Парадная форма морского кадета была аккуратно сложена в чемоданчик так, чтобы ее не нужно было гладить. Карл повесил ее "отвисать" на плечики, быстро сменил белье, мысленно посетовал на то, что душ принять уже не успевает, начистил до зеркального блеска сапоги, и скоренько побрился. Не то, чтобы у него на подбородке что-то особенно густо росло, но, как говаривает обербоцман Мёдор, "хрен с ней, с пробоиной, но порядок на корабле должен быть".
Припарадившись, Геббельс спустился в гостиную, где Йоган, также облаченный в парадную униформу, разговаривал со среднего роста, слегка полноватым огненно-рыжим мужчиной с изумрудно-зелеными, как и у Йогана, глазами и аккуратной бородкой. Из радиолы негромко доносились звуки "Uber die Hugel und Weit weg" недавно появившегося, но уже завоевавшего бешеную популярность ансамбля Nachtwunsch, основанного оперными певцом и певицей. Карл как-то не особо интересовался музыкой (по крайней мере – после того, как оказался в Киле. Там на это просто не хватало времени), однако мелодия показалась ему смутно знакомой.
– Отец, позволь тебе представить моего друга. – сказал Йоган, едва Карл переступил порог. – Карл Геббельс, я писал вам с мамой о нем. Карл, это мой отец, Дитмар Арндт.
Мужчина поднялся, и сделал несколько шагов навстречу Карлу, протягивая руку для рукопожатия. У губ герра Арндта и в уголках глаз пролегали характерные морщинки, часто встречающиеся у людей которые много смеются и улыбаются.
– Очень рад, молодой человек. – голос у йоганова папеньки был глубокий, басовитый, "с трещинкой", а рукопожатие крепким. – Присаживайтесь. Мой старший сын уже рассказал вам о приеме?
– Э-э-э… В общих чертах, герр Арндт.
Дитмар улыбнулся, и указал рукой на кресло.
– Присаживайтесь, юноша. Сигару?
– Спасибо, нет. – покачал головой Карл. – Курить вредно.
– В самом деле? – удивился хозяин дома. – Никогда об этом не слышал.
– А ты попробуй закурить на субмарине – и не такое услышишь. – рассмеялся Йоган.
– Ах да, и впрямь, постоянно забываю, что мой сын решил быть моряком, который не видит моря. – глаза герра Дитмара смеялись. – А я, пожалуй, выкурю одну.
Он открыл хьюмидор на журнальном столике, извлек оттуда средних размеров сигару, откусил кончик специальными щипчиками, крепившимися цепочкой к жилетке его строгого костюма, тщательно и с видимым удовольствием раскурил ее, выпустил несколько облаков ароматного дыма, после чего вновь обратился к Карлу. "Uber die Hugel und Weit weg" по радио сменилась на "Tief Still Ganz" того же ансамбля.
– У нас с друзьями традиция. – пояснил Арндт-старший. – Каждый год, тридцатого декабря мы устраиваем торжественный обед. Прощаемся со старым годом, так сказать. Большинство моих друзей – ученые и инженеры, однако есть среди них и политики, и военные. Люди мы уже не молодые, все добились некоторого положения, так что я предполагаю, вас будут смущать звания некоторых моих гостей.
– Скорее всего. – осторожно кивнул Карл. Он никак не мог взять в толк, куда клонит герр Арндт.
– Так вот, совершенно напрасно. – вместо указующего перста отец Йогана воздел к потолку дымящийся кончик сигары. – Это неформальные посиделки, к тому же молодежи там будет также вполне достаточно. Вас не должны смущать ни звание, ни возраст собеседника. Говорите что думаете, прямо, и ничего не бойтесь. Хорошо?
– Я постараюсь, герр Арндт.
– Очень хорошо, Карл. Ничего не бойтесь и не стесняйтесь. Даже самые великие из людей, скажу вам по секрету, всего лишь люди.
Во входную дверь раздался стук.
– Ну, вот и первые гости. – Дитмар широко улыбнулся, и смешливые морщинки от уголков глаз разбежались в разные стороны. – Пойдемте встречать? Мануэла, я открою сам!
На пороге стоял мужчина в шинели, с погонами капитана цур Зее.
Аэродром Авила (Испания) 30 декабря 1938 г., три часа дня (время берлинское)
"Над всей Испанией безоблачное небо". Генерал-майор Вольфрам фон Рихтхофен, командующий легионом "Кондор", поглядел на затянутые низкой облачностью небеса и сплюнул. Настроение было ни к черту, а тут еще погода не ахти какая.
Из облаков вынырнули два Messerschmitt Bf-109 и пошли в сторону аэродрома. Генерал сощурился, стараясь рассмотреть бортовые номера машин, и удовлетворенно кивнул. На посадку заходили командир 3-й эскадрильи 88-й истребительной группы, капитан Вернер Мёльдерс, и его ведомый.
Машины зашли на аэродром безупречно – сказывался большой летный опыт пилотов, – прокатились по полосе, несколько раз чихнули моторами и застыли. Пилоты начали выбираться из кабин, а техники уже спешили осмотреть "мессеры".
– Здравствуй, Вернер. – генерал приблизился к машине капитана. – Что скажешь?
– Над всей Испанией безоблачное небо. – хмыкнул Мёльдерс. – Так что пятнадцатого [16] я себе сегодня не сыскал.
– Да искать особо некого осталось. – флегматично кивнул фон Рихтхофен. – Франко вот-вот дожмет республиканцев, так что скоро, видать, возвращаемся в Германию.
– Ну и слава Богу. – спокойно ответил капитан. – Надоело уже воевать и убивать. Меня вообще в этом месяце должны были на родину отправить.
– Угу. – командующий легионом снова флегматично кивнул. – Но не отправили. Кстати, поздравляю.
– С чем? – опешил Мёльдерс.
– Да с тем… Мы, с завтрашнего дня, становимся моряками. Легион Кригсмарине переподчинили, утром приказ пришел. Готовь теплую одежду, Вернер. На Балтике нынче холодно.
Шарлотенбург, Зесенер-штрассе, 15 30 декабря 1938 г., около четырех дня
– Вы полагаете, молодой человек? – генеральный инспектор подвижных войск задумчиво смотрел на Геббельса.
– Конечно, герр генерал-лейтенант. – убежденно ответил Карл. – Это же получается даже не эсминец, а вспомогательный крейсер. Пушка так себе, и брони почти нет, или нет совсем. Одна радость, что быстроходный.
– Интересно вы проводите аналогии между танками и кораблями. – хмыкнул Хайнц Гудериан. – Значит, следуя вашей логике, надо превращать танки в линкоры?
– Лучше в линейные крейсера, они быстроходнее. – улыбнулся Карл. – Скорость ведь является существенным фактором и на море, и на суше, герр генерал? Броня, и калибр орудий, полагаю, тоже. Таким образом, у кого броня толще, и пушка больше, тот в поединке и выигрывает. Что танк, что корабль.
– Если экипаж умеет пользоваться пушкой. – усмехнулся "быстроходный Хайнц". – Танки, вообще-то, предназначены для прорыва укреплений и развития наступления, юноша, а не для дуэлирования с себе подобными машинами.
– Военные корабли тоже нужны для нарушения морских коммуникаций противника, однако сражения между ними иногда случаются. – парировал Карл.
– Туше. – рассмеялся Гудериан, и повернув голову вправо громко произнес. – Фреди, ты слышал? Флот нас критикует.
– Правильно делает. – ответил Фердинанд Порше приближаясь. – Сколько танков вышло из строя при аншлюсе? Треть? А вот у них такого не бывает, не говоря уже о том, что по туристическим справочникам они во время боевых действий не ориентируются.[17] Кстати, я тут недавно имел беседу с Герингом. Ты в курсе того, что он требует в новой спецификации на Pz-IV?
– В курсе. По должности положено. – вздохнул генерал танковых войск. – Интересно, с чего это такая забота о бронетехнике со стороны главкома Люфтваффе? Впрочем, требования хорошие, вон, даже и морской кадет Геббельс их поддерживает. Верно, геноссе?
– Прошу прощения, господа, но я не видал этой спецификации. – смутился Карл. – Да и вряд ли что-то понял бы в ней. Я, все же, далек от конструирования, да и информация, наверняка, не по моему допуску секретности.
– Тоже мне секрет Полишинеля. – усмехнулся Порше. – Крупповская конструкция ОКВ перестала устраивать, хотят усилить и броню, и орудие. И, если получиться, скорость.
– Вот видите, Вермахт вашу точку зрения разделяет, Карл. – весело подмигнул юноше Гудериан, чем окончательно ввел его в смущение.
– Разделяя-а-а-ает. – насмешливо протянул Порше. – Ладно, броню нарастить не так уж сложно. С этим и у Крупа справятся. Только нет пока у Германии длинноствольных танковых орудий на семьдесят пять миллиметров. K.w.K. L/34.5, даст Бог, через годик доведут до ума, так ему и этого мало… Хайнц, умерил бы ты его аппетиты что ли? Тогда б и я, может, удачи попытал.
– А если… – Карл пресекся, не желая влезать в беседу, тема которой никак не входила в категорию тех, в которых он мог блеснуть глубокими познаниями. Порше и Гудериан с интересом посмотрели на него.
– Да вы не тушуйтесь, продолжайте. – предложил изобретатель.
– Ну… Не знаю, может быть это покажется вам невежественным… – Геббельс замялся. – А что если применить швейцарские восемь-восемь? В Рейхе ведь Flak этого калибра производят, а стрелять из них не обязательно по воздушным целям, если снаряд бронебойный, верно?
