Черноволосый смуглый боец, с резко выраженной мускулатурой, будто высушенной солнцем и ветром. Обнаженный по пояс в каких-то затертых коричневых шортах. Руки были замотаны в тряпки, на каждом бицепсе — скрученная жгутом белая веревка.
Дикарь на Арене уже выполнял ритуальный танец.
Его противник — Черный Мотоциклист — был приглашен на Арену вторым…
Мотоциклист поднялся на Арену и сразу стал удивлять публику: он начал… раздеваться.
Стянул перчатки. Снял шлем… впрочем, жадно наклонившиеся к мониторам зрители оказались разочарованы — под шлемом был подшлемник, который оставлял открытой только узкую полоску глаз. А там ничего не разглядишь — черные брови, карие глаза, никаких особых примет, никаких шрамов или родинок.
Скинул ботинки. Сбросил куртку, которая, как оказалось, была надета на голое тело. И остался босиком в одних штанах и подшлемнике.
А потом Мотоциклист поднял на уровень глаз белую маску с короткими золотыми острыми рожками, золотыми глазами и обнаженными в дьявольской улыбке золотыми зубами.
Примерно полминуты Мотоциклист внимательно всматривался в яростно оскалившуюся маску, а затем надел ее прямо поверх подшлемника… И тут же стал выполнять ритуальный танец, очень-очень отдаленно напоминающий тот, что в этот момент закончил выполнять его будущий противник.
Что-то сдвинулось в окружающем пространстве, что-то изменилось… мало кто заметил, мало кто мог заметить, еще меньше было тех, кому вообще было до этого дело…
Агаард Джум Сай, сидевший в одной из лож, резко наклонился вперед, под его пальцами стали крошиться подлокотники кресла, ноздри раздулись, а глаза налились кровью…
Шакти Рахманн, сидевшая рядом, успокаивающе погладила огромную волосатую лапу… Агаард шумно выдохнул, прикрыл глаза. Он огорченно покивал головой и откинулся на спинку. Однако, его глаза так и остались крепко зажмуренными.
— Нет-нет-нет! — Шакти разозлилась и сильно ущипнула руку гиганта, дернув за волоски. — Так дело не пойдет! Ты сам сказал — ничего еще не решено!
— Обречен! — Возразил огромный бирманец. — Жена Главный пришла! Шансов — нет!
— О-о-о! — Шакти внимательно посмотрела на Арену. — Маска! А я-то думала, что это очередное маскировочное решение нашего малыша! Маска Хання! А белый цвет, кажется, свидетельствует об аристократке![23]
Агаард фыркнул, все так же, не открывая глаз, возразил:
— Не аристократка! Жена Главный!
— Первая? Вторая? — С искренним интересом спросила Шакти.
— Нет Первая. Нет Вторая. Старшая! Старшая акума!
А бой тем временем начался.
Дикарь, не дожидаясь окончания танца Мотоциклиста, атаковал, нанеся мощный удар ногой в голову. Конферансье уже покинул Арену и формально Дикарь, конечно, имел право начать поединок («формально», «имел право»… смешно звучит для «боев без правил»). Но Агаард, по-прежнему не открывавший глаз, досадливо цокнул и осуждающе качнул головой.
Мощный удар застыл в сантиметре от виска Мотоциклиста, остановленный изящно-небрежным… это даже блоком назвать было нельзя! Похожим жестом японки кокетливо прикрывают уголок рта, когда хотят сообщить подруге что-то «по секрету».
— Хо-о-о… малыш осваивает работу с внутренней энергией! — Похвалила Шакти и покосилась на соседа. — На всякий случай: я не про твоего балбеса… который только что оскорбил Старшую.
Вообще, все движения и повадки Мотоциклиста стали какими-то женственными, осторожными, легкими… кокетливыми. И вряд ли его теперь можно было назвать Мотоциклистом. Настолько хорошо вошел в роль?
— Оскорбить Старшая нельзя. Умереть после оскорбить — можно. Мелкий-мелкий — бака. Ахо! Выживет — сам убью!
Над Ареной зазвучали первые такты мелодии…
Зрители недоуменно закрутили головами, гул голосов и крики болельщиков стали стихать, будто какая-то сила заставляла людей все свое внимание направить на Арену, а не заниматься посторонними делами… включающими болтовню, хлопки и крики.
Послышался женский вокал… И голоса зрителей стихли окончательно. Будто на трибуну вышел гениальный оратор и единственным мановением руки заставил себя слушать.
— Эт-т-то что за новости? — Удивилась Шакти, прислушиваясь к музыке. — Аутентично, конечно, но — раньше во время схваток такого не было!
— Тц! Выпендрежница! — Буркнул Агаард неодобрительно… и было понятно, что имел он в виду совсем не Шакти Рахманн.
— Ого… какие слова ты знаешь!
«Старшая акума» строго под ритм музыки сделала плавный шаг в сторону. Дикарь, кажется, взбеленился — он с утробным рычанием стал осыпать ломовыми ударами ног своего противника. А тот — спокойно блокировал или уклонялся… делая это с изысканным изяществом и элегантной небрежностью. Чуть ли не кончиками пальцев… Танцевал… танцевала.
Сидящим в первых рядах стало казаться, что противник Дикаря одет в красно-черное туманное сари… Но, после пристального разглядывания (или протерев глаза), становилось понятно — примерещилось.
Никто не смог точно выделить момент, когда «Старшая акума» стала подпевать… странное то было пение — то ли хрустальные колокольчики женского смеха, то ли грохот камнепада, то ли металлический лязг, будто кто-то железной трубой скрежещет по асфальту. Вплетаясь в рычание Дикаря, пение удивительным образом сводило на нет все усилия Дикаря уничтожить своего противника.
В течение двух-трех минут Старшая спокойно уворачивалась от ударов Дикаря, заставляя того все сильнее и сильнее неистовствовать и распаляться. И, видимо, ей это надоело…
Она ладонью нанесла пренебрежительно-манерную пощечину — и Дикарь, будто бревном его снесли, улетел к ограждению и сполз вниз, слабо цепляясь пальцами за ячейки сетки…
А Старшая деланно-испуганно прижала пальчики ко рту маски…
— Артистка… — Буркнул Агаард, вглядываясь в Арену… закрытыми глазами. — Позерка…
И в тот момент, когда пальцы Старшей коснулись поверхности маски, хриплый женский голос, заставил всех присутствующих мужчин поежиться от мурашек, сладко пробежавших по телу, проскрипев «I think I did it again!»
И — не дождавшись окончания предыдущей песни — началась новая!
Характер боя изменился. Старшая стала контратаковать. Лениво уклоняясь от ударов, она больше не отступала, а вворачивалась в противника, едва касаясь того плечами, локтями, коленями и кружилась дальше в замысловатых па танца.
Можно было бы даже сказать, что ее движения воздушны и невесомы… если б после каждого касания Дикарь не отлетал на несколько метров и не сползал по сетке ограждения.
