– Это нарочно. Дон Грегорио охотно любуется своим отражением.
Кончетта нахмурилась.
– Я пошутил. Дон Грегорио святой человек. – Хорошо, что он все-таки прислушивается к словам брата. – И облечен саном.
Она кивнула в знак согласия, вытянула из кармана нитку белых опаловых четок.
– Я пришла к новенне[29], – сказала она, подняв глаза к окну-розе над алтарем.
– Новенна будет во вторник, – заметил Чиро.
– А, – откликнулась она. – Тогда я просто прочитаю «Розарий» одна.
– Не хочешь посмотреть сад? – спросил Чиро. – Мы прогулялись бы. Ты можешь помолиться в саду.
– Предпочитаю молиться в церкви.
– Но Бог повсюду. Ты же слышала об этом на мессе?
– Конечно, – улыбнулась она.
– Нет, не слышала. Ты шепталась с Лилианой.
– Ты не должен глазеть на нас.
– Зато я не глазею на дона Грегорио.
– А стоило бы.
Поднявшись с подставки для колен, Кончетта села на скамью. Чиро сделал то же самое. Он посмотрел на изящные руки Кончетты. На запястье покачивался тонкий и гладкий золотой браслет.
– Я не приглашала тебя садиться рядом, – прошептала она.
– Ты права. Как невоспитанно с моей стороны. Могу ли я сесть рядом с тобой, Кончетта Матроччи?
– Можешь, – ответила она.
Они посидели в молчании. Чиро вдруг понял, что почти не дышал с тех пор, как Кончетта вошла в церковь. Он медленно выдохнул, затем вобрал в себя дивный запах ее кожи: сладкая ваниль и белые розы. Наконец он за что-то благодарил Бога – за то, что Кончетта была так близко.
– Тебе нравится жить в монастыре? – спросила она робко.
У Чиро упало сердце. Жалость – последнее, чего он хотел от этой девушки.
– Это хорошая жизнь. Мы трудимся изо всех сил. У нас прекрасная комната. Дон Грегорио одалживает мне повозку, стоит мне только попросить.
– Правда?
– Конечно!
– Везет тебе!
– Я бы с удовольствием как-нибудь съездил в Клузоне.
– У меня там тетя.
– Да что ты! Я мог бы свозить тебя к ней.
– Посмотрим, – улыбнулась она.
«Посмотрим» Кончетты было лучше прямого «да» сотен местных девчонок. Чиро ликовал, но старался не подавать виду. Игнацио советовал сдерживаться и не показывать девушке, насколько она важна для тебя. Девушки, если верить Игги, предпочитают парней, которые их не любят. На взгляд Чиро, то была сущая бессмыслица, но он решил последовать совету Игги – возможно, так он и завоюет сердце Кончетты. Чиро повернулся к ней:
– Я бы предпочел остаться, но обещал сестре Доменике, что до обеда выполню ее поручение.
– Va bene. – Кончетта снова улыбнулась.
– Ты очень красивая, – прошептал Чиро.
Кончетта усмехнулась:
– А ты очень грязный.
– Буду куда чище, когда мы встретимся в следующий раз. А мы точно встретимся, обещаю.
Чиро встал и вышел в проход, не забыв преклонить колени. Он в последний раз взглянул на Кончетту, склонив в знак прощания голову, – в точности как монахини учили вести себя с дамой. Кончетта кивнула и повернулась к золотой дарохранительнице – той самой, на полировку которой Чиро потратил большую часть дня. Чиро прямо-таки вылетел из церкви. Вечернее солнце уже стояло низко – пурпурный пион на бледно-голубом небе. Чиро бежал через площадь к монастырю, и мир вокруг него сиял ярчайшими красками. Он распахнул тяжелую дверь, схватил пакет, который сестра Доменика приготовила для синьора Лонгаретти, и помчался вверх по склону холма.
Попадавшиеся навстречу люди здоровались с Чиро, но он ничего не слышал. Он мог думать лишь о Кончетте и долгой поездке с нею в Клузоне. Чиро представлял, какую еду взял бы в дорогу, как держал бы девушку за руку, как рассказывал бы ей о том, что у него на сердце. Его ногти были бы гладкими, круглыми и розовыми, а их ободки – белыми как снег, потому что он выскреб бы руки со щелоком. Кончетта не сводила бы глаз с Чиро, и они мчались бы вперед.
И возможно, он даже ее поцелует.
Чиро бросил пакет у двери синьора Лонгаретти. Когда он вернулся в монастырь, Эдуардо занимался в их комнате. Он посмотрел на Чиро:
– Ты бегал по деревне в таком виде?
– Оставь меня в покое. Я вычистил сегодня Сан-Никола. – Чиро рухнул на кровать.
– Видать, потрудился на славу. Вся грязь перекочевала на твою одежду.
– Ладно-ладно. Я все как следует выстираю.
– Про щелок не забудь, – посоветовал брат.
– Что на ужин?
– Жареные цыплята, – ответил Эдуардо. – Я шепну сестре Терезе о твоем усердии, и она наверняка оставит тебе добавки. Мне нужны ключи от часовни. Я закончил карточки к мессе.
Чиро протянул руку к поясу, чтобы отдать брату кольцо с ключами.
– Черт, – сказал он. – В церкви оставил.
– Так сходи за ними. Сестра попросила разложить карточки по скамьям еще до ужина.
Чиро побежал через площадь назад в церковь. После захода солнца похолодало, Чиро дрожал, жалея, что не накинул пальто. Главная дверь церкви была уже заперта, поэтому он направился к боковому входу, ведущему в ризницу, распахнул дверь…
И не поверил своим глазам.
Кончетта Матроччи была в объятиях дона Грегорио. И священник жадно ее целовал. Ее серая юбка приподнялась, обнажая гладкие золотистые икры. Она стояла на цыпочках, изящно вытянувшись. В руках священника Кончетта казалась голубкой, запутавшейся в черных зимних ветвях. Чиро перестал дышать, потом глотнул воздуха и поперхнулся.
– Чиро! – Дон Грегорио отпустил Кончетту, та скользнула прочь, как по льду.
– Я… Я оставил ключи в вестибюле. А наружная дверь была заперта.
Чиро почувствовал, что его лицо пылает.
– Ну так пойди и возьми их, – спокойно сказал дон Грегорио, разглаживая планку с пуговицами на своей сутане.
Чиро прошмыгнул мимо них с Кончеттой в церковь. Неловкость быстро сменилась гневом, а гнев – яростью.
Чиро кинулся по главному проходу, даже не подумав поклониться или преклонить колени. Добежав до вестибюля, он выхватил кольцо с ключами и тряпку из-за статуи и сунул в карман, стремясь как можно скорее вырваться из этого места. Величественная красота храма и каждая деталь, которой он так щедро уделил внимание сегодня днем, теперь ничего для него не значили. Просто гипс, краска, дерево и медь.
Чиро уже отодвинул щеколду, чтобы выйти, когда почувствовал, что дон Грегорио стоит позади него.
– Ты никогда никому не скажешь о том, что видел, – прошипел священник.
Чиро развернулся к нему:
– В самом деле, отец? Вы собираетесь издать указ? Какой властью? Вы мне отвратительны. Если бы не сестры, я бы ушел из вашей церкви.
– Не смей угрожать мне. И никогда больше не возвращайся в церковь. Ты освобожден от своих обязанностей.
Чиро шагнул вперед, вплотную приблизившись к дону Грегорио.
