которой я не сокрушался. Будь сейчас у меня сабля, я бы с удовольствием обменял ее на трусы, а еще лучше — на джинсы.
Больше всего обнадеживало, что все имевшиеся в моем распоряжении гаджеты: айфон, первертор и эмоушер — остались на месте, то есть в сохранившейся куртке, и нисколько не пострадали. С остальным обстояло плачевно. Я находился без штанов, недалеко от зоны боевых действий, причем 1812 году!
Надев куртку, я побрел куда глаза глядят. Гулять по лесу без штанов, со свободно раскачивающимся при ходьбе членом, было довольно непривычно.
«Встретит кто, ведь за извращенца примет или нудиста», — подумалось мне.
«А то!» — вякнул внутренний голос.
Люси Озерецкая, дневник
Ах, неужели этот день настанет, и я выйду замуж за барона Енадарова! Все домашние в волнении: суетятся, спрашивают меня о чем-то, ушивают и подшивают.
Свадебное платье почти готово, оно прекрасно. На плечах — перья и драгоценные камни. Спина — с прозрачными вставками, отделанными стразами. Глубокий вырез в виде сердечка, с кружевами. Тоненький поясок, подчеркивающий неповторимую индивидуальность. Кружевная фата и заказанный у самой лучшей портнихи элегантный шлейф. Вот какой я буду в день своего венчания!
Не меньше суетятся распорядители. Они словно с ума посходили: все время спрашивают, что я хочу видеть на свадебном столе. Но я не хочу кушать — я выхожу замуж. Как только они не понимают! Вопрос со свадебным столом папан взял в конце концов на себя, сказав распорядителям буквально следующее:
— Прекратите беспокоить Люси. Это может плохо отразиться на ее здоровье.
О нет, папан, ты неправ! Что может случиться с моим здоровьем, если я выхожу замуж?!
Папан беспокоится из-за моего замужества, поэтому нервничает. Но еще больше беспокоится маман. Вчера она спросила:
— Люси, милая, давай поговорим о замужестве.
— Ах, мамочка, я так занята! — ответила я. — Может, поговорим после свадьбы? Или следующей весной?
— Нет, Люси, это необходимо, — настаивала маман.
— Хорошо, мамочка, только поскорей. Сейчас ко мне должна прийти с визитом Лика Венюкова.
— Скажи, Люси, — произнесла маман, пристально в меня вглядываясь, — Ты видела запретные картинки в интернете?
— Какие еще запретные картинки? — отмахнулась я.
— Ну, запретные. Те, на которых голые женщины и мужчины.
Я даже не поняла, о чем она говорит. При чем здесь голые женщины и мужчины? Фи, какая мерзость! Я завтра выхожу замуж, разве это не прекрасно?! Все мои мысли только об этом — о том, что скоро я стану баронессой Енадаровой.
— Нет, мамочка, — ответила я. — Никаких запретных картинок я не видела.
Маман что-то еще попыталась мне объяснять про супружеские отношения, но я не стала слушать. Недосуг. Извини, дорогая маман, но расскажешь после, когда у меня будет время. А сейчас я выхожу замуж!
Зашла с визитом Лика Венюкова и сразу принялась обсуждать мое свадебное платье — она его вчера на примерке видела. Лика посоветовала сделать пояс пошире, в виде баски. Я вспыхнула и стала доказывать, что баска мне не подойдет и что, напротив, пояс можно сузить еще больше.
После свадебного платья переключились на список гостей.
— Как, — воскликнула Лика, — неужели и граф Пантелеев приглашен? Вы пустите этого несносного человека в свой дом?
— Вообще, гостями занимается папан, — отвечала я. — Но я не нахожу, что граф Пантелеев настолько несносен, чтобы не приглашать его на мою свадьбу. Вот кого я не хочу видеть, так это Ребиндера с супругой. К сожалению, он является важным подрядчиком для папан, поэтому должен быть приглашен.
— Но княгиню Дунину-Барковскую вы наверняка не пригласите? — спросила Лика.
Я не помнила, внесена ли в список Дунина-Барковская. Мы с Ликой долго искали ее фамилию в списке, но так и не нашли. Нужно спросить у папан, намеренно он не внес в список Дунину-Барковскую или попросту позабыл.
Что вызвало у Лики полное одобрение, так это меню свадебного обеда, особенно кней де броше и бланкет де во. Мы просмотрели все меню и решили, что ничего лучше и придумать было нельзя.
Потом рассматривали картинки в интернете.
— Ой, какие милые котики! — воскликнула Лика.
Тут я вспомнила о последнем разговоре с маман и шепотом поинтересовалась у Лики:
— Ты слышала о запретных картинках в интернете?
— Слышала, — прошептала Лика в ответ.
— Давай посмотрим?
Лика стала листать браузер, в поисках запретных картинок. Наконец, нашла.
— Смотри, — Лика протянула мне наладонник.
На картинке была изображены Адам и Ева, держащие в руках белого голубка. Влюбленные целовались. Их фигуры скрывал пышный куст, усеянный розовыми бутонами. Мы с Ликой захихикали.
— Ты станешь целоваться со своим мужем? — спросила Лика.
— Вот еще, чего придумала?! — ответила я и надула губки.
Но на Лику я не могу обижаться — она моя лучшая подруга.
Ой, некогда, бросаю дневник! Привезли свадебную фату, перешитую — требуется новая примерка!
Я, через несколько часов
Идти голым по лесу неприятно, но еще неприятней идти босиком. Кроссовки я позабыл в предбаннике, когда хватал вещи. Не до того было: дирижабль улетал — требовалось его догнать. Сейчас-то, задним умом, я бы не стал догонять дирижабль, а спокойно оделся и без проблем покинул Горловку.
«Сделанного не воротишь», — сообщил мне внутренний голос.
Да знаю я, знаю. Вопрос в том, что теперь. Но на этот вопрос у внутреннего голоса ответа не было.
Через пару часов блуждания по лесу я совсем окостенел. К тому же начала собираться гроза. Ветер задул порывами, наклоняя кроны деревьев, а небо потемнело. Вдалеке загрохотал гром. Вскоре по листьям задолбили первые крупные капли, и сразу как будто прорвалось. В лесу сразу потемнело и сделалось сыро и неуютно. С каждого куста на меня проливались потоки дождевой воды.
Небо озарилось яркой вспышкой, через пару секунд громыхнуло. Конечно, можно было спрятаться под деревом и переждать. Но пережидать хорошо, когда есть куда идти, а идти мне было совершенно некуда. То есть я мог возвратиться в место расположения гусарского полка майора Зимина, и я шел в данном направлении, но дойти до полка не надеялся. Летели в Горловку ночью, поэтому дорогу я не запомнил. Я даже не знал, как называется усадьба, в которой расквартирован гусарский полк. Попадись мне путник, я не смогу спросить у него дорогу. Да и хотел бы я посмотреть на путника, который начнет разговаривать в темном лесу со встреченным нудистом. Пустится наутек, скорее всего.
Осознав, что надеется мне совершенно не на кого, кроме самого себя, я несколько озверел. Война 1812 года, говорите? Хорошо же, тогда я сниму одежду с первого
