в сказку попал.
— Нам дальше, — сказала цесаревна, когда я немного сбавил шаг, чтобы оглядеться. — Здесь ничего интересного.
Ну кому-то и жемчуг мелкий, ага. Тем временем Ирина Алексеевна жестом велела страже удалиться, а сама принялась спускаться по белоснежной мраморной лестнице. Там, в окружении нескольких фонтанов с фигурами, в самом центре импровизированного озера с кувшинками…
Сиял, переливаясь всеми оттенками, излучал свет и искры, огромный камень. Мне даже было сложно определить его цвет, настолько он был полон силы и энергии. Я осторожно направился к Великому Осколку, завороженный его силой и сиянием.
— Ближе лучше не подходить, — предупредила Ирина Алексеевна. — Он кусается, если тронуть без спроса. И раз уж мы с вами здесь оказались, то я предпочту решить две проблемы одним махом.
— Не понял.
— Ну, девочки займутся созданием артефакта, а я… Что ж, я постараюсь привести ваше сознание в порядок. Мне будет гораздо проще делать это, используя силу Осколка. К тому же я нахожусь с ним в постоянном контакте и являюсь его хранительницей.
Теперь все окончательно встало на свои места. Значит, Романовы являлись не только политической силой, но и владели этой громадиной. Ирина Алексеевна казалась мне слишком молодой для такой ответственности, но, судя по ее движениям, она явно знала, что делала.
— Давайте начнем с нас, — сказала Анна. — Нам все равно потребуется больше времени на работу.
Рыженькая достала из саквояжа какие-то заготовки и инструменты, о предназначении которых я мог лишь догадываться. Там еще были какие-то порошки, палочки, склянки… Настоящая походная лаборатория.
— Они артефакторы, — подсказала цесаревна. — Занимаются созданием магических вещей.
Я задумчиво кивнул. Тем временем приглашенные артефакторши уже все подготовили и вопросительно взглянули на цесаревну. Ирина Алексеевна прошла по узкому мостику к самому подножию Осколка и, прикрыв глаза, дотронулась до него. От ее прикосновения каменюка низко завибрировала — даже листья в оранжерее задрожали, словно по залу пронесся ветер, а птицы перестали галдеть.
Цесаревна медленно подняла руку и пошевелила пальцами — и от сияния Осколка отделилась тонкая сверкающая нить. Держа эту нить в руках, Ирина Алексеевна прошла по мостику и подошла к артефакторшам.
— Где подпитать?
— Сюда, пожалуйста, — указала Анна. — Спасибо. Дальше мы сами.
Было заметно, что девушки тоже были взволнованы. Анна побледнела, а вот ее рыжая коллега раскраснелась от напряжения. Ну еще бы — не хотелось ударить лицом в грязь перед наследницей трона.
— Подойдите ко мне, Николай, — позвала цесаревна и уселась на бортик бассейна. — Садитесь рядом, я тоже поработаю.
— Что вы будете делать?
— Немного подогрею ваше сознание. Сейчас в вашей голове роятся три типа воспоминаний: ваши собственные из прошлого мира, обрывки воспоминаний личности предыдущего владельца тела и остаточные воспоминания и образы, переданные Родом. Все это нужно структурировать, выстроить по порядку. Это как уборка в кладовке: гораздо проще что-то найти, когда все разложено по своим местам и подписано. Все могло бы выстроиться естественным образом, но на это требуется много времени, а у вас его нет.
— Точно не будете внушать мне свою волю? — улыбнулся я.
— В этом нет никакого смысла. Вы же согласились. Поверьте, я сама некогда была жертвой внушения. И несмотря на то, что я могу это делать, предпочла бы никогда этим не пользоваться.
Я сел на прохладный бортик бассейна. Оказывается, в этом фонтанчике плавали золотые рыбки.
— Что мне нужно делать?
— Ничего. Просто закройте глаза, дайте мне руку. Постарайтесь расслабиться и впустите в свое сознание. У каждого сознания есть ментальные блоки — врожденные и надстроенные. Мне будет проще работать, если вы снимете защиту.
Ага, знать бы еще, как…
Но ладно, посмотрим, что из этого получится. Я закрыл глаза и ощутил, как к моей руке прикоснулись прохладные пальцы цесаревны. Приятно журчала вода, птицы снова начали петь. Почти медитация.
А затем голова взорвалась такой болью, что я не выдержал.
— Ау! Черт!
— Это блоки, — шепнула Ирина Алексеевна. — Все в порядке, просто расслабьтесь и слушайте мой голос.
Она что-то говорила, точнее, шептала по-гречески. Я не понимал языка, но звучало красиво, как ритмичный напев. От ее голоса я и правда едва не погрузился в транс. Тело почти не ощущалось, а сам я витал где-то над поверхностью земли…
А потом пошли образы.
Я видел нападение турецких янычар на сербских князей — почти всех вырезали. Они устроили резню, хотели обезглавить сербскую аристократию, но убили не всех… И те, кто выжил, подняли восстание.
Я видел битвы, видел пытающие стены Белграда, который захватили восставшие. Видел мирные переговоры. Видел, как нарастали споры и противоречия между союзниками.
Я видел двух мужчин — предводитель восстания Карагеоргий, он же Черный Георгий, которого так нарекли османы за жестокость. А рядом его сподвижник — воевода Милан Обренович. Быстро росла популярность воеводы Милана, славно он воевал и отличился так, что молва говорила о нем не меньше, чем о Карагеоргии. Люди начали к нему тянуться… И я видел, как Черный Георгий пристально наблюдал за союзником.
Видел Милана Обреновича в Бухаресте, столице Дакии. Он отправился туда, чтобы собрать добровольцев для помощи повстанцам в Сербии. Я видел, как российский император Александр Первый награждал воеводу Милана саблей…
И я видел яд. Яд, который поднесли Милану в чаше вина. Восстание еще не окончилось, но он был уже слишком значим. Слишком много внимания перетянул на себя воевода, и предводитель не смог с этим примириться. Там, в Бухаресте, я видел, как страдает, погибая, воевода, что прославил мой род, род Обреновичей. Видел, но ничего не мог сделать.
Я только знал, что приказ отравить отдал Карагеоргий. Тот, чьи потомки сейчас восседали на троне Сербии. Тот, чьи потомки уничтожили и мою родню.
И я услышал зов силы. Род требовал мести. Род требовал убить их всех.
— Ја сам кнез Николај Бринскиj из Русије. Живео сам у Петропољу, али имам имања у Пољској и Финској. Сада сам заинтересован за куповину властелинства у Београду и спреман сам да спонзоришем занимљиву производњу…
А сербский язык оказался проще, чем мне казалось. Не знаю, что именно повернула в моих мозгах цесаревна, но работать голова стала как швейцарские часы. После того странного сеанса у подножия Великого Осколка я вышел обновленным человеком. Все воспоминания упорядочились, и я стал схватывать новые знания на лету. По крайней мере, простые предложения мне уже более-менее удавались.
Сложнее было разбираться с падежами и временами, но мысль, что я заинтересован в покупке имения в Белграде и вложении средств в промышленность,
