машины. Или там понтонные машины. Да и даже тяжелые бронетранспортеры с хорошей вместительностью.
— Сколько тебе нужно времени на пересчет под плиты в 25-мм? — спросил Фрунзе, подойдя к Шукалову в упор.
— Э… — растерялся тот. Слишком уж резко и неожиданно это было.
— Две недели, — ответил вместо него Семен Александрович Гинзбург. Он в этом варианте реальности отправился учиться не в 1929, а в 1926 году и уже состоял на практике у Шукалова. В его КБ.
— Две недели на все?
— На базовую платформу.
— Месяц, — произнес Фрунзе. — На новую платформу и САУ со 152-мм гаубицей на ее основе. И возьмите за основу вариант с передним размещением двигателя. Справитесь?
— Справимся. — уверенно и твердо ответил оживший Шукалов.
На этом и разошлись.
Фрунзе отправился дальше мотаться по Питеру… то есть, Ленинграду. Хотя он регулярно оговаривался. А эти товарищи, навалились на руководство завода «Большевик», «обрадовав» их перспективной нагрузкой. Как будто без нее у них других проблем не было…
Михаила Васильевича же встретил Крылов, который руководил разработкой так сказать контроллера. То есть, примитивного электромеханического прибора на телефонных реле, который должен был управлять работой станка.
— Не получается его сделать на реле, — грустно ответил Крылов, после приветствия.
— Почему?
— Скорость реакции у них невелика. Из этого сильно страдает точность и оперативность управления.
— И как это устранить?
— Если оставаться на реле — никак. Нужен переход на лампы.
— На лампы? Хм. Вы уже попробовали?
— Да.
— И?
— Прошу, — махнул рукой Крылов, уводя за собой.
Они прошли через несколько подсобных помещений, заваленных всяким, и вошли в еще одно — достаточно чистенькое. Там стоял токарный станок с явными признаками многочисленных доработок. А рядом с ним, на полу, здоровенная тумбочка с ручками. Металлическая.
— Вот. — указал на нее Крылов. — Собрали даже. И проверили.
— И все работает?
— Мы, как вы и просили, занимались вопросом автоматизации производства коленчатых валов. В зависимости от типа вала требуется от двух таких станков для полной токарной обработки заготовки. Один — дает общую обработку. Второй и последующий — для каждой плоскости шеек шатунов.
— Насколько велик брак?
— Если перед запуском программы проверять резцы и выставлять заготовку по точкам, то не больше 1%. Во всяком случае, выточив на нем сто двадцать два вала мы только с один запороли. Хотя, конечно, еще рано о таких вещах говорить. Выборка статистически чрезвычайно мала.
— А само управляющее устройство не сбоит? — кивнул Фрунзе на тумбочку.
— Из-за него и испортили ту заготовку. Перегорела лампа и станок начал жить своей жизнь. Но мы это уже устранили — теперь в случае критического сбоя, вроде перегорания лампы вот этим блоком, — указал он пальцем, — станок выключается. Вероятность брака при этом, конечно, сохраняется, но риски и шансы сильно уменьшаются.
— Я понял. Это вы хорошо придумали. А вибрации? Лампы их переносят нормально?
— Мы применили резиновые ножки и не крепим управляющее устройство на станину станка. Это позволяет снять остроту проблемы. Ну и после восьми часов лучше бы проверять все мастером. Как раз между сменами.
— А с фрезерным контроллером справитесь?
— Должны. Там в сущности еще одна плоскость добавляется. Да, это усложняет конструкцию, но ничего сверхъестественного нет. По сути мы можем даже сделать два таких блока с единым валом синхронизации считывателя программы с перфоленты. Чтобы каждый блок управлял своей плоскостью по своей программе. Если делать быстро. Но так-то да, отдельную конструкцию нужно разрабатывать.
— Сколько по цене обходится такой вот блок?
— Пока — дорого. Как корабельная радиостанция или около того. Но при серийном производстве может и дешевле выйдет. Тут нужно смотреть. Лампы уж очень кусаются по цене. Много их, да и ресурс не велик, что удорожает стоимость эксплуатации.
— А с реле совсем ничего не получится?
— Ничего. Если у нас будут быстрые реле или какие-то их аналоги с реакций хотя бы одна сотая секунды — то да. На обычных же — увы, ничего не выйдет.
— Ясно, — серьезно произнес Фрунзе. — Ну что же — поздравляю. Дело вы сделали очень большое и важное.
— Это пока прототип. До серии пока далеко. Год, может быть два. Сами видите — все собрано второпях.
— Год. Лучше полгода. У нас каждый день на счету. Впрочем, это не так важно. Главное, что вы его сделали. Само по себе — это невероятно. — максимально уверенно и страстно сказал нарком и крепко пожимая руку Крылову.
Строго говоря тот ничего толком и не изобретал. Скорее руководил командой, собранной им по большей части из эмигрантов. Но суть от этого не менялась. Ибо здесь удалось шагнуть дальше обычного. И довольно серьезно обогнать историю.
И это было славно.
Почти что волшебно.
Потому как такие «ЧПУ» были крайне важны для молодого Союза, в котором квалифицированных рабочих наблюдался острейший дефицит. А тут, раз наладив и поставив на десяток-другой подобных станков одного квалифицированного мастера с помощником, можно было гнать очень приличную серию. Едва ли не круглосуточно с минимальным простоем и опять-таки минимальным браком.
Сказка!
Осталось дело за малым. Начать производить этот блок управления хотя бы малыми сериями, да оснащать им заводы. В первую очередь, конечно, Ярославский, который осваивал V12 двигатель BMW VI. У которого был покамест самый проблемный коленчатый вал из серийных образцов. Ну и дальше по списку.
Больше моторов богу моторов! И дешевле…
[1] В данном случае идет отсылка к шутливому пособию «Как управлять миром, не привлекая внимания санитаров».
[2] В 1788 году 19-летний Наполеон Бонапарт пытался поступить на службу Российской Империи. Но ему отказали.
1928 год, январь, 30. ленинград
— Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Тарам-парам, тарам-парам. На то оно и утро, — напевал Михаил Васильевич, шагая по заводу Большевик.
Люди как-то привыкли к тому, что два дня подряд он внезапно никуда не заходит. Как правило. Поэтому, после посещения наркомом завода 29 января, все выдохнули.
А он взял и снова зашел.
Только не в тракторный цех, где работали над танками, а в артиллерийский. И как раз в самый такой момент, когда его совсем не ждали. Утром. Ни свет, ни заря. Только что был последний
