но всё же лупоглазых старичков было больше. В него мы и втиснулись, стараясь никого не задеть граблями. Получалось так себе, но с учётом того, что и другие пассажиры были при оружии, так сказать, никто не обижался. Сейчас тебя рукоятью ткнули, потом ты отомстил, поставил канистру на ногу обидчику, и в расчёте.
Мама хотела сама кинуть монеты за билет, но я не позволил. Дома я подобное не застал, но всегда мечтал прокомпостировать билет, так что сам закинул деньги в прозрачную коробку, отмотал два билетика и прилежно клацнул компостером. И вроде лет уже под сраку, а на душе прямо посветлело. Особенно когда оказалось, что один из билетов счастливый. Не то чтобы я в это верил, но, как говаривал Нильс Бор, это помогает и неверующим.
Ехать пришлось довольно долго, я даже не ожидал, зато вдоволь насмотрелся на дачные домики. И сделал вывод, что коттеджей новых русских здесь можно не ждать, но и хибар, сколоченных из чего бог пошлёт, тоже. Короче, полный контраст с моим родным миром, где зачастую соседствовало и то и другое. Или, точнее, наверно, правильно будет говорить, старым или прошлым миром. Ведь чем дальше, тем больше я ощущал себя дома, на месте. Будто тут и жил предыдущие шестнадцать лет, а всё остальное мне действительно приснилось. И это мне нравилось.
— Сколько соток у нас дача? — я в который раз за день стоял в полном обалдении перед заброшенным участком, заросшим травой, и не мог сообразить, где именно наша земля. — Только не говори, что…
— Да это наше место, — кивнула мама. — Тут раньше деревня была, дом наш стоял, но сгнил уже давно, как бабушка умерла. Мне тогда пятнадцать было. Дом лет двадцать назад соседи на дрова распилили, чтобы пожара не было. А земля так и стоит пустая. Я документы на неё оформила, как на дачный участок, тогда как раз на месте деревни товарищество сделали. Двадцать пять соток вышло.
— Сколько?! — я вытаращил глаза, ибо для меня, привыкшего к жалким клочкам соток в шесть, это казалось просто невозможным. — Откуда столько?!
— Так всем давали, — мама пожала плечами. — Это я ещё половину нормы взяла. Нам с тобой больше и не надо, картошку там посадить, морковку, лучок. А люди и по пятьдесят брали, и по гектару. Правда, его давали только тем, кто сады заводить думали, да проверяли потом. Но люди брали, даже у нас вон сколько.
— Ага, — я повертел головой, разглядывая густые кроны яблонь у соседей. — Понятно.
Мне действительно становилось ясно, что именно произошло и откуда такое изобилие продуктов в магазинах, причём не только банальных овощей, но и фруктов по бросовым ценам. Раньше-то я грешил на энергетов, мол, раз мамонтов вырастили, значит, и яблоки на Северном полюсе не проблема. А разгадка оказалась куда проще.
Нет, свою руку одарённые селекционеры тоже приложили, иначе разные нежные фруктовые деревья в нашем климате просто не прижились бы. Да и картоха, устойчивая к болезням и вредителям, тоже лишней не была. Но главной причиной было не это. Просто здесь в истории не случился Никита Хрущов, так и оставшийся лишь региональным функционером и которого быстро задвинули и сняли с должности за троцкизм. Вот у людей и остались приусадебные участки, которые в моём старом мире этот мудак просто взял и отнял.
И никто не заставлял сажать кукурузу, категорически не подходящую нам по климату, вместо картошки, за короткое сибирское лето дающей достаточный урожай, чтобы и прокормить семью, и скотине оставалось вдоволь. И не только селяне могли прокормить себя сами, но и городские жители, массово получавшие участки в собственность. Голод отступил, появились излишки. Цены стали падать, но при поддержке государства это было не критично для колхозов и сельских артелей. Зато сказалось на рабочих, которые уже не хотели горбатиться на дачах ради банальной картошки в свободное от работы время и начали массово сажать плодовые деревья и кустарники. Даже двадцати пяти соток хватало на небольшой сад. А это свои яблоки и груши, и малина с клубникой, да ещё много чего.
Один факт потянул за собой другие, и итог оказался разительно отличающимся. Может, именно поэтому здесь Союза крепко стоял на ногах, даже не думая шататься. Люди сыты, одеты, обуты. Есть работа, уверенность в завтрашнем дне. Чего ещё желать?Может, зря я всё это затеял с соцсетями и прочим? Может, и не надо всё это советским людям? Я тяжело вздохнул и взялся за тяпку. Лучше всего дурные мысли изгонять тяжёлым физическим трудом. Вот и займусь этим.
— Здравствуйте, соседи! — мы едва осилили десятую часть, когда из-за забора показалась женская голова. — А я смотрю, ты, Валюш, это или не ты. Думала, неужели продала кому дачу-то. Парень-то незнакомый. Еле-еле Семёна узнала. Я ж его совсем ещё маленьким последний раз видела, вот таким. Под стол пешком ходил.
— Людмила Никаноровна? — удивилась мама, но улыбнулась в ответ. — Здравствуйте. С праздником. Мы это, кто ж ещё. Дача-то от матери память, тут дом наш стоял, куда я её дену. Вот приехали порядок навести, пока выходные.
— И то правда, — женщина лет пятидесяти вышла из неприметной калитки и подошла к нам. — Нет, но как Сёма-то вымахал. Жених прям. Сколько ему?
— Здрасьте, — я не любил, когда обо мне говорили в третьем лице, хотя я рядом стоял. — Шестнадцать.
— Здравствуй, здравствуй, — улыбнулась женщина. — Ой, да ты меня, поди, и не помнишь. Мы с твоей бабушкой соседями были, а когда ты маленький был, гостил у нас, как в деревню приезжали. Мы и картошку вместе сажали, и копали тоже всем скопом. Помню, все соседи собирались, и кто раньше тут жил, и новые кто. Помогали друг другу, потом костры жгли, песни пели. Весело было.
В это я охотно верил. Советские люди помогали друг другу абсолютно бескорыстно и охотно, а уж семье, где из мужчин всего один пацан от горшка два вершка, сам Бог велел. Ну, или кодекс строителя коммунизма, кому что ближе. По сути, если разобраться в базовых установках, одно от другого слабо отличалось. Другой вопрос, как их толковать, а вот там находилось огромное поле для манипуляций. Вот тот же протестантизм взять, как вывернули-то? Вроде призывают к аскезе и покаянию и при этом поддерживают накопление капитала почти в любом виде. Эксплуатируешь
