— Родит кого-то Криспина или нет, это еще неизвестно. Не надо, друг мой, увиливать от выполнения обязанностей. Тем более таких приятных. Элий не ответил, захромал к своему павильону. «Хороший малый, — подумал Квинт, глядя в спину Цезарю. — Но как сделать из него хорошего императора?»
— Тебе не нужен агент? По-моему, один ты не справляешься со своей ролью…
Квинт резко обернулся, будто ожидал нападения. Но неизвестный не собирался нападать.
— Ищу работу. Честно говоря, не знал, чем заняться. И подумал: не податься ли мне в охранники или в соглядатаи. Работа не хуже и не лучше прочих…
— А прежде чем занимался?
— Тоже вроде охраны. Только в более крупном масштабе.
— В службе «неспящих»?
— Повыше будет.
Квинт внимательно оглядел гостя. Если повыше, то Квинт должен был бы знать его, а Квинт не знал.
Красивый молодой человек. Горбоносое, с дерзким разлетом бровей лицо, в меру упрямый подбородок. Высок ростом, могучее телосложение. И молод, нестерпимо молод для высокой должности. Или, напротив, стар. Мысль, что незнакомец стар, пришла внезапно.
— Ты — гений Империи, — сказал Квинт, уже не спрашивая, а утверждая. — А где же твой платиновый ореол? — Тут Квинт заметил, что слабое сияние от гения все же исходит. Просто гений встал так, чтобы свет фонаря находился у него за спиной, и только Опытный глаз Квинта различил собственный платиновый блеск гения.
— Сияние скоро исчезнет, — признался бывший покровитель Империи. — Гении стали как люди, когда боги изгнали их на землю. Отныне мы не бессмертны. Наша жизнь уже не бесконечна, мы не будем стареть, но будем болеть и умирать от ран. Нас можно убить. И в конце концов последние вымрут от рака. Какое чудовищное наказание! Знать, что у тебя миллионы лет впереди, а сдохнуть через год в мучениях в какой-нибудь захудалой больнице.
Он был красив. Судя по тонкости и правильности черт, высокому росту и атлетическому сложению— Империя прекрасна. Гений Империи. Воплощение власти. Когда-то, обладая безмерной силой, гений мчался по небу, оставляя за собой платиновый след. Мог наставлять, остерегать, помогать или противиться. Сейчас он человек. Почти. Квинт может пронзить его мечом, и гений умрет. Империя от этого не пострадает. Империи нет до него больше дела. Ни Империи, ни богам. Квинту будет служить сам гений Империи. Это было так же дико, как сказать ветру: замри, или приказать морю не волноваться.
— Почему ты хочешь служить мне? — поинтересовался Квинт.
Гений колебался — говорить или не стоит? Можно ли доверять Квинту?
— Хочу служить Цезарю.
— А он скоро не будет Цезарем. Что тогда? — . Квинт насмешливо прищурил один глаз. — Уйдешь?
Гений закусил губу. Неужели хитрец-фрументарий, хочет поймать его на такую простую удочку?
— Я хочу служить Элию.
— А, вот это уже лучше. Можно сказать — очень хорошо. Я думаю, мы с тобой сработаемся. — И Квинт похлопал гения по плечу. — Как же мне тебя именовать? Гений Империи? Ну, это слишком длинно, вычурно, и к тому же сообщает о твоем унизительном понижении в должности. Однако и менять полностью имя не хочется. Надо что-то среднее. Назову-ка я тебя Гимпом. Ты не против? Кстати, хорошо среди людей, Гимп?
— Привыкаю потихоньку.
— Врешь ты все. К этому нельзя привыкнуть. А теперь скажи: будешь предавать своих собратьев-гениев, служа мне?
— Я буду служить Риму. Этим все сказано.
— Неплохо для начала. Только правду ли ты о себе говоришь? Гений Империи — и такой милашка. В тебе должно быть больше грубого, почти звериного. Ведь ты — сама власть.
— Это вы, люди, так меня представляете. Но я — гений. Я-не ваша мысль, а мысль богов. Не я равняюсь по вам, а вы — по мне.
— Да? Занятно… Теперь такой вопрос: все гении — двойники своих подопечных?
— Рассказы о двойниках — очередной миф. Возьми, к примеру, Гэла. Элий хром, а этот резво бегает по притонам. Гений Фабии кажется юной девушкой, а гений императора совсем старик.
— Да, да, я понял: гении — божественные мысли, а мы — всего лишь жалкое подражание. Но как же быть с отпечатками пальцев?
— У гениев нет отпечатков. Узор на пальцах — лишь видимость.
— То есть все эти рассказы о двойниках…
— Вымысел. Инстинктивный страх людей перед прежними властителями. К тому же многие гении погибли при метаморфозе. Гениям нужна помощь, а люди их преследуют.
— Что-то очень просто у тебя получается, — задумчиво проговорил Квинт. — Очень-очень просто…
Входя в любое помещение. Квинт непременно окидывал его взглядом. И сейчас он оглядел свою спальню. Оглядел и остолбенел. Мгновенно повлажневшая ладонь нащупала рукоять меча. Но сомнительно, чтобы Квинт успел обнажить клинок. На кровати, свернувшись кольцами и блестя маслянистым густым блеском, лежал огромный змей. Толщиной он был в ногу Квинта, а длиной… Фрументарий не стал прикидывать хотя бы приблизительно, какова длина этой твари. Змей приподнял плоскую голову. Вертикальный зрачок смотрел на Квинта с любопытством. Может, змей желал, чтобы Квинт заговорил? Но ведь змеи глухи от природы. Однако Фрументарий был почему-то уверен, что этот змей слышит.
— Ну и что ты здесь делаешь? — проговорил Квинт, с трудом ворочая языком, и даже попытался изобразить подобие улыбки.
Змей приоткрыл рот, меж зубов мелькнул раздвоенный язык и исчез.
— Жду тебя, — отвечал змей. Квинт подумал, что рехнулся от страха, коли ему почудилось такое. Но все же спросил:
— Зачем?
— Ищу защиты, — охотно отвечал змей. — Я — гений Тибура. Ты видел убитую змею на рынке? Квинт кивнул.
— Это тоже бывший гений.
— Не надо было превращаться в змею. Превратился бы в человека, как гений Империи, — посоветовал Квинт.
— У кого как получилось. — Змей подмигнул ему желтым глазом.
— Чем же я тебе могу помочь? — недоуменно пожал плечами Квинт.
Страх потихоньку истаивал. Квинт уже находил ситуацию забавной. Впрочем, особенно расслабляться не стоило: судя по заговору, который устроили гении, нрав у них не самый покладистый.
— Прежде всего поесть, — сказал змей. — Желательно чего-нибудь мясного.
— Человека?
— Предпочитаю пищу не столь экзотическую. Квинт выскочил из комнаты, запер дверь на ключ и устремился на кухню. В мозгу его вертелись самые невероятные догадки. Хотелось знать, как можно использовать явившегося в столь опасном облике гения. И можно ли вообще его как-то использовать. Ничего подходящего на ум пока не приходило. На кухне под недоуменным взглядом повара Квинт набрал целую корзину объедков.
— Для моего щеночка, — пояснил он.
— По-моему, его уже кормили, — подозрительно покосился на него краснощекий здоровяк-повар.
— Еще хочет, — Квинт постарался улыбнуться как можно простодушнее.
— Ну и прожора. Никогда таких не видел! С корзиной Квинт понесся назад к комнатам для гостей. Торопился, а сам про себя думал: хоть бы уползла эта тварь куда-нибудь. Вот ведь забота! Валятся гении ему на голову, как переспелые груши. Сначала Гимп, теперь этот. Как его звать-то? Гет, что ли? Ну почти что Гета[16]… Не очень удачное имя. Быть теперь Квинту патроном гениев. Что делать с этой братией? Они капризны, надменны и одновременно беспомощны. И никто не знает, что им может взбрести в голову. Прогнать их — значило обречь на гибель.
Но Квинт привык из всего извлекать выгоду — то есть информацию. А в том, что гении владеют информацией, сомневаться не приходилось. Эти ребята ему еще пригодятся.
Змей, однако, никуда не собирался уползать. Лежал на кровати и то раскрывал пасть, то закрывал, жмурил то один глаз, то другой. Квинт не сразу понял, что Гет разглядывает себя в зеркале, осваиваясь с новым видом.
— Кушать подано, — объявил Квинт. — Тарелку, правда, не захватил.
Он едва успел отскочить в сторону, как Гет, скользнув по полу маслянистой молнией, обвил туловище вокруг корзины, жадно распахнул пасть и целиком заглотил кусок ветчины. Сразу было видно, что бывший покровитель Тибура изрядно проголодался.
«Интересно, — подумал Квинт, — знает ли этот тип все, что говорилось и делалось в этом поместье в последние пару сотен лет? Наверняка знает. Но ничего не скажет…»
«Гений в каждый дом вошел…» Дурацкая песенка привязалась к Пизону, и он никак не мог от нее избавиться. Пел ее и в банке, и дома. И даже просматривая «Банковский вестник»… Вот напасть.
На кухне послышался грохот. Опять старикашка Крул полез в холодильник. Никак старая скотина нажраться не может! А что, если подкрасться сзади да вытянуть хорошенько старика по спине? Пизон ухмыльнулся, предвкушая. Достал из шкафа центурионову палку из лозы (он обожал всякие военные штучки, хотя никогда в армии не служил) и на цыпочках спустился вниз. У холодильника кто-то копошился. Спина, обтянутая белой туникой, вздрагивала: человек торопливо жрал, сидя на корточках.
