Цыба... зачем байк? Мне нужен желтый джип, чтобы можно было отлифтовать и навесить люстру»! И Цыба в этот же день лезет в сеть и реально находит там убитый «Рэнглер», и я понимаю, что если откажусь, то Цыба сожрет мне мозг своим нытьем.
