- Вы противоречите сами себе. Сами же сказали, что процедура формальная, стандартизированная, - так что же мешает применить ее к Ивану Ильичу? Да к кому угодно! И будет он этим вашим не вполне представимым супременом!
- Сказали, не подумав, признайтесь… Это как в сексе: не всякий, кто хочет, - может, но тот, кто не хочет, - не может заведомо. Процедура дает возможность, но не мотивацию, как умение читать - не обзначает любви к чтению. Больше того. И раньше бывало, а теперь бывает тем более, когда врожденная слепота на поверку оказывается излечимой. И слишком многие из тех, кто прозрел в зрелом возросте, предпочитали как правило ходить с закрытыми глазами. Так зачем "9 - 10" тому, кто хочет всего-навсего, чтоб у него всегда было вдоволь выпивки и никто при этом не доставал бы? Вы же видите, что и я не стремлюсь в их ряды, хотя, - поверьте! - без особых затруднений нашел бы пути. Но вот какая штука: какое мне дело до того существа, которое займет мое место, и чем это… действие так уж отличается от самоубийства?
- И как же теперь?
Он спросил не слишком вразумительно, но собеседник его понял.
- А - не знаю. - Он пожал плечами. - Может быть, они переделают всех. Может быть, - только детей определенного возраста. Или только своих детей, а все остальное население того… дустом. Может быть, они просто напросто в упор не будут замечать, как все мы тут тихо вымрем от безнадежности. Но наиболее вероятным я считаю знаете, что? Что из них сравнительно скоро выделятся какие-нибудь "11 - 12". Или "13 - 14". С вовлечением таких ресурсов, о которых даже сами они не имеют пока понятия. Не факт, - согласен, экстраполяция может оказаться ложной, как в случае с уравнениями степенью выше "3". Но, с другой стороны, что мы можем знать о истинном потенциале самой экстраполяции? Так что лично я склонен предполагать, что следующее стационарное состояние, примерно соответствующее биологической однородности нынешнего человечества, будет достигнуто еще очень и очень нескоро. Если будет.
- Звучит все это в вашем исполнении уж больно как-то… безнадежно.
- Все те чудища которые до сих пор, как в яйце, скрывались под скорлупой наших черепов, готовятся вылупиться наружу. Все, тевтон. Отчасти уже вылупились. Кошмары наконец-то получили возможность без всякой мистики перебраться из снов - в явь, которая совсем уже скоро перестанет отличаться ото сна. Вдумайтесь в это. Где здесь основания для очень уж розового оптимизма, Оскар? Хотя, - он усмехнулся мимолетно и криво, - одно все же, наверное, сыщется…
- А именно?
- Да то же самое отсутствие мотивации. Девяти людям из десяти ведь и нужно-то на самом деле чуть-чуть. Чтоб такая же в принципе жизнь, - но без ее недостатков и с легкими поправками. Например, чтобы те же блага, - да еще не приходилось бы зарабатывать. Человечество вообще страшно инертно, герр Кляйнмихель, и в прежние времена с неизменным успехом справлялось со всякого рода смутьянами. Вот только мешает один тут моментик принципиальной новизны: теперь с ними будет не так-то легко справиться. Скорее всего просто никак. И во всяком случае будет ку-уда легче попросту махнуть рукой. Особенно для того самого подавляющего большинства. Но одно можно сказать точно, - всем прежним способам размежевания людей приходит конец. Все: национальные, религиозные, семейные и классовые способы деления на своих и чужих стремительно теряют смысл. И с ними все прежние страхи становятся мнимыми, пустой оболочкой без содержания, лозунгами, потерявшими смысл. Какая советская угроза? Какой международный империализм? Вдумайтесь хотя бы, о каком таком коммунистическом вызове или, наоборот, торжестве коммунизма может идти речь? И - какие общие интересы могут связывать русских, ну, еще не теперь, а через несколько лет? Все это я мог бы рассказать вам и прежде, еще в "Кольраби", но, согласитесь, в то время вы были еще слишком убого информированы.
- Я постарел на пятьдесят лет. До возраста, которого никогда не достиг бы в иных условиях.
- Бросьте! Отставные шпионы живут долго.
- Значит так: ваш почин торжественно отметить Праздник Урожая одобрен наверху. На самом, значит, высшем уровне. Сам - услыхал, вспомнил свою целинную эпопею и даже расчувствовался, а потом загорелся этой идеей. "Да, - говорит, - давно пора возродить добрую, незаслуженно забытую традицию. Как мы радовались в те далекие пятидесятые первому целинному урожаю! Какое это было, я не побоюсь этого слова, всенародное ликование". Короче, - зеленый свет тебе даден, а я свои прежние возражения официально снимаю. Телевизионщики аж из самого "Времени" - и все такие прочие штуки… Так что, если чего понадобится, - обращайся, поможем. И ты это… В грязь лицом-то не ударишь? Показывать-то есть чего?
- Дени-ис Гаврилыч! Вы же знаете наши цифры!
- Цифры, - хихикнуло в трубке Прямого, - можно любые написать. Уж это мы научились.
- Да не! Кажется и так все в порядке. Да вы хоть в магазине гляньте, уж на что…
- Так-то оно так, только вот на рынке все равно выбор, мягко говоря, побогаче. Ладно, давай там…
- Слушай, это у нас какая по счету заявка? Это сколько ж всего народищу-то соберется? Че ты делать-то собираешься со всею этой толпой? А скотину? А техники куда такую хренову пропасть?
- Да. Все подчистую засрут.
- Это ладно, из области обещали пятьдесят передвижных туалетов прислать.
- И своих надо сделать. Как минимум два раза по стольку. Чивилихину скажи.
- Но это мало. Регулировщиков - из области.
- Надо, но не потянут. Я в штаб округа обратился, чтоб военных регулировщиков прислали, при всем параде, обещали войти в положение.
- Поливалки…
- Договорился на десять штук, а ты, братец кролик, - чтоб проконтролировал.
- Ох… Вот представил себе картину, - все говно смывается и навозная жижа под напором летит в ряды празднично одетых граждан.
- Нет там такого напора.
- Знаю. Но воображению не прикажешь.
- Воображение, друг Коля, советским писателям нужно, они люди творческие. А от нас народ ждет, чтоб под ногами навозная жижа не хлябала…
- Ливневку расширим.
- Ого! А успеешь?
- А хрена ль нам? И ливневку, и мостовые пошире, и гостиный двор. - Бесшабашно сказал предрайисполкома, товарищ Попов. - Чивилихину скажу. И это…
- Чего?
- Придется сказать о нашей затее уважаемым людям.
- Это кому еще?
- Оресту Николаевичу надо? - Николай Иванович загнул палец. - Надо, никуда не денемся, это его территория.
- Дожили, твою мать! С ж-жучилами реверансы разводить начали! По-хорошему то не политесничать с ним, а к ногтю б взять, штоб только шшелкнуло, - чик! - и готово…
- Чего жалеть о несбыточном, сами ж знаете… Соседу с запада, профессору - надо? Он хоть и тихий, а должен быть в курсе, чтоб не запаниковал лишнего, не наломал бы дров. - Он загнул другой палец. - Ну, Дмитрий Анатольичу, - он посмотрел на сидящего напротив секретаря райкома, тот - чуть кивнул, на миг прикрыв глаза, - само собой, я уже поговорил, взял на себя такую смелость, он обещал помочь подвижным составом и малость уплотнить график.
- Еще?
- А еще, - но это уж вам разговаривать…
- Товарищ Боорчи?
- Здравствуй, начальник. Давно тебя не слышал. Как твое драгоценное здоровье?
- Благодарю вас, - с легким оттенком сухости сказал секретарь, - на удивление неплохо. А как ваше драгоценное здоровье?
- Хвала Аллаху, - крепкое, как железо. А как здоровье вашей почтенной супруги?
- Еще раз благодарю. И супруга здорова, и дети благополучны. - Он отлично знал, с кем говорит, а то, может быть, и поостерегся бы от вопиющего нарушения восточных церемоний начала беседы. - И скотского падежа не было. Все здоровы. Чего и вам с чадами и домочадцами от души желаю.
- Э-э-э… Спешишь, начальник. Степь спешки не любит. Там надо кочевать не быстро и не медленно. А так, как надо. Не спеши. Знаю я твой разговор. Ты не переживай, начальник. Мои батыры беды не сделают, ваш той портить не будут. Последнее дело, - праздник ломать. Большая обида. Сами в гости хотим, - примешь?
Секретарь мысленно охнул, но деваться было некуда.
- Милости просим, только вы того, э-э-э…
- Не, все по-доброму будет. Скажу батырам, - судя по голосу, товарищ Боорчи откровенно веселился, - чтоб барашка не угоняли и драку не затевали бы первыми. С семьями, с ребятишками будем. Только и ты уж постарайся.
- Можешь не волноваться. Пристрожу, да и милиции будет море…
- Это ты хорошо сказал. Пусть и наша мало-мало приедет. Да нет, Иван Петрович, ты и вправду не бойся. Я ж не глупый, знаю, что хорошо, - это когда один брат - в доме живет, земельку пашет, а другой рядом кочует, барашка пасет. Сильный на чужую силу не обижается.
- Умны-ый! А как в прошлом сентябре, помнишь?
- Забыл. И ты забудь. Надо будет, - вспомнишь при случае, а сейчас зачем? Чего не бывает между своими?
