– Я бы не стал рассказывать им все, – сказал Холмс. – Женщинам нельзя доверять… Даже лучшим из них.
Я не стал ввязываться в спор, хотя сия сентенция мне ужасно не понравилась.
– Я вернусь через пару часов, – обронил я, уходя.
– Хорошо. Удачи! Но, раз уж вы едете на другой берег Темзы, может, вернете Тоби? Вряд ли теперь он нам понадобится.
Я взял с собой собаку, заехал на Пинчин-лейн и вернул ее старику, добавив полсоверена за услугу. В Камберуэлле я нашел мисс Морстен несколько уставшей после ночных волнений, но ей не терпелось послушать мой рассказ. Миссис Форрестер тоже была полна любопытства. Я рассказал им все, что знал, смягчив, однако, некоторые самые страшные подробности трагедии. Так, повествуя о смерти мистера Шолто, я обошел вниманием способ, которым он был убит, и не упомянул об орудии убийства. Впрочем, несмотря на все недомолвки, рассказ мой все равно взволновал и удивил леди.
– Как романтично! – воскликнула миссис Форрестер. – Обойденная судьбой девушка, несметные сокровища, чернокожий каннибал и разбойник на деревянной ноге вместо традиционного дракона или коварного графа.
– И два странствующих рыцаря-спасителя, – добавила мисс Морстен, посмотрев на меня ясными глазами.
– Мэри, а ведь ваше будущее зависит от того, будут ли найдены эти сокровища. Что-то вы и не рады как будто. Только представьте, каково это – быть такой богатой и знать, что весь мир у твоих ног!
Сердце мое радостно забилось, когда я увидел, что подобная перспектива не привела мисс Морстен в восторг. Даже наоборот, она равнодушно тряхнула гордо поднятой головой, словно ей это было безразлично.
– Я беспокоюсь о мистере Тадеуше Шолто, – сказала она. – Все остальное неважно. Мне кажется, что он все время вел себя достойно и благородно. Наш долг – снять с него это ужасное и несправедливое обвинение.
Камберуэлл я покинул вечером. Было уже довольно темно, когда я добрался домой. Книга и трубка моего товарища лежали рядом с его креслом, но сам он исчез. Я поискал записку, но ничего не обнаружил.
– Мистер Шерлок Холмс, надо полагать, ушел? – обратился я к миссис Хадсон, когда она пришла опустить шторы.
– Нет, сэр. Он был у себя в комнате. Знаете, сэр, – понизив голос, прочувствованно сказала она, – меня очень волнует его здоровье.
– Почему же, миссис Хадсон?
– Ну, он как-то странно ведет себя, сэр. После того как вы ушли, мистер Холмс принялся ходить по комнате туда-сюда, туда-сюда, я даже устала слушать его шаги. Потом я услыхала, как он направился в свою комнату, что-то бормоча, и каждый раз, когда звонил дверной колокольчик, он выскакивал на лестницу и кричал: «Кто там, миссис Хадсон?» А теперь мистер Холмс закрылся у себя в комнате, но я все равно слышу его шаги. Надеюсь, он не заболеет, сэр. Я попробовала сказать ему что-то про успокаивающее лекарство, но он так на меня глянул, что я не помню, как из комнаты вылетела.
– Не думаю, что есть причины для волнения, миссис Хадсон, – сказал я. – Я видел его в таком состоянии и раньше. Просто сейчас у него в голове засело одно небольшое дело, которое его очень волнует.
Я постарался успокоить нашу достойную хозяйку. Но мне самому порой делалось тревожно, когда посреди долгой ночи до меня то и дело доносился приглушенный звук шагов Холмса, и я начинал думать, каким тяжким испытанием для его мозга были эти часы вынужденного бездействия.
К завтраку Холмс вышел уставший и измученный, с нездоровым румянцем на щеках.
– Что ж вы себя так изводите, старина? – спросил я. – Ночью я слышал, как вы ходили.
– Я не мог заснуть, – ответил он. – Это чертово дело не идет у меня из головы. Невыносимо осознавать, что теперь, когда нам все известно, дело застопорилось из-за такого пустякового обстоятельства. Я знаю, кто преступники, знаю, какой у них катер, знаю все, но не могу двигаться дальше. Я подключил к работе других агентов, использовал все доступные мне средства. Оба берега реки были осмотрены вдоль и поперек, но безрезультатно. Муж миссис Смит так и не вернулся. Напрашивается вывод, что преступники затопили судно, хотя все указывает на то, что они не стали бы этого делать.
– Или миссис Смит направила нас по ложному следу.
– Нет, думаю, эту версию можно отбросить. Я навел справки, катер с таким описанием действительно существует.
– Так, может, он просто уплыл из города?
– Я учел и эту возможность. Поисковая группа прочешет берега до самого Ричмонда. Если сегодня я не получу новостей, завтра сам возьмусь за дело, но тогда уже искать буду не катер, а людей. Но я уверен, сегодня мы обязательно что-нибудь узнаем.
Однако Холмс ошибся. Ни от Виггинса, ни от остальных агентов вестей не было. Почти все газеты написали о норвудской трагедии. И везде главным подозреваемым выставляли бедного Тадеуша Шолто. Ничего нового из этих статей мы не узнали, кроме того, что дознание было назначено на завтра.
Вечером я съездил в Камберуэлл, чтобы рассказать о наших неудачах двум леди. Вернувшись, я застал Холмса в подавленном, мрачном настроении. Он почти не отвечал на мои вопросы и чуть ли не весь вечер занимался каким-то таинственным химическим анализом, для которого требовалось греть реторты[34] и дистиллировать воду[35]. Закончилось это тем, что по комнате пошла такая вонь, что я уже готов был бежать на улицу. Далеко за полночь я все еще слышал, как он позвякивает пробирками, продолжая заниматься своим «пахучим» экспериментом.
Рано утром я, вздрогнув, проснулся и к своему удивлению увидел, что Холмс, наряженный в грязную матросскую робу и бушлат, стоит у моей кровати. На шее у него болтался грубый красный шарф.
– Я отправляюсь на реку, Ватсон, – сказал мой друг. – Я просчитал все и вижу только один выход. Уверенности в успехе нет, но попытаться стоит.
– Я пойду с вами! – воскликнул я.
– Нет, от вас будет больше пользы, если вы в качестве моего представителя останетесь здесь. Я сам иду с неохотой, потому что еще есть вероятность, что новости придут в течение дня, хотя Виггинс вчера совсем пал духом. Я хочу, чтобы вы вскрывали все письма и телеграммы. Если будут новости, действуйте согласно ситуации по своему усмотрению. Я могу на вас положиться?
– Конечно.
– Боюсь, что со мной связаться вы не сможете, потому что я пока сам не знаю, куда меня занесет. Но, если повезет, вернусь я скоро и не с пустыми руками.
До обеда вестей от Холмса не было. Однако, раскрыв «Стандард», я увидел, что дело получило развитие. «В отношении аппер-норвудской трагедии, – говорилось в заметке, – у нас появились причины считать, что дело это еще более запутанное и загадочное, чем показалось ранее. Вновь открывшиеся обстоятельства позволяют установить то, что мистер Тадеуш Шолто никоим образом не мог быть причастен к убийству. Он и экономка миссис Бернстоун вчера вечером были освобождены из-под стражи. Насколько нам известно, полиция получила в свое распоряжение новые улики, указывающие на истинных преступников, к розыску которых со всей присущей ему напористостью и проницательностью уже приступил мистер Этелни Джонс. В любой момент мы ожидаем новых арестов».
«И на том спасибо, – подумал я. – По крайней мере, добряк Шолто теперь вне опасности. Интересно, что это за новые улики? Хотя, скорее всего, полиция в такой форме признает свои ошибки».
Закрыв газету, я бросил ее на стол, но тут мое внимание привлекло одно объявление в рубрике «Разыскиваются». Привожу его дословно:
«Помогите найти. В прошлый вторник от пристани Смита около трех часов утра уплыли на паровом катере „Аврора“ (борта черные с двумя красными полосками, труба черная с белой полоской) и не вернулись Мордехай Смит и его сын Джим. Тому, кто сообщит миссис Смит на пристань Смита или по адресу Бейкер-стрит, 221-Б какую-либо информацию о местонахождении Мордехая Смита и катера „Аврора“, будет выплачена награда в размере 5 фунтов».
Объявление явно дал Холмс – об этом свидетельствовал адрес, указанный в нем. Мне это показалось весьма ловким ходом, поскольку, если объявление попадет на глаза преступникам, они решат, что таким образом миссис Смит пытается разыскать своего пропавшего мужа.
Это был длинный день. Всякий раз, когда раздавался стук в дверь или на улице слышались торопливые шаги, я думал, что это либо вернулся сам Холмс, либо кто-то пришел по его объявлению. Я пытался читать, но мои мысли возвращались к этой странной загадке и отвратительной злодейской парочке, которую мы разыскивали. А что, если в выводы моего друга вкралась ошибка, неточность, думал я. Может быть, он стал жертвой какого-то гигантского самообмана? Возможно ли, что его гибкий и дальновидный ум выстроил столь необыкновенную версию на основании ошибочных предпосылок? На моей памяти Холмс никогда не ошибался, но ведь и самый холодный разум может иногда допустить ошибку. Скорее всего, он просто перемудрил, предпочел странные, даже невероятные объяснения, хотя под рукой были более простые и банальные. Хотя, с другой стороны, я сам видел улики и слышал доводы, на основании которых выстроилась его версия. Восстановив в памяти всю длинную цепочку обстоятельств этого странного дела, многие из которых можно было бы назвать непримечательными, я вынужден был признать, что, даже если Холмс и ошибся, истинное объяснение должно быть не менее невероятным и даже фантастическим.
