Но, видимо, наша лодка все-таки задела какие-то струны в душе благородного дона. Во всяком случае, он спросил, почему я назвал ее надувной.
– Да потому что она надувается перед использованием, а в сдутом и сложенном виде занимает совсем немного места. Вот, сами смотрите.
Я достал из шкафа пакет с китайским надувным плавсредством за тысячу рублей, которое для компенсации общей убогости имело звучное название «Челленджер».
– Это лодка?!
– Да. Правда, не такая большая, как та, на которой мы сюда приплыли, но двоих она выдержит.
Во всяком случае, так написано на упаковке, подумал я, но сказал другое:
– Позвольте преподнести эту лодку в подарок вам. Давайте, я помогу вскрыть пакет.
Данное действие заняло несколько секунд, после чего я еще полминуты давился матерными эпитетами в адрес великого Китая и персонала интернет-магазина, продавшего мне десять этих «Челленджеров». Потому как наши настоящие лодки, «Солано», были зеленого цвета. И эти должны быть такими же, я специально оговаривал цвет! Ведь их делают из шкуры полярной жабы. И на упаковках действительно красовались зеленые посудины. Но то, что я достал из пакета, оказалось ярко-оранжевым. Тьфу! Пришлось импровизировать.
– Обратите внимание на расцветку! – залился соловьем я. – Обычно полярные жабы зеленые, но в период брачных игр самки меняют цвет на вот такой. Чтобы самцы мимо не проходили, со зрением у них не очень. Лодка из оранжевой самки – редкая вещь, но для установления добрых отношений мне ее совершенно не жалко.
После чего я снял с соска колпачок и показал, как туда надо дуть.
Дон Себастьян попробовал, и минут через пять его героических усилий лодка приобрела отдаленное подобие формы, но сам он совершенно выдохся.
– Тут, как и везде, нужны регулярные тренировки, – пояснил я и нажал кнопку на стене. Снаружи задребезжал звонок, и вскоре в приоткрытую дверь просунулся Кикиури.
– Слушаю, капитан!
– Надуй, – приказал я ему и подал лодку.
Кикиури исчез, и вскоре с палубы донеслось еле слышное тарахтенье компрессора. Через непродолжительное время процесс был закончен, и матрос пропихнул надутую лодку внутрь каюты. В ней сразу стало тесно.
– Он надул ее так быстро? – удивился алькальд.
– Да, а чего же тут странного? Правда, для достижения таких результатов нужно тренироваться с детства. Впрочем, если каждый день надувать лодку по два раза, то уже где-то через год начнет получаться сравнительно неплохо. И давайте ее все-таки сдуем, а то тут стало совсем не повернуться.
С некоторым сожалением дон согласился, и лодка, пошипев минуты три, снова превратилась в бесформенную оранжевую тряпку, которую я свернул и, засунув в пакет, вручил дону Себастьяну.
Только сейчас я понял, кого мне напоминал благородный дон. Моего московского знакомого, жившего в соседнем поезде, Васю-гаишника. Причем не только внешне, но, кажется, и по характеру. То есть неплохой человек. Берет, конечно, но в меру, не наглеет и не страдает потребностью унижать всех, кто оказался как-то зависим от него. И в характере есть черты не только хомяка, но и солдата. Значит, из этого и будем исходить в своих дальнейших действиях. Судя по всему, мой собеседник является вторым или третьим лицом на острове. Выше него должен быть губернатор и, возможно, какой-то духовный чин.
Я спросил:
– Дорогой дон Себастьян, не подскажете, как бы мне вручить губернатору верительные грамоты и письмо нашего министерства иностранных дел?
– Для этого вам придется идти в Манилу, он там, – пояснил дон.
– А кто его замещает?
Выяснилось, что это не такой простой вопрос. Губернатор почти не появлялся на Себу, передав всю власть канонику острова дону Хосе де Акоста. Но он три недели назад тоже отбыл в Манилу. Правда, скоро должен вернуться, а пока власть на острове вроде бы представляет дон Себастьян.
– Тогда не будете ли так добры принять документы для передачи в метрополию, королю или тому, кто у вас занимается внешнеполитическими вопросами.
Алькальду был вручен пакет с печатями.
– Ну и раз уж приходится к вам обращаться с просьбой, то позвольте для компенсации возникших при этом неудобств предложить вам еще один скромный подарок.
Я достал свой кремневый револьвер и протянул дону.
– Вот, возьмите, это шестизарядный пистолет.
– Надо же, как интересно, – удивился дон, – я видел нечто подобное в Испании, но давно. И у него было шесть стволов, а у вас вон какая остроумная конструкция. Однако насколько он легкий и как удобно ложится в руку! Что надо делать для выстрела?
В общем, мы вышли на палубу, я укрепил на корме мишень, и дон не успокоился до тех пор, пока не расстрелял оба заряженных барабана. Ну прямо как мальчишка, честное слово. Причем, надо заметить, стрелял он весьма неплохо.
– Великолепно! – не сразу успокоился алькальд. – Какая кучность! Не хуже, чем у мушкета. И, значит, ружья ваших матросов устроены подобным образом?
– Да, – кивнул я, – и из них возможна прицельная стрельба на двести метров, то есть более чем на кабельтов.
Но игрушки игрушками, а дело делом, так что вскоре мы перешли к более приземленным вопросам. Дон познакомил меня с местной денежной системой и обрисовал порядок цен.
– Наша золотая монета называется эскудо, – пояснил он мне, – и она примерно такая, как ваш рубль.
Ага, подумал я, ты еще скажи, что рубль меньше. Я ведь перед визитом в прошлое посмотрел вес и примерную платежеспособность денег этого времени. Так вот, в эскудо, по моим сведениям, было три целых и две десятых грамма золота. А в рубле пять!
– Но основной монетой в колониях является серебряный песо, – продолжил свою лекцию дон Себастьян. – Вот, посмотрите, у меня есть при себе.
С этими словами он вытащил из мешочка, пристегнуто к поясу, монетину размером примерно с советский юбилейный рубль и протянул мне. Я положил ее на маленькие электронные весы, развернутые дисплеем ко мне, так что дон и не понял, что я делаю. Так, двадцать три грамма, запомним. На одной стороне монеты римская цифра «VIII», то есть восемь, а на другой что-то вроде герба.
– Одна восьмая песо – это реал. Мелкая серебряная монета, причем, говорят, последнее время их начали чеканить и из меди, но до нашей глуши подобные новшества еще не дошли.
– А сколько стоит, например, поросенок? – поинтересовался я.
– Наверное, два песо, – задумался алькальд, – но точно я не знаю. Могу сказать, что день на постоялом дворе обойдется вам в песо или полтора.
– Обошелся бы, но я туда не собираюсь. Кроме всего прочего, император запретил мне удаляться более чем на километр от корабля. Наш километр – это чуть больше половины английской морской мили. А как соотносятся между собой эскудо и песо?