– Заходим по порядку бортовых номеров, – скомандовал капитан в ларингофон. – Первая тройка на второй с головы эскадры корабль, вторая на третий и так далее. Бомбим с одного захода, возвращение домой по способности. Над целью не задерживаемся.
Летящие с выпущенными шасси «Чайки», перестраиваясь для атаки, описывали над эскадрой плавную дугу. С высоты было видно, что башни главного калибра прекратили огонь, по мостикам разбегаются расчеты зенитных орудий. После минувшей войны флот научился опасаться воздушного противника, хотя что, казалось бы, значат сравнительно легкие бомбы против колоссальных пушечных снарядов? Впрочем, уже проводились опыты и со сбрасыванием с воздуха торпед.
Губанов выровнял свой истребитель на трехсотметровой высоте, убрал колеса и чуть двинул ручку управления, устанавливая алое кольцо прицела строго по диаметральной плоскости идущего вторым «Мальборо». Навстречу ему захлопали с крыльев кормового мостика и палубы надстройки 76-миллиметровые пушки. Оснащенные примитивными прицелами зенитки стреляли шрапнелью, надеясь не столько попасть в атакующие самолеты, сколько сбить их с курса и заставить сбросить бомбы в море.
Под крыльями каждой «Чайки» было подвешено по десять кассет, снаряженных пятикилограммовыми шариковыми бомбами.
Как только в поле зрения прицела вошел высокий форштевень линкора, капитан плавно нажал большую, как донышко стакана, красную кнопку в центре приборного щитка.
Самолет подпрыгнул, освобождаясь от груза, Губанов взял ручку на себя и оглянулся через плечо.
На длинной, как два футбольных поля, палубе «Мальборо» словно розарий внезапно расцвел. На белом деревянном настиле, на серо-стальных мостиках и крышах башен, между трубами, тамбурами люков и шлюпками раскрылись десятки желто-алых пышных бутонов. Они вспыхивали с интервалами в две-три секунды и тут же гасли, оставляя после себя черные пятна копоти. Лишь несколько бомб упало в море, остальные с исключительной точностью поразили цель.
Но так красиво это смотрелось только с воздуха. На самом корабле оценить эстетическую сторону зрелища было уже некому. Тем, кто остался в живых после стремительного пролета «Чайки», показалось, что по линкору пронесся внезапный снежный заряд, какие случаются в приполярных водах. Только вместо снега он нес тучи небольших, размером с вишню, свинцовых шариков.
Они вонзались в тела артиллеристов, сигнальщиков, матросов аварийно-спасательного дивизиона, тушивших пожар в каземате шестидюймовок правого борта, залетали в смотровые щели рубок и амбразуры башен главного калибра, дробили в хрустальную пыль линзы дальномеров и прицелов.
Вслед за самолетом Губанова, имевшим на киле, там, где изображается номер, нечто странное – тщательно выписанный алой флюоресцентной, так называемой «полярной» краской знак квадратного корня с минус единицей под ним, на цель зашли его ведомые. С вполне обычными двойкой и тройкой на хвостах. Они, не опасаясь больше зениток, сбросили по четыре стокилограммовые фугаски. И тоже попали. С развороченными трубами «Мальборо» выкатился из строя. Трехсотмиллиметровые стены боевой рубки выдержали близкий взрыв, но ворвавшиеся в узкие прорези смотровых щелей раскаленные газы моментально обратили в пепел всех, кто в ней находился.
Наблюдая за ходом сражения, Воронцов подумал: похоже, мы перестраховались. Думали, что все будет куда сложнее. Имея в виду сражения середины и конца века, готовились совсем к другим боям. Если у Мидуэя четыре десятка американских бомбардировщиков сумели за час утопить весь японский авианосный флот при наличии у него огромного истребительного прикрытия и сотен зенитных автоматов, отчего вдруг мы подумали, что нас ждут большие трудности? А на самом деле война уже выиграна. Совершенно по закону Мэрфи: «Жизнь далеко не так проста, как вы думаете. Она гораздо проще». И стоит ли Шульгину сейчас рисковать своей жизнью и головами еще двадцати безрассудно отчаянных офицеров?
Адмирал Сеймур не понимал другого. Он стоял на мостике, то поднимая к глазам бинокль, то опуская его и охватывая старческими, слезящимися от порохового и угольного дыма глазами панораму страшной битвы. Почему так все случилось? Адмирал вызвал на мостик коммодора Гуденеффа, умевшего отважно маневрировать в Ютландском сражении под летящими с двух сторон снарядами на своих крейсерах-скаутах и наводя линейные силы гранд-флита на Хохзеефлотте немцев.
– Что вы можете сказать, коммодор? Почему они оставили нас в покое, атакуя прочие корабли эскадры?
– Я бы сказал так. Первое – русские просто ошиблись, неправильно поставили задачу своим самолетам…
– Вы в это верите? – печально усмехнулся Сеймур в растрепанную и посеревшую от дыма бороду.
– Конечно, нет. Боюсь, господин адмирал, Колчак готовит нам куда более позорную участь. Он намерен уничтожить ваш флот, а потом…
– А вот этого я ему не позволю! – Адмирала охватил предсмертный боевой азарт.
– Их аэропланы улетели. Час времени у нас с вами точно есть. Не уверен, что эскадра в состоянии сейчас принять наш сигнал, но все равно. Флагами и по радио передайте приказ атаки! Строем фронта мы ударим по Колчаку, ведя беглый огонь прямой наводкой, нам даже не потребуется вычислять дистанцию и упреждение. А если надо… Если надо, мы пойдем на таран и сцепимся на абордаж!!!
Адмиралу было шестьдесят три года. Службу на флоте он начал как раз тогда, когда адмирал Тегетгоф подобными, заимствованными из предыдущей эпохи приемами выиграл последнюю морскую битву девятнадцатого века. При Лиссе. Может быть, может быть, он был прав и, бросив сейчас свой линкор в самоубийственную атаку, успел бы даже под шквальным огнем противника сцепиться борт к борту.
Только его офицерам и матросам это не было нужно.
– Господин адмирал, сэр, мне кажется, что вы не правы. Гораздо лучше будет собрать эскадру и полным ходом мчаться к Босфору. Надеюсь, пока их самолеты заправятся и снова взлетят, мы успеем уйти достаточно далеко. А русские утюги нас не догонят, – сказал отважный коммодор Гуденефф, который уже прикинул, что после неминуемой отставки адмирала ему, сохранившему свой линкор в этой дикой авантюре, вполне может высветиться должность командующего средиземноморской эскадрой. Срок пребывания в коммодорском чине он выходил давно, не было только адмиральских вакансий. – Адмирал Сушон, нужно отдать ему должное, не стеснялся убегать от русских, когда видел, что они сильнее…
– Они? Сильнее меня? Думайте, что говорите, коммодор! – Сеймур отвернулся и, вздыбив бороду, отошел на противоположный край мостика.
