Ещё в феврале в Москве стал работать панорамный кинотеатр «Мир». Нам с трудом удалось достать билеты, но это был полный восторг! Поверьте мне, человеку, видевшему стереофильмы двадцать первого века.
Панорамное кино ничуть не хуже в плане эффектов и стереофонического звука. Экран кинотеатра был изогнутым и создавал полный эффект присутствия. Мы с Ильёй после сеанса, перебивая друг друга, делились впечатлениями и никак не могли успокоиться от увиденного. Мне самому не верилось, что в конце пятидесятых имелись такие сложные в плане съёмок фильмы, оборудование и кинотеатр.
Бабушку наша с Ильёй дружба совсем не удивляла, она полностью доверяла парню присматривать за мной. Я же сожалел, что Илья летом закончит учёбу и уедет. Мне и самому первого сентября в школу. И куда я, такой умный, пойду? Не помру ли со скуки? Тут ещё пришло письмо от родителей и подпортило настроение. Они возвращаются в Союз в конце марта. Это означало, что Илье придётся переселяться в общежитие, а бабушке – в коммуналку.
Илья своих эмоций на этот счёт не показал, заверив, что я так и останусь для него братишкой, ну а бабушка в любом случае будет меня часто навещать. За неделю до назначенной даты мы устроили генеральную уборку. Полы в квартире, за исключением кухни и ванной с туалетом, были паркетные, покрытые мастикой.
Несколько раз мне уже доводилось видеть, как бабушка натирает полы. Вначале я решил, что в это время проблема купить лак для паркета, а после узнал другую подоплёку применения мастики. Оказывается, полы с таким покрытием частично впитывают пыль. Кроме того, они практически не пачкаются грязной обувью. Вернее, грязь остаётся, но когда подсыхает, легко сметается веником.
Сам процесс натирания полов мастикой был долгим и трудоёмким. Из столовой Илья вынес всю мебель, которая легко поднималась и сдвигалась. Пианино, буфет и диван остались на месте. Затем мы с ним дружно ползали по полу, оттирая щёткой и мыльной водой старую основу. После повторно промыли и оставили полы сохнуть, перейдя в следующую комнату.
Высохший паркет смазывали при помощи ветоши мастикой и уже после Илья и бабушка, надев специальные тапки, словно два фигуриста натирали полы до блеска. Здесь тоже имелись нюансы. Слишком усердствовать не стоило, иначе пол становился настолько гладким, что можно было запросто поскользнуться, но смотрелось всё это красиво и богато.
За день до приезда родителей Илья собрал вещички, попрощался и пообещал, что будет меня навещать. Бабушка немного всплакнула, приобняла Илью и взяла слово, что он нас не забудет. Закончив с приготовлениями к встрече, бабушка вынула семейный альбом. Это она правильно рассудила, что, в отличие от маман, отца, уехавшего в Канаду в августе пятьдесят третьего года, ребёнок точно не помнит.
– Это Катенька перед войной, мы тогда только получили комнату, – листала бабушка старые фото. – Это мы с Феденькой аккурат в сорок шестом. Он вернулся из Европы почти через год после войны.
Далее шли ещё несколько страниц из семейного архива бабушки, а после – снимки незнакомых людей.
– Первая семья Дмитрия Степановича, твоего папы, – неожиданно сообщила бабушка. – Все погибли под бомбёжкой в сорок втором.
Известие о первой семье меня сильно удивило, а узнав дату рождения отца, я озадачился, сообразив, что по возрасту он чуть ли не ровесник бабушки. Познакомился Дмитрий Степанович с молоденькой переводчицей, уже будучи убелённый сединами. Зато имел хорошую должность и перспективы, что именно и привлекло в нём маман. Дмитрий Степанович не воевал, бабушка сообщила, что сама не в курсе, где он служил или работал. Зять упоминал, что до сорок второго года был каким-то помощником в Америке, а где после служил, она не знает. Об этом говорить никому не нужно, как и про настоящую работу отца. В сорок пятом Дмитрий Степанович получил один-единственный орден Трудового Красного Знамени, а боевых наград у него не имелось.
Были в альбоме и мои ранние фото. Но больше всего карточек Катерины. То она на фоне фонтана, то где-то на отдыхе у моря, и очень много постановочных, студийных фотографий. Невольно мне вспомнилось, что за два года моего попадания никто не соизволил меня сфотографировать. Абыдно!
Встречать родителей в аэропорт мы не поехали, ждали их дома. С утра я был переодет в наглаженные брючки, белую рубашку, причёсан-прилизан и выглядел как образцово-показательный ребёнок. Отец мой внешний вид оценил.
– Здорово, сын. Красавец! Большой совсем, – по-взрослому пожал он мне ладонь. – Забыл меня, не узнал, Шурик?
– Здравствуйте, я узнал. Бабушка вчера фотографии показывала, – честно ответил я, чем вызвал задорный смех мужчины, и продолжил разглядывать его. Отец имел внешность «типичного руководителя». Волосы зачёсаны назад, очки в широкой роговой оправе, среднего роста, немолод. Мы с ним совсем не похожи, я в мать пошёл.
Катенька со мной особо не церемонилась. Чмокнула в щёку, спросила как дела, как себя веду, как кушаю. Мой ответ её несильно интересовал. Едва скинув туфли, она пробежалась по квартире. Отметила, что всё хорошо, и принялась перетаскивать часть багажа в спальню.
– Это не все наши вещи. Дима дипломатической почтой половину отправил, – просветила она по ходу дела.
Отец какие-то коробки отнёс сразу в кабинет. На бабушкин вопрос об обеде ответил положительно, и я поспешил на кухню помогать.
Обедать сели в столовой. Бабушка постаралась накрыть стол как на праздник. Тарелки из сервиза, супница, серебряные приборы и хрусталь. Взрослые выпили за встречу сухого вина и сосредоточились на блюдах. После первого бабушка принесла бефстроганов с картофельным гарниром и салатом. Я честно пытался есть это всё культурно, но получалось не очень. Мой подбородок возвышался над тарелкой сантиметров на десять. Обычно, когда меня сажали за стол, подкладывали подушку на стул. Сейчас второпях позабыли об этом предмете, и маман морщилась, наблюдая за мной.
– Манерами Саши придётся серьёзно заниматься, – заявила она.
Бабушка если и удивилась, то возражать не стала. Её больше волновали гости, которых родители вознамерились пригласить уже в ближайшую субботу.
Маман после обеда засела за телефон обзванивать своих знакомых. На вопрос мужа, когда она сходит проведать отца, отмахнулась и продолжила чирикать не то с Зиночкой, не то с Жанночкой. Мне же в квартире стало как-то неуютно и грустно. Родители не спросили ни о моих успехах, ни о том, как я вообще жил, чем увлекался. Бабушка словно почувствовала моё настроение и, прижав к себе, погладила по голове. Ночевать в квартире она не осталась и ушла к себе домой. И почти сразу маман занялась моим воспитанием.
– Саша, бегом в ванную чистить зубы, – начала она командовать.
Напоминать мне о гигиенических процедурах не требовалось, но возражать я не стал и отправился выполнять её указания. Там же выслушал, что зубной порошок – это дикость. Маман, оказывается, привыкла пользоваться пастой. Мне, может, тоже порошок не нравился, но купить в Москве зубную пасту нереально.
В основном порошок не устраивал меня по той причине, что во время чистки зубов брызги разлетались во все стороны. После приходилось отмывать зеркало и стену. Хотя у самого порошка запах был приятный. Также картонная круглая коробочка, в которую он был упакован, частенько промокала, и после высыхания порошок становился твёрдым. Преимущество пасты в тюбиках было налицо, только где же её взять?
Ночью я совсем не выспался. То маман ходила в туалет, то отец курил на кухне. Взрослые шумели, хлопали дверьми, ничуть не заботясь о моём комфорте. Точно так же на следующий день никто не поинтересовался, чем я занимаюсь днём. На мой робкий вопрос о прогулке маман согласно кивнула, велев не покидать двор. Вообще-то во дворе я никогда не гулял. С бабушкой или Ильёй мы ходили на аллею. Там я устраивал для себя спортивные занятия, стараясь избегать близкого общения с пацанами моего возраста. Вот что интересно, взрослых я не боялся, а от детворы и подростков шарахался в сторону.
