Посмотрел на юг, в той стороне была река, по которой поднималось больше трех сотен человек, вместе с артелями добытчиков и цеховиками. Еще могу успеть их нагнать. Хотя, наверное, уже нет. Еще надо лодку искать, а тут все побережье обобрали.
Как же так! Перевел взгляд на юго-восток – где-то там идет моя армия пробивать дорогу в будущее, а их командир остался у теплой печки. Как мне потом в глаза людям смотреть?
Возвращался в Архангельск подавленным – все выходит из-под контроля. Моего седалища не хватает сидеть на таком количестве стульев. Что же делать? Мне действительно не размножиться клонированием. И не вложить свои знания в мозг помощников. И не остановиться теперь.
Урал, наша кузница, без него немыслимо реализовать все задумки. Но и бросать уже начатое нельзя. Да и просто хочу на Урал. Не был там ни разу. Как же мужики ушли-то без меня, с полусотней стрельцов, выданной Афанасием в знак помощи государеву делу и в память обо мне. Экспедиция ушла без пробивных бумаг Петра. Правда, некоторые бумаги старшому я в свое время выдал – не личные, а на подателя отписанные. Но самые ледокольные документы были выписаны на мое имя. Несколько успокаивало, что с экспедицией ушли и два наших батюшки. Может, они помогут. Однако в целом нехорошо получилось.
Оставалось либо все бросить и бежать вслед за ушедшими, либо стиснуть зубы и поверить, что мои люди, успевшие набраться некоторого опыта, без меня справятся. А вот новые дела ждать не могут. Стиснул зубы.
В Архангельск прибыл злой. На себя злой, а окружающим просто рикошетом перепадало.
Наш вход на рейд вызвал сначала тихий шок по всему городу, потом, когда мы уже высаживались, шок перешел в громкую радость, которую постарался никому не портить.
Всех благодарил и улыбался по мере сил, потом закрылся в доме Бажениных. Надо было разрабатывать новые планы, а ничего делать не хотелось. Хотелось лежать на кровати и ни о чем не думать. И тут всплыла мысль – а ведь это навсегда! Прошло всего лишь два года, и неизвестно, сколько лет еще впереди. У меня под три сотни людей идут в горы и снега, больше сотни ходят по переменчивому морю под пушками ловцов. Почти пять сотен работают на заводе и верфи. Пожалуй, у меня больше нет шансов просто отсидеться в тихом месте.
Если нельзя остановиться, некуда отступить и невозможно спрятаться, остается только нападать и прорываться. Говорят, загнанные крысы очень опасны. Сам не видел, зато теперь проверю на себе.
Похмыкал, представив себя крысой, висящей на кончике хвоста слона и яростно его загрызающей. Настроение немного улучшилось. Поднял себя с постели мантрами на глубинно-русском языке, пошел на кухню выпить чего-нибудь.
От чаепития с пирожками меня оторвали купцы, собравшиеся на подворье Бажениных полным составом бывшего кумпанства. Купцы недовольно шумели. Милые вы мои, как же вам не повезло – лучше бы вы пришли завтра.
Пригласил всех широким жестом в гостиную, просил рассаживаться. Поднялся к себе, нацепил сбрую и поменял патроны в стволах. Хорошо еще Тая из церкви не вернулась.
Спустился к купцам, и пока они еще не начали высказывать свои претензии, подошел к столу и громко хлопнул по нему рукой. В воцарившийся тишине вытащил один пистолет и с щелчком взвел курок. Тишина стала глубже и выразительнее.
– Купцы, в Белом море наш караван ждала засада. И есть серьезное подозрение, что предал кто-то из вас. – Выждал паузу, оглядывая купцов. Подозрение такое действительно было. – Были мы в Швеции, и прознал я там про то, что среди вас иуда есть, продавший шведам чертежи судов наших тайных, только вам одним и доверенных. Думаю арестовать вас всех и отправить к государю, пусть он разбирается с теми, кто детище его иноземцам продал. А теперь…
– Не губи, князь Александр! – Здоровенный купец сполз с лавки на колени.
Подскочил к нему, приставил пистолет ко лбу, подсунув палец под спуск, чтобы случайно не нажать.
– А знаешь, сколько у меня людей сгублено?!! Почти два десятка душ! Ты чертежи шведам продал?!
– Нет, князь, не продавал ничего. Пропали они у меня, а потом нашел, думал, засунул куда и не заметил. Не продавал, клянусь! Вот тебе крест!
Отошел от мужика, осторожно снял боек с взвода. Может быть такое? Наверное, может. Мои почти святые отцы так и не нашли подозреваемого.
– Ну а кто из вас, купцы, так же случайно все подробно про наш караван пиратам поведал? И дату им выхода нашего подробно обсказал? Слушаю вас!
Купцы даже вздрогнули от моего окрика. Заговорил Шапкин:
– Наветы это, князь, нет среди нас иуды, готового продать корабли, да еще пиратам. Мы тоже морем живем. Море наша пашня, и скликать на нее жука да тлю никто не станет. В том поклясться тебе можем и крест целовать.
– А скажи-ка мне, Аким Михайлыч. Вот стоим перед царем мы все, рассказываю ему, что шведы чертежи наши забрали. Вон он кается перед государем, что чертежи случайно шведам отдал, а ты потом скажешь, что и пиратам из вас никто ничего не говорил. Вот теперь скажи мне, что с нами со всеми государь сделает?.. Чего молчишь-то? Как мне теперь все это государю рассказывать?! Или вы думаете, не прознает он про то? Еще как прознает! Раз уж мне известно стало, то и государь прознает! – Отошел к столу, сел. В комнате висела глубокая тишина. – Так что молчите, купцы? Али хотите одного меня к государю отправить ответ держать?
Продолжающая висеть тишина хором ответила за всех купцов: «Да, хотим».
– Приходите, купцы, завтра к вечеру. О делах потолкуем. Да подумайте пока, о чем государю говорить будем. Ступайте пока.
Встал, пошел к дверям провожать рванувших на двор купцов. Сбежать они не сбегут, но подумать над своими словами подумают.
Надо строить новые планы и все же заняться кораблями и оружием ганзейцев. Надо ехать к государю, уговаривать его заняться защитой нашей торговли. Надо себе помощников воспитывать, не тянуть больше все дела в одиночку. В разнос раскручиваемый маховик пошел. Надо. Надо. Надо. В отпуск хочу. И на Урал. И у ганзейцев может интересно получиться. А еще хочу в Норвегию, буду сидеть на вершине скалы фьорда и смотреть, как внизу проплывают игрушечные кораблики. Нет, лучше буду лежать и смотреть.
А к Петру не хочу. Там опять будут приемы, мне опять заглатывать ведрами уголь, а ради чего все это? Никому не нужен тут фаянсовый сливной унитаз. Да и сам уже больше двух лет спокойно без него обхожусь.
Пошли с вернувшейся Таей гулять по городу. Просто гулять. Прошли вдоль берега. На берегу толпился народ. Нас узнавали, кланялись, широко улыбались, совершенно искренне желали здоровья. Лоточник, которых была тьма в гостином дворе и много у причалов, просил не побрезговать, отведать еще горячих рыбников из его плетеной корзины. От монетки отказывался, потом взял, сказал, на нитку младшему наденет, тот будет носить не снимая. Смотрел на радостные лица окружившей нас, пока мы с лоточником говорили, толпы. Их искренняя радость лечила душу, закрывались гнойники нагроможденного вранья. Подсыхали раны от погибших по моей вине, как своих, так и чужих. Раны не зарастут еще долго, но хоть болеть меньше станут. Знать, есть во мне что-то от энергетического вампира. Хорошо мне становится вот от такой искренней радости людей. Хочу, чтобы сохранилась у них эта радость, хочу даже больше, чем в отпуск и в Норвегию. Вывод напрашивался сам.
