— Ну что вы молодежь, понимаете!? — горячился водитель, — Ну кто же пулемет на верхушку втыкает? Там же его сразу и накроют! Ты его припрячь маленько, а как вражина попрет, тут и коси их как травку по росе.
Докурив, выбрался к спорщикам:
— Ну что шумите, товарищи?
— Товарищ старший лейтенант! — как за спасением, кинулся ко мне комвзвода — Да попросите вы у караульщиков, что бы этого умника к реке допустили! Из-за его упрямства мы до победы гнездо для пулемета не сделаем!
Павел Васильевич нахмурился:
— Вот-вот, командир! Толкового человека, так посылают подальше, а сами сдохнуть собираются, героически. По врагу не разу не стрельнув. Я две войны с пулеметом прошел, сколько лет прошло, а помню до сих пор, как «Максим» разбирать.
Он на секунду задумался, потом гордо вскинул голову, и звучно начал декламировать:
Помни, братцы, для разборки
Нам не надобно отвертки,
Пальцы, руки, голова,
К ним в придачу два ключа —
Вот и все, с чем без забот
Разберем мы пулемет.
Первый шаг. Прием простой:
«КРЫШКУ КОРОБА ОТКРОЙ».
Все, что видишь на картинке
Ты проделай без заминки:
Ручки крепче обхвати,
На застежку поднажми.
Сделав это, не зевай —
Крышку кверху поднимай…
— Интересно, очень интересно. А что дальше? — спросил я, протягивая открытую коробку «Казбека» сержанту и Васильевичу. Польщенный похвалой, старый пулеметчик взял папиросу, прикурил, и подобревшим голосом ответил:
— Да там, товарищ старший лейтенант, целая поэма. Я ее до завтра читать могу. Почти семь лет, чуть ли не каждый день разбирал и собирал максимку, и стихи эти до смерти уже не забуду.
— Вот и хорошо, приедем в расположение, сразу же и запишите. А пока пойдемте, на месте осмотримся.
Мы поднялись на холмик, и я стал внимательно всматриваться в раскинувшее перед нами поле.
— На поле сыро? — спросил, изучая поросший травой простор. Кустарника было мало, и кое-где торчали пучки камыша. Правда камыш был уже желтоватым. Сержант пожал плечами:
— Всегда было сыро, но сейчас лето сухое. Не знаю.
— Да, воды в этом году маловато, — поддержал его Васильевич. — Наверное уже все высохло.
— Это плохо, — задумчиво сказал я, спускаясь с холмика, потом повернулся к Збицкому и приказал: — Позицию для пулемета оборудуйте там, где Павел Васильевич предложил, место хорошее.
Дождавшись «полуторку» с красноармейцами второй роты, с радостью увидел среди них нашего Зайца, вот кто у меня отправится на мебельную фабрику. Но старшина, поспешил ко мне со встревоженным выражением лица:
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться. — и получив разрешение, продолжил, понизив голос: — Непорядок в батальоне.
— Что случилось?
— Капитана в санчасть фельдшерица положила. Он сознание потерял в канцелярии.
— Вот, дьявол! — я стукнул кулаком по ладони, — Кто сейчас командует? Политрук?
— Да, он. Просил вас разыскать и поторопить с возвращением.
— Ну, это понятно — согласился, потом вспомнил, с кем разговариваю, и перевел разговор на другое: — Вы партийный, товарищ красноармеец?
Заяц приосанился:
— Еще с двадцать четвертого года, «Ленинский призыв».
— Это замечательно, у меня к вам просьба как к большевику. Блиндажи мы выкопали, и теперь нужны бревна для их перекрытия. Бревна и доски есть на мебельной фабрике, необходимо их оттуда вывезти. Машину я вам оставляю, думаю что за пару рейсов вы завезете нужное количество. Я по дороге в батальон прикажу милиции вам не мешать. Так, — быстро вспоминал, что еще надо, — до темноты продолжайте работу, где командир взвода?
— Так он дела принимает у здешнего.
— Това-а-арищ красноармеец. — укоризненно протянул я. — Мы в армии, значит сейчас происходит смена караула. Ну ничего, привыкнете. Оставайтесь с этим взводом, и помогите командиру. Что-то он у вас молодой.
— Конечно молодой, только тридцатник недавно разменял. Но командир дельный, — вступился за своего комвзвода старшина.
— Вот вы ему и помогите. Ужинали? — поинтересовался я, смотря за разгрузкой полуторки. Хотя машина и стояла на другом берегу реки, но штыки примкнутые к карабинам, ярко сверкали в солнечных лучах, позволяя наблюдать за движением бойцов.
— Нет, но с собой взяли термоса. Абрамзон привез из города.
— Молодец. Пойдемте, старшина. Вот еще что, накормите бойцов НКПС. Что-то их начальство, про них забыло.
Мы перешли на другой берег, по техническим мосткам. Как-то немножко страшно было идти под настилом моста, в полумраке, наблюдая, как сверкают волны под ногами. Ну боюсь я высоты, что же тут сделаешь. Главное, что перила были целы. Возле машины уже строился сменившийся взвод, люди были рады, что кончилась тяжелая работа, и впереди — отдых. Некоторые, с любопытством рассматривали карабины, но и их отделенные уже подгоняли в строй.
Подошел к сержантам, и выслушав рапорт, распорядился:
— Немедленно отомкните штыки. Придется заступать в караул на мосту, и с какого-нибудь эшелона вас может обстрелять охрана. Эти штыки не игольчатые, и сразу в глаза бросаются. Так, а вам придется задержаться, — обратился я к сменяемому комвзвода. — Надо привезти бревна, и чем быстрее вы это сделаете, тем быстрей вас сменят. К бойцам я сам обращусь. Взвод построен?
— Так точно.
Подойдя к строю уставших красноармейцев, и набравшись храбрости, негромко сказал:
— Товарищи красноармейцы. Вы отлично поработали, и я объявляю благодарность всему личному составу.
— Служим трудовому народу! — пусть, нестройно, но с чувством откликнулись солдаты. Я вздохнул, и продолжил:
— Надо завезти бревна для блиндажей. Грузовая машина у нас только одна, а на моей, даже одного бревна не подвезешь.
В строю прокатился, и быстро стихнул смешок, а я закончил:
— Вы понимаете, что до казарм идти долго, поэтому прошу вас еще немного поработать. Надо, хотя бы, два рейса сделать.
Люди молчали, потом один отделенный повернулся к строю, и пробасил:
— Командир прав. Чем быстрее загрузим, тем быстрее уедем. Надо, значит, надо. — потом повернулся ко мне, и козырнул: — Приказывайте, товарищ старший лейтенант.
Я козырнул в ответ, и облегченно выдохнув, ответил:
— Приказывать будет старшина первой роты, красноармеец Заяц. Благодарю вас за понимание.
Уже сев в машину, вспомнил, что кроме завтрака, еще ничего не ел целый день. «Вот идиот», мрачно подумал я, «Мог бы возле автомобильного моста поесть». Потом вспомнил скорбную реку беженцев, и понял, что в той обстановке мне бы кусок в рот не полез.