Обстановка пока такая. Как я уже упоминал уже, то тут, то там по казачьим станицам проносится огонек восстаний, но пока все это разрозненные выступления. Казакам нужно объединится и организоваться. А сделать это нелегко в условиях когда большевики плотно контролируют всю информацию.
Красная цензура весьма ревниво охраняет Советскую власть. В большевистских "Известиях" каждый день говорится лишь о мире и спокойствии на Дону, о благодеяниях, оказываемых народной властью трудовому казачеству и о непоколебимом его решении до последней капли крови защищать рабоче-крестьянскую власть.
Чрезвычайно характерно то обстоятельство, что когда гонец от восставшей 19 марта Суворовской станицы сумел отыскать генерала П. Попова и стал просить его прибыть в мятежную станицу, то оказалось, что Походный Атаман уже настолько потерял веру в успех борьбы с большевиками, что даже 1 апреля отдал приказ о роспуске своего отряда и часть партизан уже успела разъехаться. Только настойчивые просьбы делегатов восставших станиц побудили атамана отменить этот приказ.
Но как ни сильна была большевистская цензура, стоустая народная молва все же оказывается сильнее и делает свое дело. Минуя красные рогатки и запреты, она несет слухи о том, что местами казаки уже поднялись, что "фронтовики" прозревают, примиряются со стариками, составляя значительный процент среди восставших, и стремятся кровью искупить свои недавние грехи. Что на берегах Тихого Дона и в донских привольных и широких степях, оживают тени славных казаков и старых атаманов, зовущих славное победами казачество дружно отстоять свою честь и казачью свободу.
Из-за начавшейся распутицы передвигаться по дорогам области было нелегко, дороги немедленно превратились в грязь, так что в Заплавы мы смогли добраться (верхом и на сменных наемных тройках с бубенцами) только через четыре дня с хвостиком. По пути я щедро платил за все бумажными ассигнациями. Шли тихо, не шалили, чему весьма помогали наши документы "красных казаков" и "краснокитайцев". К счастью, большевикам пока не до нас, не до восставшей станицы Суворовской, и не до восставшего Сальска. Сейчас у них главная забота… уже захваченный большевиками Новочеркасск и жесточайшая борьба за власть друг с другом. В поход на Новочеркасск из Ростова формируют карательный отряд Я. Антонова, чтобы он выправил все местные отклонения от генеральной линии партии. Будут грабить и убивать…
Станица Заплавская — глубокая дыра, расположенная рядом с рекой Дон, такая глухая, что никакой Советской власти здесь не ощущается. Станицу окружали отмерзающие широкие полосы илистых наносов и топей, от которых исходил тяжелый мерзкий запах. Можете себе представить, какие тут стояли ароматы… Тут без дураков надо остерегаться холеры. Никаких восставших не видно, все вокруг тихо и спокойно, чинно и благородно. А между тем, сегодня 27 марта, скоро полдень, и до Новочеркасска отсюда по прямой всего 15 километров. Странно. Прядется еще раз тряхнуть мошной, разместить свои отряд на постой и ждать. Одного из своих казачьих спутников — вахмистра Татаринова, я отправил за свежими вестями километров за десять отсюда, в станицу Кривянскую, расположенную почти рядом с городом. Политику партии я ему растолковал, что говорить в различных обстоятельствах он знает. Мое терпение должно вознаградиться.
Между тем, убаюканные провинциальным покоем и тишиной, мы не знали что обстановка вокруг уже накалилась до взрывоопасного предела. Рвануть должно было с минуту на минуту.
Как я уже упоминал, в конце марта месяца 1918 года в разных частях Донской области начались разрозненные, но местам удачные, восстания донцов против красных. В первый момент большевики, как будто бы растерялись, но затем они быстро сорганизовались и приняли ряд спешных мер, чтобы в корне подавить вспышки казачьего негодования. В столицу Дона — Новочеркасск, все еще расцениваемую большевиками гнездом "контрреволюционеров", прибыл из Ростова карательный отряд Яшки Антонова, нового незадачливого Наполеона, обладающего кровожадностью и коварством вождя каннибальского племени. Ему было приказано возобновить красный террор и беспощадно задушить всякое проявление недовольства и протеста против советского режима.
Опьянённые злобой палачи толпами прибывали на городской вокзал и грозились повесить Голубова и Смирного на яблоне и бахвалились, как пройдут по улицам Новочеркасска, выкурив мятежников из нор, как крыс из амбара. Новочеркассцы снова пугливо прятались в норы, с тревогой и трепетом, ожидая новых издевательств и новых ужасов.
Сегодня, пока мы размещались в Заплавах, уже с утра каратели-большевики объявили в Новочеркасске новую регистрацию офицеров. Вновь начались повальные обыски, глумление над беззащитным населением, аресты и расстрелы. Значительную часть времени идут подвальные расстрелы в основном ни в чем не повинных людей с последующей погрузкой голых тел в грузовики. Ростовские большевики, кипя внутри дерьмом, прибывшие карать казаков за их "вольнодумство" на это раз не ограничились только городом, а опрометчиво зарвались и перенесли свою преступную деятельность и на ближайшие к Новочеркасску станицы.
Пока мы стояли на отдыхе, то провели в станице Заплавской агитацию. Я мужчина, и настал мой звездный час! Как говорила английская королева Елизавета: "Когда надвигается буря, каждый действует так, как велит ему его природа. Одни от ужаса теряют способность мыслить, другие бегут, а третьи — словно орлы расправляют крылья и парят в воздухе". Я мечтал о захваченном большом городе, о охлажденном шампанском, о широких постелях и накрахмаленных белых простынях. Мечтал о жареных осетрине и супе из раковых шеек, бифштексах и отбивных из телячьей вырезки, о персиковых пирожных, и что все это будет съедено за компанию с красивыми женщинами с золотистыми волосами.
Станичный сход, собранный под нашим напором, постановил восстать, мобилизовать казаков и идти на выручку Новочеркасска, освобождать его из красной оккупации. Пока это просто слова, еще одна крикливая резолюция, от которой всегда можно отказаться. Но уже вечером нарыв все же прорвался, лавина сорвалась, рвануло по полной! Красные вляпались!
Вечером 5 конных вооруженных матросов, как обычно вечно пьяных, въехали в станицу Кривянскую, расположенную всего в трех с половиной километрах от Новочеркасска. Они начали там стрелять, затрагивать станичников, а затем сдуру набросились на казаков, ехавших из Новочеркасска и стали отнимать у них личное оружие. На выручку станичников прибежало несколько стариков казаков, работавших в поле. С их помощью матросов быстро обезоружили. Казаки изрядно побитых пленников отпустили, а о случившемся буйстве пьяных матросов, быдловатых аристократов революции, донесли в станичное правление.
Между тем, в станице уже циркулировали разные нехорошие слухи. Говорили, будто бы в Новочеркасске выгрузились матросы, которые грабят население, безобразничают, оскверняют святыни, а у "красных казаков" Голубовцев силой отбирают оружие и будто бы сам Голубов уже бежал из города. Такие слухи сильно взволновали станичников. Они негодовали, видя, что дерзость незваных красных гостей, переходит всякие границы. Создалось крайне напряженное настроение, грозившее каждую минуту перейти в открытое восстание. Мой агент Татаринов, как мог, подливал масла в огонь. Ночью он приехал к нам и доложил о сложившейся у соседей ситуации.
Все, выжидать уже нечего. Мы сильны — а большевики слабы и всем надоели до чертиков. Пора поднимать знамя восстания! Посылаем гонца в Кривянскую, чтобы тамошние казаки присоединялись к нам!
Рано утром 28 марта в станице Кривянской ударили в набат. Собравшемуся станичному сбору было доложено, что к ним из станицы Заплавской прискакал гонец с приговором Заплавцев о мобилизации всех казаков, способных носить оружие и о призыве к походу на Новочеркасск. В приговоре говорилось, что пришлые банды красных угрожают спокойствию мирных станиц, посягают на собственность трудового казачества и крестьянства, забирают хлеб и скот.
