Нет теперь ни лунных, ни безлунных, есть только великолунцы.
Слова Вячеслава во многом сквозили заученными фразами, но раздражения я не ощущал. Скорее, даже испытывал симпатию к этим лозунгам.
Мне достаточно было провести несколько дней во дворце Рюревского и в столице, чтобы понять, насколько погрязли в роскоши Лунные Рода Красногории.
Нет, я становиться революционером пока не собирался, но теперь мне самому хотелось посмотреть, как же выглядит другая жизнь, где Лунные и Безлунные существуют вместе. Не как дворяне и простолюдины, а как граждане одной страны.
Я даже и не думал, как же соскучился по родной Свободной Федерации.
И эти рассуждения Ключевца о том, как должно выглядеть настоящее государство, где все равны, и никто никого не угнетает, цепляли меня за душу. Псионики Свободной Федерации тоже жили ради того, чтоб защищать свою страну, и думать не думали выделяться в какую-то элиту.
Сейчас это выглядело для меня, как утопия… Далёкая, нереальная, и совсем в другом мире.
Я с тоской посмотрел на Пробоину. Да уж, тронул Ключевец струнки, и безо всякой магии чернолунника.
— Умеешь ты заинтересовать, Вячеслав, — усмехнулся я.
— Это были страшные и мучительные времена, уверяю тебя. Великолуния потеряла очень много замечательных людей, а Красногория в своё время пользовалась слабостью Великолунии, буквально грабя её границы. Она ещё и поддерживала войска Лунных, которые сражались с собственным народом.
— Твоя работа — это ещё месть за страну?
— Громко сказано. Можешь считать и так.
Вячеслав надолго замолчал. Трава шелестела под нашими ногами, где-то в вышине завывал ветер, хотя над равниной воздух едва шевелился.
Стрекотали сверчки. Где-то пели полевые птицы, иногда неожиданно выпархивающие из-под ног.
— Я скорее мщу Рюревскому за его жестокость. Наплодить наследников, чтобы просто убивать их в странном обряде, — Вячеслав в сердцах пнул колосья, — Родную кровь!
Тут я его понимал. Ну что ж, мотивация у Вячеслава была вполне крепкая, хоть и простая — банальная месть. Но с его умом опускаться до такой тривиальности было бы недостойно, и в соседней Великолунии молодой оракул нашёл то, ради чего эту месть можно было бы совершить.
Он спасал мир, и одновременно строил светлое будущее. Даже считывая псионику Ключевца, я чувствовал твёрдость его позиции. Да, он иногда позволял себе ненависть, но она, как мне казалось, не мешала его цели.
— Знаешь, мой ум подсказывает мне, — сказал я, — что на твоём месте я бы не оставил попыток скопировать технику. Ты ведь только и говоришь, что о своей Великолунии. Ты хочешь привести меня к твоим магам-технарям живым?
Ключевец поджал губы, потом они растянулись в едкую ухмылку.
— Ты умнее, чем я думал, — со вздохом произнёс он, — И я, конечно, люблю Великолунию, но ещё я знаю, что такое благодарность. Ты спас мне жизнь, я не забуду этого.
— Мне показалось, что на берегу ты сказал, что мы квиты?
— Но ночью в долине, пока я был «угольком», ты ведь прикрыл меня? Хоть я и не осознавал половины того, что делаю, я всё помню. Так что пока наши цели схожи.
— Какие цели?
— Ты ищешь перволунника. Мы ведь оба знаем, что и Царь, и его сын не в детские игры играют. На кону судьба всего этого мира…
Я подумал, говорить ли ему об Эвелине и о том, что она является инкарнацией богини. До сих пор у меня создавалось впечатление, что Ключевцу известно практически всё.
— Скажу тебе так, — всё же сказал я, — Я ищу Эвелину. И мне кажется, она единственная знает, как сохранить этот мир в целости и сохранности.
— Ну, вот видишь… И, кстати. Я и вправду планирую привести тебя к нашим умникам.
— Ну, знаешь, — я нахмурился, — Становиться подопытным не хочу.
— Но я сделаю так, что ты сам этого захочешь. Я что, мало рассказал тебе о Великолунии? — он даже возмущённо всплеснул руками, — Ну, не будут же они тебя препарировать? Ты же человек!
Я всё же внутренне поставил себе заметку всё подвергать сомнению. Как там Царь Рюревский сказал — «великолунская ложь»? Из Ключевца и вправду льются красивые речи, но великолунцы в то же время устраивали в Красногории обычный террор.
— Магия, это ведь такая сложная штука, — добавил Ключевец, — Иногда мне кажется, что мы даже не представляем, насколько может быть тонкой и возвышенной магия.
Я усмехнулся. Да уж, если б он знал, как импланты очищают псионику, и какой грязный поток магии в этом мире. Раньше мне казалось, что я не смогу привыкнуть, но теперь уже и представить не мог себя без стихии огня.
Задумавшись, я открыл ладонь… Кожа на ладони чуть-чуть нагрелась, но не более того. Магических сил у меня не было, склянка опустела до дна.
— Ты поосторожнее тут с этим, — покачал головой Ключевец, — Как я сказал, на Южных Островах с Лунными всё сложно. Они не совсем правильно поняли ту мысль, которую им пытались донести великолунцы.
— Ты говорил. Неужели магов и вправду убивают?
— Это в лучшем случае, — усмехнулся Вячеслав, — В худшем тебя поймают, чтобы пытать. Наверное, поэтому сюда и свалил перволунник.
Идти по зелёной равнине, обдуваемой тёплым ветерком, не было особым испытанием. А вскоре мы наткнулись на ручей, скачущий в небольшой ложбине, и напились.
Длинный разговор утомил, и теперь хотелось просто молчать. Я некоторое время изучал Пульсары, сосредоточившись на тонкой псионике. Это совсем не требовало магии огня.
Здесь Пульсаров было немало, и я, кое-как разобравшись в плетениях, даже попробовал предсказать, где тут находятся Вертуны.
— Судя по-всему, на море, кроме того Синего Вертуна, есть ещё один, — я ткнул пальцем, — Примерно вот там.
— Неплохо, — кивнул Ключевец, с закрытыми глазами тоже слушая Пульсары, — Ещё что-нибудь чуешь?
— В тех горах, покрытых лесом… — я задумчиво посмотрел в ту сторону, — Да, там тоже Вертуны. Думаю, Жёлтые. Чувствую один, и, кажется, он даже не Карлик.
— Ага, — довольно кивнул Ключевец, — Ещё что?
— Ещё?
— Да. Что тебе говорят Пульсары?
Закусив губу, я стал старательно слушать. Мне вспоминались уроки одноглазого Филиппо.
Пульсар, это ведь, по сути, просто Вертун, только невидимый. Он издаёт разные звуки, и оракулы учатся распознавать их, как ноты. Если научился видеть их, то они мерцают, как звезды. Мерцание тоже имеет свою частоту.
Все Пульсары, что я видел, мерцали по-разному. Ну, и вашу-то псину, кто-нибудь объяснит мне, что я должен почуять?
— Ну, ты уже и так должен это увидеть… — посмеиваясь, сказал Вячеслав.
Едва он это сказал, я различил на равнине движущиеся точки. Люди на лошадях. Много людей, целый отряд человек в двадцать, и они вооружены.
— Ну, по-хорошему, теперь надо сделать вот так, — Вячеслав, улыбнувшись, сел на колени
