нет, содержание лошадки, а уж тем более выезда встанет в копеечку. Благодаря эсерам деньги есть. И много. Но они быстро разойдутся. Одна типография сколько денег съест. А еще открывать отделения партии по России, вербовать народ. Я задумался о названии организации, но потом мои мысли вернулись к транспорту. Может обзавестись байком? По пробкам удобно, в Царское подскочить тоже быстро. В обществе будет шок — старец на байке, но так мне этого и надо. Буду дальше эпатировать публику. Решено.
Зимой перекантуемся как-нибудь, а на лето возьму мотоцикл. Меллер еще на Дуксе не запустился, зато Лейтнер делает «Россию» за 450 рублей. В будущем можно снабдить им всех эмиссаров движения. И устроить рекламный мотопробег по империи. На «России» по России.
— Приехали, — мои размышления прервал монах, который правил санями.
Под колокольный звон мы завернули на подворье, остановились у архиерейского дома.
Я вылез, размял ноги.
— За мной иди — второй инок отряхнул снег с тулупа, начал подниматься на крыльцо.
В сенях было, натоплено. Я скинул армяк, подскочивший служка протянул домашние тапочки. Пришлось стягивать сапоги. По такой погоде скоро понадобятся валенки.
Меня провели в светлую горницу, где на высоком стуле с фигурной спинкой сидел целый митрополит. Толстый грузный мужчина с хитрыми глазами, окладистой бородой. Опознал его я по особой шапке — митре и панагии на груди. Рядом с ним стоял с папкой документов худощавый священник в черной рясе и острым взглядом. Это явно Феофан.
Я размашисто перекрестился, подошел к руке митрополита. Тот дал руку поцеловать, указал пальцем на стул рядом.
— Вот Гришка, жалуются на тебя, — вздохнул архиерей. Кто же это? Я никак не мог сообразить.
— Кому не угодил, ваше преосвященство? — коротко поинтересовался я.
— Моей духовной дочери, Стане, — включился в беседу Феофан.
— Так дура она, — выдал я, всем видом демонстрируя простодушие.
Тут к женщинам, особенно у попов, отношение так себе, должно сыграть. А нет, так укрепим репутацию баламута и скандалиста.
— Не смей так о герцогине говорить! — пристукнул кулаком по подлокотнику митрополит.
— Баба и есть баба, сосуд греховный. Падка на суеверие, через то многое смущение делает.
Архипастырь внимательно посмотрел в мои честные глаза и, видимо, внутренне согласился, но продолжил:
— Почто ты ее озлил недавно на панихиде? Нам во дворце поддержка ой как нужна!
— Я? Озлил? — я развел руками в недоумении. — То был весьма радостный день. Царевич Алексей пошел на поправку, у всех ангелы пели на душе.
Священники переглянулись.
— И как же тебе удалось сие? — поинтересовался митрополит.
— Сказал царю убрать от царевича немецкую отраву. Вот ему и полегчало.
— Вот так приехал в Царское и сказал? — удивился Феофан.
— С Божьей помощью, вестимо.
Все перекрестились, повздыхали.
— Об нашу тему також скоро переговорю с Помазанником. Ныне я у него в доверии.
— Какую нашу тему? — не понял митрополит.
— Как какую, — я посмотрел на архиерея ясным взором, — насчет патриаршества.
Митрополит аж подскочил в кресле, Феофан тоже вздрогнул.
— Владыка Антоний! — священник даже отшагнул прочь. — Не было промеж нас с Григорием таковых разговоров! Богом клянусь, не было!
Понятно. На разговор меня вызвал сам митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Антоний. Значительная фигура в православной церкви.
— Верю, Феофан, верю, — успокаивающе махнул рукой Антоний. — Но мыслит Григорий правильно. Понимает наши чаяния.
Митрополит задумался, Феофан мимикой мне пытался что-то сообщить, но что именно, а я не понимал. Осознав мою тупость, архимандрит склонился к ухо Антония, что-то зашептал. Я навострил уши, но ничего не услышал. А хотелось бы.
— Вот, что Григорий Ефимович — митрополит согласно покивал Феофану — Про твои дела во дворце мы и так знаем. Ты сейчас иди с Богом, мы как обсудим промеж собой, тебя позовем.
Ого! Сразу по отчеству начали величать. Хорошая морковка теперь будет висеть перед архиереями. Надо подумать насчет кнута.
* * *
Тридцатого октября ударила оттепель. С сосулек начала капать вода, улицы развезло.
Ольга Лохтина тоже развела сырость:
— Уезжаешь, значит? — плакала женщина в платок.
— Не уезжаю — по пятому разу объяснял я — Буду жить недалече, на Обводном. Дом там наш будет, общинный.
— Да что за община-то? Поди плохо у меня тебе было? — Ольга по-бабьи завыла. Будто хоронит.
— Не плохо, и даже хорошо — я вспомнил бурные ночи и даже покраснел. Похоже муж совсем не интересовался женой. А в Лохтиной жил настоящий вулкан страстей.
— Я же не запрещаю приходить, навещать. Общине помощь опять же можешь оказывать. То будущая партия наша. Небесная Россия. А мы — будущие небесники.
С трудом удалось успокоить Лохтину. Пока ее уговаривал сам завелся внутри. И где брать членов нового движения? Всех помощников — капитан, да Дрюня. Нет, работники они оказались, чего греха таить, отличными. Дом и лавку отмыли, подвал подготовили к установке оборудования типографии. Работали день и ночь. Но мне требовался другой масштаб. А для него нужны люди. Где из взять?
Я посмотрел в окно. Там все также толпился народ. Да вот же люди! Под окном стоят, ждут.
Выйдя на крыльцо, я зычно крикнул.
— Кто возжелает жизнь свою прежнюю отринуть, да за мной идти? Почитать меня как отца родного и не перечить ни в чем. Становись вправо.
Толпа заволновалась.
— А чудеса сотворишь?
— Умолкни, Васька, прошлый раз над старцем нимб был!
— Правда ль, что царевича он вылечил?
— Точно ли спасемся через тебя?
Выкрики продолжались, а я молча стоял, оперевшись на посох. Его мне вырезал Дрюня, который оказался очень неплох по дереву. В навершие посоха он соорудил восходящее солнце с лучами, выкрасил в желтый цвет. Солнце в его трактовке означало зарю нового мира. Который я пообещал парню в скором будущем.
Народ начал по одному переходить вправо, мужчины, женщины, была даже семья с детьми. Всего человек сорок. Пожилые, молодые, всякие…
— А теперича уйдите те, кто трезвую жизнь вести не похочет. В нашей общине будет сухой закон.
— Что ни капли в рот? — заволновался мелкий, бородатый мужичок в лаптях.
— Ни капли.
Правых стало сразу на шесть человек меньше. Поколебавшись ушел еще один.
— Пойдите прочь, кто не хочет учиться. Грамоте, счету, да наукам всяким…
Народ переглянулся, строй покинули трое. Осталось тридцать один человек. Двадцать один мужикк, семь женщин, один подросток и двое детей.
— Идите за мной. И будет вам земля обетованная.
* * *
Пока шли на Обводный — чувствовал себя натуральным Моисеем. Веду за собой избранный народ, но куда?
Дабы отвлечься от непростых мыслей, начал разглядывать окрестности. А ведь тут в будущем будет элитный район, дорогая недвижимость,
